Оскар Мединг - Медичи

• Название: Медичи
• Автор: Оскар Мединг
• Жанр: Исторические приключения
• ISBN: 978-5-906-13726-5

Драматическая история высочайшего благородства, глубочайшего падения, немыслимых извращений. История великолепия и низости, еретиков и Римских Пап, королей, купцов и нищих.

Эпоха Средневековья изобилует удивительными и загадочными людьми, которые до сих пор будоражат воображение своими деяниями. Самыми знаменитыми из них по праву считаются флорентийские и тосканские герцоги Медичи. Врачи, интриганы, хитрые политики и искусные дипломаты, они оставили свой кровавый след в истории человечества. О взлетах и падениях династии Медичи, о том, чем она прославилась, и пойдет речь в захватывающем романе Оскара Мединга.

---

Маленький Джулио, с испугом прижимавшийся к Женевре, улыбнулся и протянул ручонки к Лоренцо.

– Что я могу для вас сделать? – спросил Лоренцо. – Кто он? За кого вы просите?

– Баттиста Монтесекко, – отвечала Клодина. – Клянусь вам, он не виновен в злодеянии, совершенном против вас, но они все-таки взяли его и повели на суд…

– Монтесекко? – повторил Лоренцо. – Его взяли? Я верю, что он невиновен, во всяком случае, менее виновен, чем другие. Как бы он ни поступил, он только исполнил свой долг солдата. Крови уже пролито довольно, а его жизнь может найти лучшее применение. Ваша просьба будет исполнена. Дайте мне лист бумаги, Антонио.

Лоренцо наскоро написал несколько слов и дал записку Клодине, все еще стоявшей на коленях.

– Идите скорее в синьорию и отдайте это гонфалоньеру Чезаре Петруччи. Он исполнит мое желание, дарует жизнь Монтесекко. О дальнейшем я позабочусь и устрою его участь.

– Благослови вас Господь, светлейший синьор, – вскричала Клодина, быстро вскакивая. – Мы увидимся, Фиоретта, ты должна жить для ребенка.

Она горячо обняла ее и поспешно удалилась, а Антонио велел служителю проводить ее в синьорию.

Лоренцо взял младенца от Женевры, подошел к Фиоретте и положил свою руку на ее.

– Ваша сестра права, вы должны жить для ребенка, а я буду охранять и его, и вас.

Он испуганно умолк. Фиоретта судорожно сжала его руку, глаза ее остановились, губы раскрылись, и из них вырвался хриплый болезненный стон.

– Боже, что с ней? Смотрите, как она вдруг изменилась… Скорее зовите доктора!

Когда Антонио вернулся с доктором, Фиоретта приподнялась, беспомощно протягивая руки. Рана открылась, кровь брызнула на постель.

– Мне здесь больше делать нечего, – шепотом сказал доктор. – Внутреннее кровоизлияние вскрыло рану, и медицина здесь бессильна.

Он попробовал закрыть рану, но повязки не помогали; Фиоретта все бледнела, дыхание слабело, а лицо принимало мирное, спокойное выражение. Она еще раз открыла глаза и посмотрела на всех ясным, проницательным взглядом умирающей.

– Благодарю вас, Лоренцо, – сказала она слабым, но внятным голосом. – Еще одна просьба, последняя: пусть ребенок, сын Джулиано, посвятит себя служению церкви, как я дала клятву Богу.

– Обещаю вам это, – сказал Лоренцо.

– Прощай, мой Джулио, – проговорила Фиоретта с лицом, озаренным счастьем, и, сделав последнее усилие, положила руку на голову сына.

Голова ее откинулась на подушки, она глубоко вздохнула, вздрогнула и вытянулась. Доктор склонился над ней, пощупал пульс и торжественно произнес:

– Скончалась.

Лоренцо опустился на колени и тихо молился. Все последовали его примеру. Потом Лоренцо поднялся и сказал с волнением:

– Она мирно скончалась. Упокой, Господи, ее душу. Я свято исполню мой долг перед Джулиано. Прошу вас, Антонио, позаботиться о ее погребении. Ребенка я оставлю сегодня еще на вашем попечении, а завтра его перевезут ко мне, где он найдет родной дом, как было бы при жизни его отца.

Он поцеловал маленького Джулио и направился к своему паланкину.

Клодина так бежала, что слуга едва поспевал за ней. Улицы значительно опустели, но кое-где еще попадались сборища. Иногда их останавливали, но тогда слуга заявлял, что они несут послание Лоренцо в синьорию, – толпа расступалась с криками: «Палле! Палле! Да здравствует Лоренцо!»

Перед дворцом синьорин собралась значительная толпа, и шли оживленные разговоры.

– Поймали Жакопо Падди!.. Крестьяне Кастаньо задержали его… сейчас приведут.

И отовсюду раздавались проклятия.

Клодина ничего не слышала, она только стремилась вперед, и слуге едва удавалось прокладывать ей дорогу.

Под порталом ее направили в большой внутренний двор. Там горели факелы.

