Сергей Александрович - Плыви, кораблик!

• Название: Плыви, кораблик!
• Автор: Сергей Александрович
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1986

Романтическая повесть молодого автора о современных ребятах, о школе, взаимоотношениях взрослых и ребят, помощи одиноким людям, чуткости, доброте, внимании к окружающим, главном нравственном чувстве в человеке – совести.

---

– Уф, – вздохнула Света и даже, согнув спину, поболтала руками, будто сбросила с себя тяжёлую ношу. – Ну и бабка. Прямо Баба-Яга, костяная нога.

Наташа ничего не сказала, только подумала, что её собственная бабушка, к счастью, совсем другая: весёлая, говорливая, всё время хлопочет и всех привечает. А Кореньков не подумал ничего. Он был так занят другими мыслями, что даже не подразнил Свету Мурзину, хотя момент для этого был вполне подходящий.

Незваный гость

Ирина Александровна всегда смотрела строго и, чуть что, стучала по учительскому столу ручкой. Может быть, это происходило потому, что Ирина Александровна была маленькая и тоненькая. Она ходила на высоких каблуках, а на голове у неё возвышался холмиком узел тёмных волос. Но всё равно, когда она стояла рядом с ребятами, видно было, что даже многие четвероклассники и те на полголовы выше её, а некоторые – так и на целую голову. Правда, когда Ирина Александровна объясняла урок, и её чёткий голос будто волна за волной накатывался на класс, никто из ребят и не замечал, что их учительница такая маленькая и тоненькая. Но всё равно, Ирина Александровна часто подходила к столу и стучала ручкой. Вот и сейчас она постучала и окликнула:

– Кореньков! Ты меня слушаешь или мечтаешь о чём-то?

– Слушаю, – вскочил Кореньков. По правде говоря, он не очень слушал, о чём рассказывала Ирина Александровна. Но ведь не скажешь учительнице: «Нет, я Вас не слушаю, я мечтаю». Впрочем, Кореньков и сам не осознавал, что он мечтает. Он думал, что он просто думает. А может, так оно и было. Ведь раздумья от мечтаний отличить очень трудно. А думал Кореньков… Ну о чём может думать человек, да ещё такой, как Кореньков, даже очень внимательному наблюдателю сказать было бы нелегко. Вот только что думал об одном, теперь – совсем о другом. А потом вдруг, ни с того ни с сего, вспомнил о кораблике, стоявшем на полке там, в квартире по Гвардейскому переулку, где он был с девчонками. Вспомнил и будто заново увидел этот кораблик – гордый фрегат с тремя мачтами и надписью «Паллада» на борту. И увидел его не на полке, а на воде. Увидел, как фрегат, подгоняемый ветром, распустил свои белые паруса и бежит, рассекая волны. Куда он бежит, Кореньков ещё не придумал – помешала Ирина Александровна. И он перестал думать о фрегате, а попытался слушать то, что объясняла Ирина Александровна. Собственно говоря, слушал он не очень внимательно. Зато всем своим видом показывал, что слушает. Сел попрямее, как учила Ирина Александровна, и уставился на учительницу. Он уже давно усвоил, что учителя любят, когда ты на них смотришь. Вот он и сел попрямее и смотрел на Ирину Александровну. Отчего же не посмотреть?

После уроков они возвращались домой уже втроём: Кореньков, вертлявый с веснушками Борис Авдеев и маленький кудрявый Валера. Валера говорил:

– В двухтысячном году автомобилей не будет.

– Что же, пешком все будут ходить? – заспорил Борис Авдеев.

– Нет, электромобили будут, не на бензине.

– А ты откуда знаешь? – сказал Борис Авдеев.

– Знаю, – сказал Валера и добавил: – А может, они будут не ездить, а летать.

– Здорово! – сказал Борис Авдеев. – Мой папка водитель автобуса. Так он говорит, очень нервная работа – пешеходы под колёса так и лезут. А если автобус летающий, попробуй полезь!

– В двухтысячном году люди будут летать и на Венеру, и на Марс, – сказал Валера. Помолчал и добавил: – И зверей не будут убивать. И вообще животных.

– Каких животных? – поинтересовался Авдеев.

– Всяких.

– А мясо? – деловито спросил Боря Авдеев.

– Мясо будет искусственное. Синтезированный белок.

– А зачем же их тогда разводить, животных? – заспорил Борис. – Ну, корова или коза молоко даёт, овца – шерсть. А свинья? У бабушки в деревне каждый год кабана откармливают, а этот твой… как его… белок…

– Да он по вкусу будет не хуже кабана, – сказал Валера.

– А ты откуда знаешь? – недоверчиво сказал Борис Авдеев.

– Знаю, – сказал Валера.

Кореньков слушал, как они спорили, но сам в спор не вступал, хотя и был на стороне Валеры. Просто он не умел так складно говорить, как Валера. Валера, он человек такой – всё на свете знает. Даже Ирина Александровна иной раз, когда Валера задаст какой-нибудь вопрос, задумается и скажет: «Интересный вопрос. Только сейчас не время, а вот после уроков поговорим с тобой». А Борьке Авдееву всегда лишь бы спорить.

