Иван Беловолов - Истра 1941

• Название: Истра 1941
• Автор: Иван Беловолов
• Издательство: Моск. рабочий
• Жанр: История
• Год: 1975

---

— Как же тебя на фронт взяли, такую молоденькую? Поди и паспорта еще нет?

Смуглое улыбчивое лицо девушки залилось румянцем, нахмурилось. Верхняя губа с маленькой черной родинкой обиженно вздрогнула.

— Мне девятнадцать, Гликерия Петровна!.. — В черных блестящих глазах ожидание: поверят или нет?

Гликерия Петровна чуть заметно покачала головой:

— Уж ладно, не буду выпытывать. Сколько ни есть — все твои, годы-то. Москвичка?

— Из Подмосковья. Училась в Москве. Родителей нет. Мать погибла совсем недавно, двух месяцев не прошло. Попала под бомбежку.

— А ты, значит, на фронт решила?

Марина кивнула:

— Мы всей группой из техникума, еще в тот день, как войну объявили, пошли в военкомат. Ну, правда, некоторых мальчишек взяли, а девчонок даже до комиссии не допустили. Потом, в августе, опять ходила, уже одна. Пообещали: пришлем повестку. Я и котомку сшила, положила в нее все, что необходимо…

— Ну, и прислали повестку-то?

— Где там! Как мама погибла, пошла я к ним в третий раз. Опять тот же разговор: ждите, когда надо будет — вызовем. Ну сколько можно ждать? Взяла я вещички и двинулась пешочком в свое родное Мансурово — деревня это наша, неподалеку отсюда. Там у меня тетка.

— А возле Мансурова уже бои…

— Что ж ты, так прямо и воевать решила? — всплеснула руками Гликерия Петровна.

— Не знаю, — улыбнулась Марина. — Пошла и пошла. Думала: повидаюсь с теткой Авдотьей, а уж там — как будет. А командир части, которая Мансурово обороняла, характеристику мне написал, что я раненых во время бомбежки перевязывала и еще в Сорокино (там же, недалеко) в разведку ходила. Я с этой характеристикой вернулась в Москву в военкомат! Вот и направили к вам, в 78-ю.

…Утром явился старшина:

— Где тут пополнение? Идем обмундировываться!

Подбирал, подбирал он Марине форму, ничего подходящего не нашел, все было велико.

— Не беда, — сказала Ксения Вивтоненко, помогавшая Гликерии Петровне в санчасти.

— Что-нибудь придумаем.

Распороли гимнастерку, укоротили полы, ушили в боках, подняли рукава, приметали белый подворотничок. В самую пору пришлась гимнастерка! Ремень дважды вокруг талии обвился — пришлось и его укоротить.

На фронте было затишье, и раненых в санчасть поступало немного.

Однажды к девушкам заглянул интендант Гущин:

— Которая тут в техникуме училась?

— Я, — с готовностью отозвалась Марина. — Три курса кончила.

— Подходяще! Идем-ка со мной! — И привел ее к писарю Фомину, низенькому круглолицему старшему сержанту: — Вот тебе грамотный кадр!

— Не хочу я писарем! — запротестовала Марина.

Ей объяснили, что в армии нет такого слова «не хочу».

— Ты не жалей, что ко мне попала, — успокоил ее Фомин. — Привыкнешь — понравится. А что? И эта работа важна.

Стал он вводить ее в курс дела:

— Вот в эту книгу вписывай дебет — все, что поступает. А сюда — кредит… Сколько портянок получили, сколько выдали…

— Как же, буду я портянки считать!

— Не только портянки, и шинели тоже…

Саперный батальон перебазировался из Гучкова в Павшино, почти к самой Москве. Настроение было подавленное. И вдруг в канцелярию вбегает Ксения Вивтоненко и кричит:

— Фашистов погнали, Маринка! Бежим скорее собирать барахло!

Марина закрыла канцелярию на замок и побежала с Ксеней в

санчасть. Уложили все имущество в ящики, приготовились к отъезду. Марина вышла на крыльцо — ждали грузовика, и тут на нее налетел запыхавшийся Фомин:

— А ну пошли укладывать бумаги!

Когда батальонная канцелярия прибыла в Гучково, бои шли уже на подступах к Истре. И там вместе с саперами была Аня Фокина, санинструктор второй роты. Об этой бесстрашной девушке Марина слышала от бойцов, прибывавших в санчасть с передовой:

— Ну и боевая! Ни черта, ни дьявола не боится — вытаскивает раненых прямо из реки!

