Николай Асанов - Украденная душа

• Название: Украденная душа
• Автор: Николай Асанов
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1961

---

Шофер вывел машину на какой-то проселок, и она пошла, отсчитывая километры так, что у нас зарябило в глазах от придорожных распятий, мадонн с младенцем и без младенца, телеграфных столбов и тополей…

4

Подъем на Громовицу отложили еще на один день. Метеоролог после обеда исчез. Зина ходит мрачная, надутая. Когда Володя спросил у нее, где Довгун, она ответила с вызовом:

— Он не захотел дожидаться вместе с вами тут второго пришествия и пошел один…

Что-то в ее словах резануло мой слух. Как будто она говорила с чужого голоса. Современные студенты мало знают библию и не пользуются такими оборотами речи.

Сиромаха и я лечим руки. От непривычки к веревочным лестницам мы так ободрали ладони, что Володя всерьез отказывается взять меня на Громовицу. О Сиромахе он молчит.

Никогда раньше я не думал, что у меня появится такое пристрастие к альпинизму. До сих пор у меня кружилась голова на лестничной площадке второго этажа. А сейчас я обижаюсь на Володю и даже перестал с ним разговаривать. Если бы я знал, что Довгун пойдет один, честное слово, попросился бы с ним.

Дело в том, что мы уже всё знаем о монастырском ските на Громовице, Он построен лет триста назад и является особо доходной статьей монастыря, хотя посещается богомольцами только в летние месяцы. Скит известен и как исторический памятник. Во все прошлые войны скит был хранилищем монастырской казны и убежищем для монахинь. В сказаниях о чудесах, связанных с монастырем Пресвятой Девы, — а у какого уважающего себя монастыря нет своих сказаний о чудесах? — постоянно упоминается о том, как те или иные вороги пытались достичь скита и как они терпели неудачу. Иногда богоборцев останавливали бури, в другой раз постигала слепота, в некоторых случаях сама Громовица вступалась за святых сестер и обрушивала на насильников обвалы и лавины. На самом же деле скит, кроме подаяний от верующих, приносит монастырю и другой доход. В нем живут пастухи монастыря, и там же летом содержится большое овечье стадо. На зиму пастухи спускаются с горы в низины, а когда оттаивают полонины — альпийские луга, — в скиту ставят овечьи кошары, там делают брынзу и сыр, заготовляют мерлушку, дубят овчины. Это хозяйство, по свидетельству облисполкома, приносит монастырю такой доход, какой не всякий совхоз ухитряется взять от своих стад.

Скит расположен примерно на половине подъема. Все туристские и альпинистские группы обычно останавливаются в скиту перед последним рывком. Здесь они устраивают и свои вспомогательные базы.

Сейчас дорога в скит еще закрыта снегами. Но на лошадях туда можно добраться. По-видимому, Софью увезли в скит пастухи, которые порой спускаются в монастырь за продуктами. Выше скита расположена только метеостанция, но она недалеко от скита; дальше начинается самый трудный подъем к вершине Громовицы. Но именно за трудность и избирают альпинисты Громовицу для своих тренировочных походов.

Все мы жалеем, что Довгун ушел, не поговорив с нами. Он человек местный и мог бы произвести разведку в скиту, не вызывая подозрений. Теперь нам придется все делать самим.

Расчет у нас простой: мы, чтобы не вызывать никаких подозрений, идем на Громовицу не по дороге, а тем путем, каким обычно поднимаются альпинисты: в лоб, потом поворачиваем на главный маршрут и останавливаемся в скиту. В скиту остается вспомогательная группа экспедиции: Сиромаха, Зимовеев и я. Володя со своими альпинистами идут на вершину Громовицы. Мы разыскиваем послушницу, готовим ее к бегству, а когда альпинисты вернутся с Громовицы, уводим Софью с собой. Она заявляет при свидетелях, — а их окажется почти десяток, — что желает покинуть скит и монастырь, и тогда ни пастухи, ни монахини, которые ведут хозяйство в скиту, не осмелятся помешать нам. В крайнем случае мы пригласим в свидетели и работников метеостанции. Тем более что на метеостанции есть радио, мы всегда можем связаться с городом…

Так выглядит наш план.

Но сегодня Громовица курится туманом, и нам немного страшновато за Довгуна, который рискнул идти один под такой туман, а может быть, и снегопад. Во всем остальном мире светит солнце, а вот гора стоит темная, угрюмая, и кажется, что она постепенно отдаляется от города.

Спать я ложусь с тяжелым сердцем.