Они медленно брели по улице. Было много прохожих. Ни автомашины, ни троллейбусы, ни автобусы ещё не летали, а мчались по дороге, и у перекрёстка пришлось долго стоять и дожидаться, пока на светофоре загорится зелёный человечек. На другой стороне Валера махнул рукой: «Привет!» – и исчез в метро. Боря Авдеев тоже вскоре свернул к своему дому. Кореньков пошёл дальше по переулку, и тут путь ему преградила большая лужа. Кореньков посмотрел на лужу, и вдруг перед ним опять будто откуда-то из глубины выплыл трёхмачтовый белопарусный фрегат.

Стандартная двухкомнатная квартира блистала той угрожающей чистотой, которая бывает у очень рьяных хозяек. Только маленький письменный стол представлял собой полный диссонанс с остальной обстановкой. Он раздражающе и нагло утверждался в своём праве на жизнь иную невообразимым хаосом, словно бросал вызов этой вылизанной квартире. На нём вперемешку валялись учебники и тетради, деревяшки, железки, молоток, пила, ножик и прочие нехитрые инструменты. На освобождённом краешке стола стоял свежевыструганный корпус кораблика, и Кореньков сосредоточенно возился с ним. Кому-нибудь этот кораблик, наверное, показался бы неуклюжим, но Коренькову он нравился. По правде говоря, ему нравился каждый корабль, который он мастерил, и нравился до тех пор, пока он его делал. Никто не будет делать то, что ему не нравится, если, конечно, его не заставят. А Коренькова строить корабли никто не заставлял. Напротив, как только он принимался за работу, на его пути вставали препятствия, и зачастую весьма серьёзные. Случалось даже, что он – человек весьма мужественный – плакал от несправедливых обид и бессилия, отстаивая своё право на эту самую работу. Сегодня работа спорилась, и Кореньков трудился самозабвенно и только изредка распрямлял усталую спину.

И опять-таки в эти минуты отдыха ничто дурное не беспокоило его. Напротив, иной раз перед ним выплывал фрегат «Паллада», вызывая почему-то неосознанное чувство радости. Нет, Кореньков и не думал сравнивать свой кораблик с бело-парусным фрегатом, как не сравнивает свои картины начинающий художник с полотнами знаменитых мастеров. И как начинающий художник ощущает потребность восхищённо взирать на потрясшее его душу чужое мастерство, так и Кореньков испытывал желание ещё разок взглянуть на белопарусный фрегат.

В передней стукнула дверь, и Кореньков сразу почувствовал себя виноватым. Он часто чувствовал себя виноватым. Стоило кому-нибудь из учителей сказать «Кореньков», как у Коренькова словно натягивалась внутри тугая холодная резина. Её хотелось ослабить, разорвать. Кореньков независимо вскидывал голову: «А чего я сделал?»

Вот и теперь, как только вошла мама, Кореньков почувствовал, как натянулась в нём эта резина. Перед мамой он тоже всегда чувствовал себя виноватым.

Во-первых, стол. Раньше мама сердилась и кричала, случалось, разнервничавшись, даже ломала и выбрасывала с таким трудом добытые материалы, уже готовые части кораблей. «Не понимаю, неужели так трудно убрать свой стол?» – горестно спрашивала она после ссоры, когда оба искали примирения. Кореньков и сам не понимал – трудно ему или нет. «Всё твоя лень и неаккуратность», – так же горестно вздыхала мама. Кореньков тоже горестно вздыхал, не спорил. Сам готов был согласиться – лень и неаккуратность. Но вообще-то он не был ленивым. Разве ленивый человек будет в который раз строгать шпангоут, который раз – и хрупнул в руке именно в тот момент, когда уже почти готов, и всё надо начинать сначала? Разве неаккуратно был зашкурен корпус кораблика и не точно, каждая на своём месте, вставлены мачты? А стол… «Закончил – убери!» – говорила мама. Но что значит – закончил? У той работы, которую делал Кореньков, никогда не было конца. В последнее время мама больше не ругала его, не кричала. Только изредка в какую-нибудь из суббот, занявшись уборкой, сама рассовывала по ящикам всё, что лежало на столе, и вытирала пыль. Кореньков потом долго искал нужные вещи, вытаскивая их одну за другой, пока они не оказывались на столе.

Итак, во-первых, был стол. Было ещё и во-вторых, и в-третьих, и в-четвёртых, и… Вот и сейчас, как только хлопнула входная дверь, Кореньков, словно его стукнули по голове, отчаянно пытался вспомнить: велела ли мама сегодня утром купить хлеба или это она велела вчера. Вчера он не купил. И не потому, что это было так уж трудно – добежать до булочной. Мало ли он носился по двору, пока гоняли клюшками шайбу. И кирпичи, сваленные для ремонта котельной в углу двора, они с ребятами перетащили за дом, когда строили крепость. Кореньков даже все руки ободрал и зашиб ногу. А вот хлеба не купил. Просто из головы вылетело за всеми делами.