Марк Твен - Принц и нищий [Издание 1941 г.]

• Название: Принц и нищий [Издание 1941 г.]
• Автор: Марк Твен
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1941

Издание третье, 1941 г.

Перевели с английского К. Чуковский и Н. Чуковский.

Главы I–XVI — перевод К. Чуковского. Главы XVII–XXXIII перевод Н. Чуковского.

Рисунки Эдвард Кэмбл. Переплет В. Зенькович.

---

Изумленный принц приподнялся было с пола, но острая боль от побоев привела его в себя, и он со стоном упал назад, на грязную солому.

— Увы! Значит, это не было оном! — воскликнул он.

Все его тревоги и печали, о которых он совсем позабыл во время глубокого сна, снова вернулись к нему; он вспомнил, что он уже не любимейший сын короля, на которого с обожанием смотрит народ, но нищий, отверженный, покрытый лохмотьями пленник в конуре, пригодной для животных, в обществе воров и попрошаек.

Среди этих грустных мыслей он не сразу расслышал веселые крики. Они раздавались поблизости — у одного из соседних домов. Через минуту в дверь громко постучали. Джон Кэнти перестал храпеть и крикнул:

— Кто там стучит? Чего надо?

Чей-то голос ответил:

— Знаешь ли ты, кого уложил ты дубинкой?

— Не знаю и знать не желаю.

— Скоро запоешь другую песню. Если хочешь спасти свою шею, беги: только бегство может спасти тебя. Человек этот уже умирает. Это наш поп, отец Эндрью.

— Господи, помилуй! — крикнул Кэнти.

Он разбудил всю семью и хрипло скомандовал:

— Вставайте живей и бегите! Если вы останетесь тут, вы пропали.

Пять минут спустя все семейство Кэнти уже мчалось по улице, спасая свою жизнь. Джон Кэнти держал принца за руку и тащил за собою по темному переулку.

— Смотри, сумасшедший дурак, держи язык за зубами и не смей произносить наше имя. Я выберу себе новое имя, чтобы сбить с толку этих собак, полицейских. Говорю тебе, держи язык за зубами!

То же самое он внушил и всей остальной родне.

— Если нам случится расстаться, пусть каждый идет к Лондонскому мосту и, как дойдет до крайней лавки суконщика, пусть там поджидает других. Потом мы пойдем все в Саутворк.

В ту минуту семья Кэнти неожиданно вступила из тьмы в область яркого света и очутилась среди шумной толпы, собравшейся на берегу реки. Толпа пела, плясала, кричала; вверх и вниз по всей Темзе на набережной горели костры; Лондонский мост был весь иллюминован, и Саутворкский мост тоже. Вся река сверкала разноцветными огнями; поминутно с треском лопались ракеты, взвиваясь к небу, и с неба сыпался дождь ослепительно ярких искр, почти превращавших ночь в день. Всюду виднелись толпы пирующих; казалось, весь Лондон охвачен весельем.

Джон Кэнти отвел душу ужасным ругательством и скомандовал своим спутникам воротиться опять в темноту, но было уже поздно. И он, и его семья были поглощены кишащим человеческим ульем и безнадежно разлучены друг с другом.

Джон Кэнти продолжал крепко держать за руку принца. Сердце мальчика радостно забилось в надежде на избавление.

Стараясь протиснуться сквозь толпу, Кэнти сильно толкнул какого-то дюжего лодочника, разгоряченного выпитой водкой, и тот своей огромной ручищей схватил его за плечо.

— Куда ты так торопишься, друг? Зачем грязнишь свою душу какими-то ничтожными делишками, когда у всех добрых людей и верноподданных его величества — праздник?

— Не суйся в чужие дела, — грубо отрезал Кэнти. — Убери руку и дай мне пройти.

— Нет, брат, коли так, мы тебя не пропустим, пока ты не выпьешь за здоровье принца Уэльского. Это уж я тебе говорю: не пропустим, — сказал лодочник, решительно загораживая ему дорогу.

— Так давайте чашу, да поскорей, поскорей!

Тем временем этой сценой заинтересовались другие гуляки.

— «Чашу любви»! «Чашу любви»! — закричала толпа. — Заставьте этого грубого плута выпить «Чашу любви», иначе мы его бросим на съедение рыбам.

Принесли огромную «Чашу любви»; лодочник взял ее за одну из ее рукоятей и, поднимая другою рукою конец воображаемой салфетки, поднес ее, как полагалось по обычаю, Джону Кэнти, который взялся одной рукою за другую рукоять, а другой должен был снять крышку, как велит древний обычай.[16] Таким образом, ему пришлось на секунду выпустить руку принца. А тот, не теряя времени, воспользовался этим, нырнул в целый лес человеческих ног, окружавший его, и был таков!.. Через минуту найти его в этом живом, волнующемся море было бы так же трудно, как найти монету, брошенную в Атлантический океан. Принц очень скоро постиг, что дело обстоит именно так, и поспешил заняться своими собственными делами, не думая больше о Джоне Кэнти. И другое стало ясно ему: а именно, что город чествует вместо него — самозванного принца Уэльского.

