Иван Алиханов - «Дней минувших анекдоты...»

• Название: «Дней минувших анекдоты...»
• Автор: Иван Алиханов
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-7784-0290-2

В книге описывается история жизни многих представителей рода Алихановых, судьба которых стала достоянием отечественной истории или трагически оборвалась. Это пианист и меценат Константин Михайлович Алиханов, стоявший у истоков творческого пути Ф. И. Шаляпина, адмиралы Андрей и Михаил Беренсы — двоюродные братья автора, и многие другие.

Подробно прослеживается поразительная история жизни Александра Яковлевича Эгнаташвили — отчима автора, и, судя по всему, — сводного брата Сталина, который из тифлисского нэпмана-ресторатора стал заместителем генерала Власика по хозяйственной части Главного управления охраны Кремля и обеспечивал проведение Ялтинской конференции.

Книга, написанная живым и ярким языком, иллюстрированная множеством уникальных фотографий и документов, представит несомненный интерес для широкого круга читателей.

---

Удивительные в то время нравы были в наборном цеху. После получки редактор газеты «Заря Востока» нередко ездил по домам, привозил своим наборщикам опохмелку, а затем доставлял их на работу. Иначе бы газета не вышла, и был бы великий скандал. А арестовать пьяницу-линотиписта нельзя, некому будет делать газету.

У линотипистов был еще один способ поддать. Иной раз в типографию приходил частный заказчик, желающий поскорей издать свою книгу. Тогда за это брались все лучшие линотиписты и за ночь набирали 5–6 печатных листов. Заказчик заранее вручал дяде Давиду деньги, и под утро все вместе шли на Солдатский базар кушать хаши под чачу.

Я работал во вторую смену. Закончив работу, шел домой, покупал в «Еркопе» полкило винегрета, зажигал керосинку, грел чай и ел винегрет с хлебом. Света дома не было, так как электролампочки были в дефиците. Время от времени ночью приходилось залезать на уличный столб, чтобы разжиться лампочкой, но они быстро перегорали.

По воскресеньям утром приходил Жора Григорян и говорил: «Ваня, будешь пить — умрешь, не будешь пить — все равно умрешь… так лучше пить!» Потом он начинал заглядывать под кровать, под шкаф, спрашивая, не забросил ли я по пьянке куда-либо рублей 20 и «находил» их. Появлялась причина сходить в кабак…

Так я постепенно стал втягиваться в алкоголизм. Но тут мне занятия борьбой помогли преодолеть этот порок. Молодость… Откуда она берет энергию? Я стал ходить в «Совпроф», где на чердаке были разложены ковры. Здесь я попал в среду отличных парней и стал более или менее регулярно тренироваться.

Наличие патефона с иностранными пластинками танго и фокстротов привлекали в мою комнату компании молодых людей, и мы увлеченно танцевали. Одиноко проживающий 17-летний здоровый парень очень беспокоил трех моих соседок бальзаковского возраста. Одна из них — высокая красавица с орлиным носом и голубыми большими глазами, жена ответственного коммуниста, и вторая — привлекательная своей мягкой, характерной израильской красотой, — младшие приятельницы моей мамы, выбирали время, когда у меня никого не было, и приходили танцевать. Мы очень возбуждались, но ни я, ни они не решались переступить порог дозволенного…

Третья — Нина, бездетная жена провизора, была русоволоса, сероглаза, без ярких красок, но всем своим видом вызывала похоть. Она избрала иной путь моего совращения. Работая во второй смене, я обычно поздно вставал. Являлась Нина, садилась у изножья моей кровати, принимала соблазнительную позу, демонстрируя свои прелести без нижнего белья, и начинала мне что-нибудь читать вслух. Я страшно возбуждался, но никак не мог решиться на сближение. Первый шаг сделала Нина. Однажды она решительно накинула дверной крючок, разделась и со словами «долго ты еще будешь мучить меня?» влезла в мою постель. Мы стали любовниками. Фантазия Нины по части сексуальных забав была неисчерпаема: она была истинной жрицей любви и посвятила меня в тайны любовных наслаждений.

Хотя моя сестра Лизочка в Германии бедовала, но по просьбе мамы присылала мне иной раз 10 марок, на что я мог в торгсине купить что-либо съестное. Нет, я не чувствовал себя обделенным или несчастным. Более того, я влюбился в чудесную черноокую, высокую, смуглую девушку Валю и находил время для свиданий с ней. Так я прожил один в Тбилиси около года.

В конце 1934 года мама написала мне, что Александр Яковлевич как-то в разговоре сказал, что в том эпизоде с половой щеткой я поступил как должно — защитил свою мать. Поэтому, если я ничего не имею против, он зовет меня переехать к ним в Москву.

Кто думает о здоровье в молодые годы? Сейчас я понимаю, что к тому времени я уже «доходил». Обедать я ходил на кухню к повару, который отпускал обеды на дом. Он за гроши давал мне то, что у него оставалось в котлах. Однажды я устроил себе пир — купил 200 граммов обрезков ветчины, круглый лаваш весом 800 грамм и все это сразу съел.

Так или иначе, как раз после убийства Кирова я переехал жить в Москву и стал работать наборщиком в типографии «Известий». К моему удивлению, за линотипами здесь сидели в основном молодые ребята — выпускники специализированного ФЗО и почти не двигая предплечьями, работая всеми пальцами, без труда набирали столько, сколько наш знаменитый Митрич набирал четырьмя.