Утром ко мне врывается Сиромаха. Он размахивает синим бланком радиограммы.

— Ура Довгуну! — кричит он. — Дошел! Дошел бродяга! Вот прогноз! — Он швыряет бланк на стол, бросается к окну, отдергивает штору. — Да что прогноз, — кричит он, — посмотрите на Громовицу!

Не успев завязать шнурки на ботинках, я бросаюсь к окну. Громовица видна во всем блеске.

Сиромаха принимается танцевать под неслышимую для меня музыку. Да я и сам, кажется, готов танцевать. Под окном слышны бодрые голоса альпинистов. Они снимают и увязывают палатку. Мне не терпится пойти помочь им. Но Сиромаха уже командует:

— Товарищ наблюдатель, к столу! Завтрак подан! Ребята уже поели!

Я подчиняюсь этому новому для меня ритму жизни, где на размышление не остается времени, требуется только действие, и шагаю за геологом через две ступени лестницы, будто от секунды промедления может зависеть жизнь.

Зимовеев уже в буфете. Завтрак заказан такой обильный, что я ужасаюсь. Давно уже я не ел за завтраком мясо, сало, ветчину, не пил ничего крепче чая. А тут…

Но Зимовеев не дает мне поразмыслить. Он наливает полные рюмки сливовицы, поднимает свою и весело говорит:

— За успех!

Такой тост не пропустишь без ответа.

А за окном уже шумит грузовая машина. Это Володя позаботился о том, чтобы мы не выдохлись на первых километрах. Даже голос Зины сегодня звучит музыкой. Может быть, оттого, что ей надоело бездействие, а может быть, она надеется на встречу с Довгуном?

Но мне не хочется сегодня думать о людях дурно.

Через полчаса мы все сидим в машине. По бокам в открытом кузове поставлены скамейки. Сначала мне предложили сесть с шофером. Из уважения к моей взрослости. Я уступил это место Зине. Но Зина тоже не пожелала расставаться со спутниками. В конце концов в кабину усадили Зимовеева, а мы сидим наверху и поем песни. Собственно, поют развеселившиеся альпинисты, мы с Сиромахой можем только подтягивать, так как песни у альпинистов свои, необычные, о подъемах и о товарищеской выручке, о кострах и о разреженном воздухе, о любви к горам и о коварных пропастях…

Но вот и мы, наконец, усваиваем необычные мотивы и слова, и скоро наши голоса тоже вплетаются в хор. Пожалуй, мы, новички, поем даже более страстно, нежели сами альпинисты:

Солнце скрылось за горою,
Над долиной всходит месяц серебристый,
А вечернею порою
Возвращались из похода альпинисты…

Сиромаха поет тоненьким тенорком-подголоском. Ему нравятся эти ребята, безоговорочно согласившиеся помогать, хочется быть похожим на них, вот он и заливается:

Много дней они бродили,
Штурмовали неприступные вершины,
Перевалы проходили,
Попадали даже в снежные лавины…

Меня в этих песнях больше привлекают необычные слова и их сочетания. Поэтому я выделяю их своим малопригодным для «спивания» баском:

Через трещины мосточком,
По-пластунски, чуть дыша, переползали
И, свернувшися комочком,
В ночь на стенке дробь зубами выбивали…

Больше всего нам нравится печальная, протяжная песня о ночлеге на мокром бивуаке. Мы дружно подтягиваем:

Сижу и всю-то ночь страдаю,
Темно вокруг, и грустно мне.
А струйки мутные так медленно сползают
За воротник и по спине…
Зачем оставил я штормовку,
Палатку теплую не взял?
Попал я, бедненький, на мокрую ночевку,
И холод косточки мои пробрал…

Машина режет синий весенний воздух, мимо опять мелькают тополя, распятия, статуи мадонн с младенцем на руках — все атрибуты прикарпатской дороги. А слева и справа уступами поднимаются уже начинающие зеленеть поля, покрытые первым пухом зелени сады, крашенные красным из-за черепичных крыш села. Мы едем по впадине между двух горных, размытых временем и давно уже сглаженных хребтов, а впереди, как сияющее белое облако, стоит Громовица, почти не приближаясь.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Между летом и зимой. — Пещера в горах. — Довгун действует. — Мы слышим стон. — «Это он убил моих родителей!» 1

До сих пор мое отношение к альпинизму можно было бы проще всего передать стихами одного детского поэта:

Умный в гору не пойдет,
Умный гору обойдет…

Но поэт, написавший эти строки, в конце концов разуверился в справедливости этой точки зрения. То же самое произошло со мной.