…и был таков.

Из этого принц мог вывести только одно: что маленький нищий, Том Кэнти, умышленно воспользовался преимуществом своего необычайного положения и бессовестно захватил его власть.

Оставалось последнее средство: разыскать дорогу в ратушу, явиться туда и обличить самозванца. Принц тут же решил, что Тома нужно повесить, утопить и четвертовать по тогдашнему закону и обычаю, как виновного в государственной измене.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В ратуше.

Королевский баркас, в сопровождении блестящей флотилии, величаво скользил вниз по Темзе, среди путаницы иллюминованных лодок. Воздух был переполнен музыкой; реку окаймляли потешные огни; далекий город весь был окутан мягким, лучистым заревом от бесчисленных, но невидимых отсюда костров; над ним высились стройные шпили, усеянные искрящимися звездами; издали эти шпили были похожи на длинные копья, разукрашенные драгоценными камнями. На всем пути флотилию приветствовали с берегов неустанные хриплые крики и несмолкаемые пушечные выстрелы.

Тому Кэнти, утопавшему в шелковых подушках, эти звуки и это зрелище казались чудом, несказанно великолепным, поразительным. Но на его юных приятельниц, сидевших с ним рядом, на принцессу Елизавету и лэди Джэн Грей, это не производило никакого впечатления.

Добравшись до Даугэта, флотилия поплыла вверх, свернула в Бэклерсбери по прозрачным водам Уолбрука (русло которого вот уже два столетия засыпано и погребено под целыми акрами зданий), мимо ярко освещенных домов и мостов, усеянных толпами веселых зевак, и наконец остановилась в бассейне, где ныне находится пристань, в самом центре древнего лондонского Сити. Том вышел на берег со своею блестящею свитою, миновал Чипсайд и после короткого перехода по Старой Джури и по улице Бэзингхолл добрался до ратуши.

Том и его спутницы были встречены с подобающей церемонией лорд-мэром и отцами города в парадных пурпуровых мантиях и с золотыми цепями на шее; их повели через большой зал к королевскому столу, помещавшемуся под роскошным балдахином; впереди их шли герольды, которые возвещали о их прибытии и несли городской жезл и меч. Лорды и лэди, назначенные для того, чтобы прислуживать Тому и двум принцессам, стали у них за креслами.

За другим столом, пониже, сидели царедворцы и другие знатные гости вместе с магнатами Сити; члены палаты общин расположились за отдельными столиками, расставленными во множестве в другой части зала. Гигантские статуи Гога и Магога[17] — старинных стражей города — равнодушно смотрели с высоты своих пьедесталов на это обычное для них зрелище. Много забытых поколений сменилось у них на глазах. Затрубили в трубы, герольд возвестил о начале обеда, и в высокой арке левой стены появился толстый дворецкий в сопровождении слуг, несших с величавой торжественностью настоящий королевский ростбиф, горячий, дымящийся, ждущий ножа.

После молитвы Том (его научили заранее) встал — а за ним все остальные — и отпил из огромной золотой «чаши любви», потом передал ее принцессе Елизавете, та в свою очередь лэди Джэн; а затем чаша обошла весь зал. Так начался банкет.

К полуночи, когда пир был в полном разгаре, публику угостили одним из тех живописных зрелищ, которыми так восхищались наши предки. Описание его до сих пор сохранилось в причудливом рассказе очевидца-историка:

«Очистили место, и затем вошли граф и барон, одетые по турецкому обычаю в длинные халаты из шелковой материи, усеянной золотыми блестками; на головах у них были чалмы из малинового бархата, перевитые толстыми золотыми шнурами; у каждого за поясом висело на широкой золотой перевязи по турецкой сабле, именуемой палашом. За ними следовали другой граф и другой барон в длинных кафтанах желтого атласа с поперечными полосами белого атласа; согласно русскому обычаю, они были в серых меховых шапках и сапогах с длинными, загнутыми кверху носками; у каждого было в руках по топору. Далее следовал лорд-адмирал и с ним пятеро дворян в камзолах малинового бархата, низко вырезанных на спине и на груди; поверх камзолов на них были короткие плащи малинового атласа и на головах шапочки с фазаньими перьями вроде тех, какие носят танцоры. Эти были наряжены по прусскому обычаю. Затем вошли факельщики, числом до сотни, одетые в красный и зеленый атлас, лица у них были черные, как у мавров. Потом явились ряженые. Потом выступили менестрели в причудливых нарядах и стали плясать, а за ними и лорды и леди закружились в такой бешеной пляске, что было любо смотреть».