Мои братья в это время работали в Манеже, где был гараж ЦИКа. Миша — монтером, а Бичико — шофером на эмке в общем разгоне. Одновременно мы все пошли на курсы по подготовке к экзаменам в высшие учебные заведения. Если еще добавить, что три раза в неделю мы ходили на стадион «Коммунальников» и тренировались по французской борьбе, а после этих занятий частенько дожидались 12 часов ночи, чтобы купить по талонам хлеб уже на следующее утро, то остается удивляться, откуда брались силы для довольно интенсивных ухаживаний за московскими девицами. У нас даже завелась почти платоническая любовь с проститутками, базировавшимися на Центральном телеграфе. «Платонизм» объяснялся отсутствием у нас денег, однако время от времени они нас баловали «товаром» своей торговли. Порой у нас даже возникали взаимно нежные отношения. Одна из них, узрев сразу трех братьев — здоровых лбов, уговаривала нас устроить совместное предприятие: она будет приводить в условленное место клиентов, а мы будем их раздевать. Но ее планы не совпадали с нашими устремлениями на будущее.

Летом 1935 года мы поехали в поселок Манькина гора. Впрочем, поселка там не было. Среди великолепного русского ландшафта на реке Пахре располагалось несколько строений, где жили, питались, танцевали и тренировались молоденькие балерины и танцоры балетной школы при Большом Театре, а также их преподаватели, таперы и надзиратели за их нравственностью в званиях пионервожатых и комсоргов. Говорили, что это чье-то бывшее имение, конфискованное после революции, «подарил» школе танцев меценат и обожатель балета Авель Енукидзе.

К сожалению Александра Яковлевича здесь не было ни огородов, ни стад, ни лошадей и было невозможно загрузить нас ежедневной работой. Мы отдыхали в полной мере, купались в реке, собирали грибы. Но главное, мы влюблялись… Старшеклассницы балерины… Боже мой, кого они только не покоряли: великих князей, великих поэтов («души исполненный полет и вот летит и вот плывет и быстрой ножкой ножку бьет») и государственных деятелей! А тут такой цветник… Правда, их строго охраняли «церберы», но даже Леонсио с большим штатом надзирателей не смог уберечь одну рабыню Изауру…

Но вот случилось непонятное происшествие — пассия Бичико вдруг пропала, исчезла. Бедный Бичико! Он был особенно влюбчив и предан предмету своего обожания. Правда, подобных случаев за нашу с ним долгую жизнь у него было предостаточно, но когда человек влюблен, этот «предмет» — единственный и неповторимый. Представить только, парню 22 года и у него из-под носа куда-то исчезает, как у Руслана, его Людмила. Спустя некоторое время девушка столь же неожиданно появилась, и Бичико с пристрастием стал допрашивать свою любимую. Она долго запиралась, но в конце концов выяснилось, что она гостила у дяди Авеля Енукидзе! Какое крушение чувств и надежд!

Через некоторое время пропала другая… Впрочем, когда мы вернулись в Москву, связи с нашими подругами не прерывались, некоторые из них не отказывали в благосклонности и нам. «Дядя Авель» был холост и, конечно, время от времени нуждался в дамском обществе. Так я второй раз (первый раз через Нину Руденко) заочно познакомился с этим дядей. А раньше я, читая «Тупейного художника» Лескова, думал: «Ах, какой же негодяй этот помещик, заставляет своих крепостных баб с ним сожительствовать!» Оказывается, большевики достойно заняли места бывших бар и помещиков. А потом были процессы Берии, Кобулова, Деканозова…

И помещики-самодуры в сравнении с этими волками стали казаться агнцами невинными.

На удивление нашей мамы я сдал экзамены в Московский автодорожный институт, а брат Миша в Менделеевский химико-технологический. Бичико же поступил на подготовительные курсы Военной академии имени Куйбышева.

На наше счастье, это был единственный год, когда для поступления в вуз не требовалось аттестата за полную среднюю школу.

На первом экзамене по русскому языку я единственный из всех абитуриентов выбрал тему «Кадры решают все». Наборщицкая память сохранила статью на эту тему журналиста Заславского, а практика линотиписта позволила мне грамотно ее изложить. Каково же было изумление экзаменатора, когда выяснилось, что абитуриент, получивший пятерку, вовсе не знает грамматики. Мое объяснение его удовлетворило, и общей оценкой осталась пятерка. После поступления в институт я встретил в Москве своего однокашника Акопа. В школе он был изрядный драчун, учился ни шатко, ни валко — на тройки. После окончания семилетки я его потерял из виду, и вот — неожиданная встреча. Акоп спросил меня, не хочу ли я поступить в институт. Оказалось, что Акоп занимался устройством кавказцев в московские институты. Технология этого жульничества была гениально простой. В Москве были институты с большим конкурсом, а были и такие, в которых был недобор. В первых институтах, не прошедшим по конкурсу абитуриентам выдавали справки, а во вторых институтах тех абитуриентов, которые приносили такие справки, зачисляли в число студентов. Акоп каким-то образом доставал незаполненные справки с печатями, в которых оставалось только проставить фамилию и количество набранных баллов, и продавал их. О себе он сообщил, что собирается поступить сразу на второй курс МВТУ им. Баумана, для этого он где-то раздобыл матрикул Грузинского политехнического института с закрытым первым курсом. Я себе ясно представил, каким олухом будет выглядеть Акоп, который не смог освоить в школе четыре действия с простыми дробями, на 2-м курсе этого престижного института. Я горячо его отговаривал: — Поступай, раз уж так тебе хочется, на первый курс, — советовал я ему, — пройди основы высшей математики, начертательной геометрии…