Сергей Александрович - Плыви, кораблик!

• Название: Плыви, кораблик!
• Автор: Сергей Александрович
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1986

Романтическая повесть молодого автора о современных ребятах, о школе, взаимоотношениях взрослых и ребят, помощи одиноким людям, чуткости, доброте, внимании к окружающим, главном нравственном чувстве в человеке – совести.

---

– А рыжий цвет очень колоритный.

В другое время Кореньков и сам бы с удовольствием поглядел на рыжего кота. Но сейчас его интересовало другое. Завод. Где он – этот завод «Электроприбор»? Завод ведь не иголка, его сразу увидишь, если он есть. Но вокруг не было видно ни одной трубы с серым хвостом дыма, не слышалось ни железного грохота, ни шума машин. Валера опять остановился, кивнул на противоположную солнечную сторону:

– Смотрите, какой дом!

– Какой?

– Да вон тот. Совсем как терем!

Дом и правда был похож на терем-теремок. Сам красный под высокой крышей, узкие окошки в белых каменных завитках, крыльцо с широкими каменными ступенями, а перед ним ровным строем копья железной ограды. Стоял он тихий, словно нежилой. В сказках в таких теремах живут заколдованные принцессы, которых отыскивает и расколдовывает добрый молодец.

– Красивый! – Наташа тоже приостановилась, разглядывая сказочный дом. – Терем-теремок, кто в тереме живёт?

Кореньков тоже приостановился – недовольный. Конечно, Валера очень умный, никто и внимания не обратил, а он разглядел. И «кто в тереме живёт» тоже интересно. Но им сейчас нужен завод. И вдруг Борис Авдеев закричал:

– Завод!

– Где? – завертел головой Кореньков.

– Да вот же. Он и есть – этот терем! На дверях…

Над каменным крылечком за оградой из копьев не сразу можно было разглядеть стеклянную табличку с надписью: «Электроприбор». Вот так теремок с принцессой! Поди, попробуй догадайся!

А следом за оградой без всяких ворот – каменная арка двора.

Ребята быстро перебежали через улицу. Теперь уже и искать всего ничего.

– Как его фамилия, этого твоего старичка? – спросил Борис Авдеев Коренькова.

– Фамилии дядя Фёдор не сказал. Никто не помнит, говорит. Иван Иванович – и всё.

– Да-а, – протянул Боря Авдеев. – На деревню дедушке.

– Найдём, – сказала Наташа. – Главное, дом нашли.

Но дома они не нашли. Не нашли. Не потому, что плохо искали. За каменной аркой, как и говорил Коренькову Фёдор, был двор, старый московский двор со старыми тополями, на которых робко проклёвывались ещё редкой слабенькой зеленью первые листочки. А двухэтажного дома с колоннами не было. Можно было только догадаться, что ещё совсем недавно он здесь был, стоял на том самом месте, где сейчас чёрно-жёлтыми грудами корёжилась развороченная земля. Рядом лежали штабелями серые бетонные плиты, валялись какие-то трубы и над всем этим возвышался подъёмный кран.

– А домик-то тю-тю, – присвистнул Борис Авдеев. – И твой Ваня в квадрате – тоже…

Дом снесли. Это было ясно. А вот что делать дальше, не мог придумать даже очень умный Валера. Бывают такие обстоятельства в жизни, в которых бессилен самый умный человек. Они стояли и смотрели на чёрно-жёлтые груды земли, из которых кое-где торчали углы битого кирпича – остатки ещё недавно стоящего здесь дома. Но сколько ни смотри, дом заново не вырастет. Это тоже было ясно. Но всё же они продолжали стоять.

Наташа отошла от мальчишек. Где-то с краю развороченной земли на бетонной плите сидела женщина с коляской. Наташа подошла к ней:

– Тётенька, а этот дом, который тут был… с колоннами… – Наташа и сама не знала, о чём она хочет спросить, ведь и так видно, что дом снесли.

