Юрий Лаптев - Следствие не закончено

• Название: Следствие не закончено
• Автор: Юрий Лаптев
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

В книгу Юрия Лаптева вошли роман, повести и рассказы.

В романе много действующих лиц, но главные из них — Михаил, избалованный сын генерала, и Митька, вчерашний вор. Благодаря усилиям коллектива оба они становятся настоящими людьми.

Полна юмора повесть «Старички районного значения» — о пенсионерах районного городка. «Следствие не закончено» — повесть о том, как следователь-коммунист спасает шестнадцатилетнюю девушку, попавшую в воровскую шайку.

«Вот так-с…» — рассказ о короткой, но глубоко значительной беседе студента с В. И. Лениным. В «Напутствии» возникает образ А. М. Горького.

Вошедшие в книгу произведения различны по жанру, но их объединяет серьезное внимание автора к современным нравственным проблемам. Герои их — люди чистые и душевно щедрые. Они активно отстаивают в жизни свои убеждения.

---

— Был Сережка, а теперь… вроде Чкалова стал! — Чивилихин хохотнул и потряс телеграммами.

— О! — Женщины обомлели.

Настя вернулась в избу. Скинула в бадейку подгоревший блин, сказала письмоноше:

— Раздевайтесь, Антон Федорович, и садитесь блины кушать. Прошу вас.

— Благодарю. — Письмоносец снял дубленку и пошел к умывальнику. Настя подала ему чистое полотенце. Взволнованная разговором отца с Егором Головиным, она вначале отнеслась к известию о награждении брата почти равнодушно. И только теперь до ее сознания стало доходить то, что произошло в их семье.

— Вот она, как жизнь-то может обернуться, Настасья Ефимовна, — многозначительно произнес письмоносец. — Могли разве вы с папашей мечтать о таком явлении? Герой Советского Союза — первый человек! Ай-яй-яй!..

3

Ефим Григорьевич метался по деревне, как весенний грач над осиновой рощей. Куда бы он ни забегал, везде его уже ждали и сразу сажали за стол на почетное место. Затем Ефим Григорьевич читал вслух телеграммы. Слова «штаб Ленинградского военного округа», «обком партии» и «Герой Советского Союза» он произносил бережно, вполголоса. Потом все смотрели на Ефима Григорьевича с удивлением, а ему очень трудно было держать приличествующий моменту вид. Несмотря на то, что в каждой избе Ефима Григорьевича старались угостить, он нигде подолгу не задерживался. Никто его за это не осуждал, потому что все понимали, что человеку в таком состоянии усидеть на одном месте трудно.

Вскоре к Чивилихину пристроились два почитателя, которые полагали своей прямой обязанностью сопровождать его. Один из них, никудышный колхозник Андрей Бунцов, сказал Ефиму Григорьевичу:

— Тебе, брат, тоже должны почетную бумагу прислать.

— Да ну? — радостно изумился Ефим Григорьевич.

— Ясное дело, — поддакнул колхозный счетовод Алексей Глухих, мужчина щуплый, длинноносый, завистливый. — Кто Серегу кормил, поил, воспитывал?

Однако, когда Чивилихин зашел в избу «партийного секретаря» Ивана Анисимовича Никифорова, орденоносца и героя гражданской войны, спутники остались ждать его у ворот.

У Никифорова сидел председатель колхоза Борис Сунцов. Они оба поднялись навстречу Ефиму Григорьевичу и пожали ему руку. Потом Никифоров неторопливо прочел обе телеграммы, бережно их сложил, передал владельцу и сказал:

— Да, всей нашей Новожиловке Сергей Ефимович радость принес. Напиши ему от всех колхозников спасибо. И из райкома звонил Коржев, тоже тебя поздравляет.

И только одно происшествие несколько омрачило настроение Ефима Григорьевича: когда Чивилихин с двумя спутниками пересекал улицу, он на середине встретил Егора. Парень шел на лыжах с карабином, перекинутым через плечо. Сбоку послушно трусила лайка. Ефим Григорьевич прошел было мимо. Но потом, не сдержавшись, обернулся и окликнул Егора:

— Эй ты, крытик!

Егор задержался, взглянул на Чивилихина через плечо.

— Не уважаешь меня, значит? — хитро подмигнув спутникам, спросил Ефим Григорьевич.

— Так ведь ни к чему оно вам, мое уважение.

Ефим Григорьевич подошел к Егору, протянул ему телеграммы, произнес торжествующе:

— А на такую идею что скажешь?

Егор прочитал телеграммы. Взглянул на преисполненное гордости лицо Чивилихина.

— Поздравляю в таком разе. Подвезло вам.

— Подвезло?! — сердито изумился Ефим Григорьевич. — Ты, парень, думай, о чем говоришь. Вот ты там был?

— Был.

— Чего ж тебе не подвезло?

Широкоскулое, лобастое лицо Егора стало насмешливым. И так же насмешливо прозвучал вопрос:

— А вы, папаня, там были?

Чивилихин несколько опешил, но быстро оправился.

— Это все единственно. Кто Серегу поил, кормил, воспитывал?

— Советская власть и Красная Армия, — уже с явной насмешкой глядя в лицо Ефима Григорьевича, ответил Егор. И добавил: — Только и Сергея Ефимовича, как и меня, могло в первом бою из строя вывести. Рядом мы шли.

