Лариса Васильева - Бессонница в аду

• Название: Бессонница в аду
• Автор: Лариса Васильева
• Жанр: Современная проза

Простую домохозяйку случайно похищают вместе с несколькими девушками. Девушек везут в закрытое учреждение для развлечения сотрудников этого центра, а Марию и еще двух пожилых женщин решили использовать для других целей — они должна стать подопытными кроликами при отработке новых технологий омоложения. До этого времени все проводимые здесь эксперименты на людях заканчивались плохо, с летальным исходом.

Мария дважды пытается бежать из Центра, ее возвращают. Казалось бы, участь женщины решена, но… случилось невероятное: руководитель проекта Хан, жестокий полновластный хозяин всего центра, влюбляется в нее.

У Марии появляется шанс прожить вторую жизнь.

---

— В смысле — убить? — недоверчиво спросила Мария.

— Ну, если до этого дойдет, то да. Мне, знаешь ли, нравится владеть жизнью и смертью людей… Хотя я еще никого не убил в нормальном состоянии… А нашим «спонсорам», как нынче выражаются, нужны только мои разработки и соблюдение тайны, остальное их не интересует. Поэтому здесь уделяют такое внимание секретности. Выезжать отсюда позволяют далеко не всем врачам и спецам-ученым. И все сведения о проделанной работе тоже отправляю только я, остальные никакой связи с внешним миром не имеют… Олег только, пожалуй, исключение, но у него явно особые полномочия. Так что, все остальные, и высший эшелон, и младший научный персонал, и охранники — это те же заключенные, причем вполне возможно, смертники. Они получили большие деньги и пожизненно обеспечили свои семьи… И родне уже сообщили об их внезапной смерти, так что они вычеркнуты из списков живых.

— Ваши охранники выезжают отсюда, это же они нас привезли… Долго, что ли, купить мобильный телефон или просто сбежать?

— Выезжают не все, только самые проверенные, а телефоны здесь глушат, и сбежать отсюда никто не сможет. У нас собраны подробнейшие сведения о семьях всех сотрудников, которые продались сюда ради своих ближних… На счета их родственников перечислялись большие деньги, значит, они ими дорожат, любят их и не захотят рисковать жизнью своих близких. Сюда брали тех, кому есть кого беречь или, в крайнем случае, кому некуда бежать. А в случае измены возмездие наступает незамедлительно. Так что они живут, пока я жив и пока я этого хочу.

— А что, вы не заменимы? А может, все-таки найдут другого и на ваше место…

— Такого не найдут. Но, возможно, ты и права, когда-нибудь кого-нибудь посадят на мое место, может быть, нынешние мои помощники смогут меня заменить, есть среди них очень умные люди…

— Зачем же нас сюда привезли, набрали бы людей, как раньше, из тюрем?

— Так сейчас везли не подопытных кроликов, а жен для персонала. Зачем же нам зэчки? Нужны были молодые, красивые, здоровые девушки. А вас троих просто попутно прихватили — поленились ребята, надо было в стардом заехать и купить какую-нибудь дряхлую старушку, а они вас… Не повезло вам.

— Купить старушку? Ну и ну! Мы с вами словно из разных миров… И вам не жалко нас, людей, на которых ставят опыты? Во всем мире запрещают испытывать лекарства даже на животных, а вы на нас…

— Жалко? Не помню, чтобы меня кто-то хоть раз в жизни пожалел… А если я сейчас вдруг выздоровею, то меня все равно убьют, как только я решу поставленную передо мной задачу. Никто никого не жалеет… И потом, всегда новые медицинские достижения испытывались на людях. И уж лучше так, чем, скажем, выпускать непроверенное лекарство, подвергая риску десятки, сотни, тысячи людей. А когда испытывали первую атомную бомбу, слышала наверно, как на радиоактивную территорию загнали солдат?..

— Демагогия…

— Да ладно тебе, не злись…

Марию поражала легкость, с которой он распоряжается чужими жизнями, не проявляя при этом никакого стеснения, не испытывая никаких угрызений совести. Говорит с ней так, словно ей не умереть предстоит, а глотнуть прокисшего молока, проверяя — прогоркло или нет, — ну неприятно, но ничего страшного…

Постепенно Мария свыклась с новыми условиями жизни, но далось ей это тяжело: она еще больше похудела, подурнела, появилось больше морщин. Старалась в зеркало вообще не смотреть. Теперь бы и домашние ужаснулись, увидев ее. Мало того, что морщинок прибавилось, так и руки — ноги стали такими тощими, дряблыми, что казалось, плоть отстает от костей, так все отвисло. Может быть, и ей незаметно дают этот препарат старости? И ночью она спросила об этом Хана. — Тебе ничего не давали. А ты разве похудела? Мне кажется, ты такая и была…