– Был тут дом с колоннами, – словоохотливо ответила женщина. Она явно скучала над своей коляской и была рада хоть с кем-нибудь перекинуться словом. – А вам он зачем?

– Мы одного человека ищем, который тут жил. Ивана Ивановича. Вы не знали его? – спросила Наташа.

– Не знала, милая, – с сожалением ответила женщина и снова спросила так же, как и про дом: – А вам он зачем?

– Мы… – замялась Наташа, не зная, как объяснить. – … Он нам очень нужен! А жильцов отсюда куда переселили, вы, случайно, не знаете?

– Да кто ж его знает. Кого куда. – И, видя расстроенное лицо девочки, добавила: – Погоди, многим дали квартиры в новом заводском доме. Это завод расширяется, новые цеха строит. Он и забрал территорию под цеха. А прежних жильцов – в свои дома. Один как раз тут, неподалёку. Двенадцатиэтажный с балконами. Внизу гастроном. Попробуйте, зайдите в домоуправление, может, вам там что-нибудь скажут про вашего человека, – посоветовала она.

– Спасибо! Большое спасибо! – радостно поблагодарила Наташа и побежала к мальчишкам.

– В конце улицы! Плиткой сиреневой облицован. Его так и зовут – сиреневый дом! – крикнула вдогонку женщина.

Сиреневый дом они нашли сразу. Он громадой возвышался над всеми другими домами, сверкая на солнце широкими окнами. Тянулся вдоль улицы, приглашая множеством подъездов. И опять они остановились – теперь уже перед этой сиреневой громадой – в полной растерянности.

– В домоуправлении надо фамилию назвать, а не Ваня в квадрате, – сказал Борис Авдеев, и он был прав.

– Пошли, – сказал Кореньков и первый отвернулся от сиреневой громадины. Молча они прошли по улице обратно, мимо красного терема, который непонятно каким образом оказался заводом, мимо рыжего кота, который по-прежнему восседал на вышитой подушке и презрительно смотрел на улицу, мимо цветочных горшков, мимо клетки с весёлой канарейкой. Оставалось только перейти площадь, спуститься в метро и разойтись по домам.

Совесть – что это такое?

Прозвенел звонок с уроков, и ребята стали радостно собирать учебники и тетради.

– Корешок! – закричал на весь класс Борис Авдеев. – Сначала ко мне, заберём кости, потом к тебе, а потом к ней!

Борька прокричал это громко, и будь это на перемене, наверное, многим было бы любопытно, куда это Авдеев с Кореньковым собираются с костями. Но сейчас все так заторопились по домам, что никто вроде бы не обратил внимания на Авдеева с Кореньковым. Только Наташа Бочкарёва догадалась, кто такая эта «она», к которой Авдеев с Кореньковым собираются идти с костями, да Света Мурзина насмешливо пропела:

– Пойдём в гости глодать кости! – За что и получила от Бориса Авдеева сумкой по спине.

Но Света не такой человек, чтобы спустить кому-то безответно. Она размахнулась ранцем и стукнула Борьку Авдеева по макушке. Борька Авдеев… Борька Авдеев не успел ответить Свете. В класс заглянула вожатая Лена.

– Света Мурзина, Наташа Бочкарёва, задержитесь, – закричала она, стараясь перекрыть общий радостный гул сборов.

– Зачем? – спросила Света.

– Насчёт вашей подшефной Анны Николаевны Полуниной, у которой мы концерт давали. Верней, насчёт её сына. Поговорить нужно. – Лена посмотрела на Коренькова, уже собравшего свою сумку, и добавила: – Ты, Кореньков, тоже задержись.

Кореньков, к удивлению Лены, не стал возражать, молча положил свою сумку на стол и сам уселся рядом. Лена хотела сделать ему замечание, чтобы не сидел на столе, но только покосилась и промолчала. А на соседний стол сел Боря Авдеев.

– А тебе что, Авдеев? – спросила Лена.

– Ничего, – сказал Борис Авдеев.

– Как ты отвечаешь, Авдеев! – строго сказала Лена.