— Поп тоже рядом с богом ходит, а на него не молятся! — отпарировал Чивилихин.

Его спутники захохотали, а Бунцов подтвердил:

— Вот именно.

Егор посуровел. Поправил на плече ремень карабина и сказал, глядя мимо лица Ефима Григорьевича:

— А попадья и вовсе дома сидит, а любит, чтобы все ей кланялись.

— Ты это к чему? — уже не на шутку озлившись, спросил Ефим Григорьевич.

— Да все к тому же. Бабий у вас характер, товарищ Чивилихин. Не в сына задались.

Егор повернулся и пошел в сторону. Ефим Григорьевич некоторое время остолбенело глядел ему вслед. Потом заорал:

— Арестант! К Наське притулиться хочешь. Вот! — и показал вслед парню кукиш.

— А что мне тулиться, — не поворачиваясь, отозвался Егор. — Сама придет.

4

Настю все больше и больше радовало известие. Она сняла со стены карточку и долго рассматривала лицо брата. Потом перевела взгляд на второго парня, с которым снялся Сергей Чивилихин. Это был Егор Головин. Два красноармейца были сняты на фоне субтропического пейзажа с лебедями и колоннами. Настя сокрушенно вздохнула, вполголоса спела частушку:

Снился милый мне во сне
В полной форме на коне,
Два дня не просыпалася,
Очень любовалася…

Повесила карточку, глянула в окно и начала заметать в избе.

Заметая под лавкой, Настя натолкнулась на оставленный Егором сверток. Развернула и сначала очень удивилась. Потом догадалась, вспыхнула девичьим смущением и прижала полушалок к зардевшемуся лицу. Долго стояла так.

Под окном заскрипел под ногами снег, зазвучали голоса. Настя отняла от лица полушалок, поспешно спрятала его под фартук. Выглянула в окно. У избы стояли парни, стояли не зря. Девушка смутилась, взглянула на себя в обрамленное расшитым рушником зеркало.

Настю нельзя было назвать красавицей: круглое лицо, веснушки, и нос вздернут больше, чем допустимо для красивого лица. Но стоит Насте улыбнуться — и желтоватой кипенью блеснут подковки зубов, словно выточенные из слоновой кости, переливчатыми становятся под густыми козырьками ресниц глаза, а на смуглых щеках заиграют притягательные ямочки.

Смотрел бы да смотрел!

А по-настоящему красивыми в Новожиловке считались сестры Любовь и Надежда Шураковы, и парни обычно подолгу разговаривали около их избы. Разговаривали больше о войне, но девушкам все равно было лестно. А сейчас под окном Насти парни завели длинный разговор о ее брате.

— Ведь мы с Серегой чивилихинским в одногод семилетку кончали, а? — недоумевал гармонист Костюнька Овчинников, то и дело поправляя сползавший с плеча ремень гармоники.

— Да, был Серега, а стал полный Сергей Ефимович, — не без зависти сказал другой парень, сдвигая на затылок шляпу. — Ведь думали и мы с Игнашкой Седых добровольно на фронт податься, уж заявление сложили, так нет, мать сбила: «А то, говорит, без вас там войска не хватит».

— Молчи уж, — насмешливо протянул Овчинников. — Вам с Игнашкой самое большое на двоих одну медаль выписали бы, да и то… Вон Егор Головин — не вам чета! — а вместо награды схватил пулю.

— Да, Егора жалко, — поддакнули Костюньке. — И поранило его не ко времени, и… Настасья-то теперь, пожалуй, подумает.

— Очень просто.

Проходящая мимо соседка Чивилихиных Анна Ложкина замедлила шаги, прислушалась. И хотя торопилась в магазин, зашла к Насте сообщить об услышанном. От себя добавила:

— Теперь все парни о брате говорят, а сестру в уме держат. Хоть кому.

— Радость какая! — сказала Настя.

— Вот именно… В город поедешь?

— Чего я там не видала? — Настя недоуменно взглянула в лицо соседки, выражавшее простодушное любопытство.

— К брату!.. Он теперь небось с лейтенантами дружит.

— Ну и что?

— О!.. О!.. Сестра ты Сергею Ефимовичу или нет?

Настя ничего не ответила. С сердцем шуганула кошку.

— Ефиму Григорьевичу-то радость какая, — сокрушенно вздохнула Анна. — Прямо не знает человек, куда податься.

Пришла еще одна женщина, с другой окраины села, — Василиса Бунцова. С деланным сочувствием сообщила, что Ефим Григорьевич сказал председателю, что и ему награду должны дать. И хотя фразу эту сказал не Ефим Григорьевич, а муж Василисы, но Настя этого не знала. Девушке стало стыдно за отца, и она сказала:

— А вы бы, Василиса Никоновна, эти слова не повторяли. В шутку ведь такое говорится.

Под окном рассыпчатым перебором зазвучала гармонь.

— Вызывают! — кивнула на окно Василиса и добавила: — Шураковские-то девки небось злятся. Теперь им до тебя далеко.

— А куда я переехала?

Потом пришли две сестры Шураковы — Любовь и Надежда. Совсем не похожие одна на другую, обе красивые. Расцеловались с Настей, похвалили кофточку и «между прочим» рассказали, что «Ефим Григорьевич чуть было не подрался с Егором Головиным». Передали шепотком Насте и последнюю фразу Егора «сама придет», от себя добавив только три словечка: «Не таких видали!»