А Надя совсем сморщилась, высохла, а вскоре впала в слабоумие, и для нее это, пожалуй, было и лучше, по крайней мере, она не осознавала, что скоро ее жизнь оборвется. Информация о действительной причине ее быстрого угасания просочилась в женскую среду, и девушки теперь еще больше шарахались от Хана и смотрели на него с нескрываемым страхом. Надя умерла когда наступило лето. И долго еще женщины вспоминали Надю, как она, раскрасневшись, носилась по коридорам, и от ее большого сильного тела веяло жаром. «Боже мой, вся ее взрослая жизнь прошла в этих коридорах за какие-то три месяца…», — ужасались они. Нади не стало, а пожилые женщины все еще ожидали своего часа…

Шуре явно доставляло удовольствие командовать помощницами, доходило до нелепостей: Мария собиралась чистить картошку и хотела набрать теплой воды, но повариха категорически запретила брать теплую, якобы, картошку можно мыть только холодной. Интересно, думала Мария, а там, где жара сорок градусов, что, воду для мытья картошки ставят в холодильник? Да, Шура была хорошей поварихой, хотя бы потому, что знала сотни способов, как порезать эту самую картошку, и Мария еще ни разу не угадала нужный, а Шура при этом каждый раз подчеркивала полное ничтожество своей помощницы.

Маша продолжала драить кастрюли и полы, а ночью, не выдерживая храпа соседок, выбиралась из комнаты. Но пришло время, и она привыкла и к храпу, и Галининому ночному бормотанию, стала крепче спать. Женщина свыклась с положением смертницы, исчез панический ужас, который она постоянно испытывала первое время, когда ей все время казалось, что, вот, пришли за ней. Идя по длинному коридору, она уже не оглядывалась поминутно, словно ожидая увидеть за спиной свою смерть. Мария уже не думала беспрерывно о предстоящем эксперименте и не анализировала свою жизнь, бессознательно ища в прошлом причины своего нынешнего положения, словно этот ад, в который она попала, уготован ей был в наказание. Вечный вопрос «за что?!» так и остался без ответа, — может быть, там где-то и есть справедливый судия, но не в этой жизни.

В начале лета Мария отметила, что Хан стал еще более агрессивным, ожесточенным. Она, по складу своего характера, не могла выносить, когда рядом с ней люди беспричинно злятся, раздражаются, и все пыталась как-то смягчить своего хозяина. Он все чаще морщился от головной боли, и она теперь почти каждую ночь подолгу массировала ему шею, плечи, спину и голову. За прошедшие месяцы руки у Марии от долгих тренировок окрепли, стали сильнее. Теперь сеансы массажа удлинились, это хорошо действовало на Хана, ненадолго снимало боли.

Эти их ночные посиделки в холле должны были заметить все — через коридор время от времени проходили дежурившие охранники, они с опаской и удивлением поглядывали на беседующих и потом должны были рассказывать об этом другим обитателям корпуса, а также своим женщинам. Но, по-видимому, ребята здесь не болтливые, никто не интересовался, кроме Ирочки и Гали, о чем же беседуют всемогущий Хан и его будущая жертва. Но и та, и другая, в сущности, в откровениях Марии не нуждались.

Если Мария засыпала крепко и не выходила в холл, Хан бесцеремонно заходил в их комнату в любое время ночи, включал свет, и, когда она открывала глаза, кивал ей на дверь. Мария покорно вставала и брела на свою ночную вахту. Иной раз Хан был не в настроении, и тогда они не разговаривали, только пили молоко и расходились спать, частенько же беседы затягивались, они сидели вдвоем час, другой. Но всегда, непременно, он требовал ее присутствия. И она продолжала нести свою ношу в одиночку, при этом для нее ничего не менялось. Потом ему надоело будить ее, и он как-то недовольно спросил:

— Что это ты сама не выходишь?

— Устаю днем на кухне, крепко засыпаю…

— Ты же мне рассказывала, как работала дома: днем на службе, утром и вечером на кухне и еще вроде бы, успевала с сыном заниматься, сидела чуть ли не до утра. А тут та же самая кухня, только на службу не надо идти, и вечера свободны…

— Да ведь я рассказывала о том времени, когда была моложе. А сейчас я плохо себя чувствую, сил нет. Постарела быстро… Да и дома никогда раньше так много физически не работала — в саду возилась только для удовольствия, а тут это бесконечное мытье посуды просто изматывает: ваша Шура требует, чтобы все сковородки и кастрюли блестели, попробуй, перетри их…

Вскоре после этого разговора она опять не вышла в холл. В эту ночь всех разбудил выстрел, оглушительно прогремевший в пустых гулких коридорах. Все женщины в Машиной комнате проснулись, сели на кроватях, испуганно поглядывая друг на друга. Мария встала и приоткрыла дверь в коридор, и тут же к ним в комнату скользнул Олег Аркадьевич.

— Что это там? — спросила она.

— Шеф, кажется, кого-то убил. Наверно, не повезло охраннику…

— За что он его?

— Ни за что. Приступ у Хана. Черт, надо подойти к нему, забрать пистолет, пока он тут всех не перестрелял… У него же такие адские боли, что никакие обезболивающие не помогают.

— Тут же все медики, что же ему никто не поможет?