– Он всегда так, – вставила Света.

Борис Авдеев показал Свете язык.

– Ступай, Авдеев, – сказала Лена.

– Да пусть сидит, – вступилась Наташа.

– А чего он, – заспорила Света.

– Хватит пререкаться, – сказала Лена. – Пусть сидит, если хочет. Только слезь со стола и сядь как следует, – посмотрела она на Борю Авдеева, – и ты, Кореньков, тоже. Вот что, ребята, – продолжала она, обращаясь, впрочем, не к мальчишкам, а к девочкам уже другим, деловым тоном. – Я говорила с Ириной Александровной, она советовалась с директором, и он разрешил поместить фотографию сына Анны Николаевны Полуниной, Павла, на наш стенд фронтовиков, хотя он и не учился в нашей школе. Надо попросить у Анны Николаевны его карточку.

– Не даст она, – с сомнением сказала Света.

– Даст! Даст! – закричал Кореньков.

– Даст! – закричал и Боря Авдеев.

– Не мешай, Авдеев, – сказала Лена и продолжала, обращаясь уже к Коренькову: – Лучше всего фотографию в военной форме.

– У неё нет в военной форме, – сказал Кореньков.

– А ты откуда знаешь? – закричала Света.

– Он знает, – сказала Наташа.

– А ты откуда знаешь, что он знает? – сердито спросила Света.

– А вот знаю, – упрямо проговорила Наташа.

Кореньков и в самом деле многое знал о Павле Полунине. Он знал, что Павлик, ещё когда учился в шестом классе, спрыгнул с крыши сарая и сломал ногу, его отвезли в больницу, наложили гипс. Некоторое время он пролежал в больнице, а потом всё ещё с загипсованной ногой вернулся домой и даже ходил в школу. На больную ногу нельзя было надеть ботинок, и Павлик ходил в школу – одна нога в ботинке, а другая – в папиной калоше. Теперь того сарая не было и в помине, на месте сараев стояли железные гаражи. Впрочем, мальчишки – Кореньков это видел – так же прыгали с крыш гаражей, как во времена, когда рос во дворе Павлик Полунин, прыгали с крыш сараев. И их также ругали за это. Знал Кореньков, что однажды отец Павлика Фёдор Алексеевич за ударную работу получил на заводе премию, и на эту премию Павлику купили велосипед. Велосипедов больше ни у кого не было, и все ребята во дворе по очереди катались на Пашкином велосипеде. И сломали его так, что никто не брался починить. Но Пашка не обижался на ребят. Знал Кореньков, что Павлик любил вишнёвый кисель. Кореньков и сам любил вишнёвый кисель. И когда он среди лета возвращался в Москву из лагеря на три дня между первой и второй сменой, мама всегда к его приезду варила вишнёвый кисель – целую эмалированную кастрюлю. Кореньков ел этот вишнёвый кисель все три дня. Когда мама была дома – из чашки, когда её не было – прямо из кастрюли. Из кастрюли было вкуснее. Знал Кореньков, что Павел Полунин строил корабли, что хотел стать моряком, а погиб в пехоте. И он хорошо представлял себе Павлика мальчишкой, прыгавшим с крыши сарая и катающимся на велосипеде по двору и по Гвардейскому переулку, который тогда ещё не назывался Гвардейским, а как-то по-другому. Юношей-старшеклассником в распахнутой у ворота рубашке с короткими рукавами. И даже представлял его себе в военной форме, хотя такой карточки у Анны Николаевны не было. Не мог он себе представить только одного – да и никогда не думал об этом, – не мог себе представить, что Павлик Полунин, если бы он не погиб, а вернулся с войны, был бы теперь не молодым парнишкой, а уже пожилым человеком, о которых и говорят – ветеран. Для Коренькова, так же как и для Анны Николаевны Полуниной, Павлик навсегда остался молодым. Ничего этого Кореньков, конечно, не говорил. Он даже не думал, что думает об этом. Сказал он только, что у Анны Николаевны нет карточки Павлика в военной форме.