Гонфалоньер стоял на ступенях подъезда с несколькими членами совета, а в стороне – чесальщик с теми, кто присутствовал при допросе Монтесекко. Посреди двора перед плахой, покрытой черным сукном, стоял на коленях Монтесекко, а рядом палач с закрытым липом, с мечом в руке. Онемев от ужаса, Клодина остановилась, упала на колени и протянула руку с запиской Лоренцо. Она хотела крикнуть, но голос не повиновался ей. Слуга взял записку из ее рук, подбежал к гонфалоньеру, но в это время с тупым звуком опустился меч палача, кровь брызнула, и голова Монтесекко скатилась на землю…

– Дай ему, Господи, вечный покой, – торжественно произнес священник среди гробового молчания.

Клодина отчаянно вскрикнула и упала без чувств.

В эту минуту слуга передал гонфалоньеру записку Лоренцо. Петруччи прочитал ее при свете факела и мрачно сказал:

– Теперь уже поздно, и, может, так и должно было быть. Лоренцо подобает прощать и оказывать милости, но мы, судьи республики, не можем щадить тех, которые сами нарушали законы… Кто этот юноша? – спросил он.

– Не знаю, – отвечал слуга.

– Я знаю, благородный гонфалоньер, – сказал подошедший священник. – Монтесекко сообщил мне свою последнюю волю… Позвольте мне взять этого юношу под мою охрану.

Гонфалоньер согласился, священник послал за паланкином, чтобы в сопровождении слуги отнести неподвижно лежавшую Клодину в монастырь кармелиток, а тело Монтесекко было положено в приготовленный гроб.

Едва священник удалился из синьории, как с улицы снова, раздались дикие крики. Гонфалоньер, направившийся было во дворец, остановился. Густая толпа вошла с улицы во двор. Тащили человека в разодранном платье, растерзанного, с бледным искаженным лицом. При свете факелов все узнали Жакопо Пацци.

– Крестьяне из Кастаньо выдали его! Вот он, проклятый изменник! – кричала толпа.

Жакопо, шатаясь, приблизился к гонфалоньеру и хотел что-то сказать, но Чезаре Петруччи прервал его и объявил громким голосом:

– Другие искупили свое преступление, и даже только что казненный Монтесекко, хотя он был храбрый солдат и был, пожалуй, достоин помилования. Но этот не избегнет наказания! Он принимал участие в убийстве, он с чужими солдатами ездил по городу, чтобы побуждать народ к преступному восстанию. Правда ли это, благородные судьи? Правда ли это, граждане?

– Правда, правда! Мы это сами видели. Клянемся, что правда! – раздались голоса.

– Тогда я приговариваю его к смерти. Прав ли я, граждане?

– Правы, правы!.. Да здравствует благородный гонфалоньер! Смерть предателям!

– Так ведите его наверх и повесьте в окне зала заседаний, рядом с сообщниками его преступления.

Голос Жакопо заглушили дикие крики толпы. Стражи синьории окружили его и увели, несмотря на его сопротивление.

Вскоре на улице поднялся дикий рев толпы, когда она увидела при свете факелов Жакопо Пацци, вытолкнутого из окна, где еще висели трупы Франческо Пацци и архиепископа Сальвиати.

Глава 17

Маркиз Габриэль Маляспини с семьей, в сопровождении графа Джироламо Риарио, так быстро ехал в Имолу, как только позволяла выносливость лошадей. Джироламо во время пути не переставал возмущаться неумелостью заговорщиков, сделавших наполовину дело, которое тогда лучше было и не начинать.

– Так легко было прийти к соглашению с Лоренцо, – говорил он сердито, – да, пожалуй, это и теперь еще возможно. Я не причастен к этим грустным событиям, которые совершились или слишком рано, или слишком поздно. Мне теперь не поверят во Флоренции, но вы, благородный маркиз, подходящий человек, чтобы суметь восстановить доверие. Отчего вы бежали из Флоренции? Вам нечего было бояться оставаться там, если Медичи сохранили свое положение. Ведь вы намеревались даже породниться с их домом.

– Я уехал из Флоренции потому, что не хотел оставлять семью в городе, где жизнь зависит теперь от возбужденной черни, и потому, что не могу, чтобы мне, бывшему гостем там, в доме Медичи, приписали виновность в резне, учиненной народом, и в преступлении против служителей церкви… Ведь вашего племянника, кардинала Риарио, с трудом скрыли в ризнице, и кто знает, может быть, он сделался жертвой озверевшей толпы.

Джироламо покачал головой.

– На это они не решатся. Лучше всего было бы, – сказал он, пытливо глядя на маркиза, – если бы вы, благородный друг, вернулись во Флоренцию, когда там все уляжется, и постарались восстановить доверие Лоренцо ко мне, так как я, конечно, лучше кого бы то ни было могу выяснить и устранить все недоразумения и разлад.

– Это будет трудно, – возразил Маляспини. – Думаю, Лоренцо не простит мне отъезда из Флоренции именно в такую минуту, а вы знаете, дорогой граф, как я глубоко предан его святейшеству. В случае полного разрыва, чего я сильно опасаюсь, святой отец увидит, что я не на стороне его противника. Если бы его святейшество приказал мне взять на себя это посредничество, тогда другое дело.

Обе дамы, ехавшие рядом, слышали весь разговор. Джованна подъехала на своей лошади поближе к маркизу и сказала умоляющим голосом, со слезами на глазах:

– О отец, не отклоняй совета графа. Может быть, еще все устроится… Подумай обо мне, о счастье твоей дочери.