В то время награды скупо давали, а Аню Фокину представили сразу к ордену. О ней писали во фронтовой газете. Марине она казалась человеком особенным, не таким, как все остальные. И Марина очень удивилась, когда Ксения Вивтоненко завела однажды такой разговор:

— Маринка, давай в роту проситься! Что мы тут — все принимаем да отправляем раненых, ты портянки свои считаешь. Фокина на передовой, ей легче быть храброй! Ну, сама посуди: вот, допустим, завтра кончится война, а ты и немца-то живого не видела. Вояка!

— Как это не видела?

— Да где же?

— В Сорокине, когда в разведку ходила.

— Ты в разведку ходила? — удивилась Ксения.

— Сперва я просто так пошла, бабушку повидать, она в Сорокине живет. Только вхожу в деревню, слышу — моторы гудят, собаки лают, а на улице пусто, будто все люди вымерли. А они в погребах сидели. И бабушка моя тоже. Поплакали мы с ней, а как стала я наверх вылезать — тут и увидела фашистов. Машины их посреди улицы стояли, а к машинам пушки были подцеплены. Солдаты возле пушек бегали, что-то кричали по-своему. Ой как я испугалась! Бегом из деревни оврагом и у лесной опушки встретилась с нашими разведчиками. Спрашивают: «Здешняя?» Я говорю: «Конечно!» И попросили они меня опять сходить в Сорокино, поглядеть, в какую сторону немецкие колонны двигаются. Самим-то разведчикам в маскировочных халатах к деревне близко не подойти — их сразу заметят.

— И ты пошла?

— Ну да. На улице опять пусто. Те машины с пушками, которые я в первый раз видела, уже проехали. А в стороне Львова гудят моторы. Все громче, громче. Прижалась я к палисадничку, жду. Вот уж слышу — пошли машины на подъем к деревне. Вдруг как засвистит в воздухе! Бах! Прямо там, в овраге, где машины ехали, снаряд разорвался! Потом еще один. Думаю: сейчас фрицы разбегутся, как тараканы! Закричали они там на разные голоса…

— Ты видела, как они разбежались? — спросила Ксения.

— Ничего не разбежались. Покричали и поехали дальше. Ой, Ксеня, я как увидела их… Ну вот совсем, кажется, рядом вползла в деревню одна машина, за ней другая, третья… Двенадцать всего я насчитала. И поперли по улице. Моторы ревут, аж земля трясется.

— А солдаты сидят в кузовах на скамеечках, мундирчики у них чистенькие, каски блестят, автоматы в руках. Лица у всех дерзкие такие, нахальные — что, мол, нам ваши снаряды!

— Теперь-то они драпают! — сказала Ксеня.

— Теперь драпают! — согласилась Марина. — А тогда у меня мысль в голове была: что, если все они такие вот, свеженькие, досюда дошли… Такое меня зло взяло…

— Ну а куда же они ехали?

— На Звенигород. Когда я сказала об этом командиру наших разведчиков, он, поверишь, даже присвистнул: думали, что немцы повернут на Истру, там был наш укрепленный район, а они пошли в обход…

— Счастливая ты, Маринка, — вздохнула Ксения. — Уже и в разведку сходить успела, и раненых под бомбежкой перевязывала…

Вот уж скоро и Можайск. Машины без конца буксуют на заснеженных дорогах. Ну и зима выдалась, никогда еще в этих местах не бывало столько снегу! Впереди колонны автомашин ползет трактор — вытаскивает грузовики. Холодно сидеть в кузове. Мороз пробирается под ватник. Стынут, деревенеют ноги.

Несколько дней назад ушла из санчасти Ксения Вивтоненко: в первой роте погиб санинструктор, и ее взяли на освободившееся место. Марине обидно: вместе подавали рапорты, а она все еще ходит в писарях. «Чем же я хуже?»

Марина пошла к комбату, подала новый рапорт. Комбат долго смотрел на нее грустными глазами. Вздохнув, сказал:

— Подожди немного, дочка, у меня сейчас все роты укомплектованы.

— Другие все воюют, а я в писарях, — пожаловалась Марина.

— Засиделась? — усмехнулся комбат. — Ну ничего: там места освобождаются быстро.

Все- таки она добилась: ее перевели обратно в санчасть, к Гликерии Петровне. Теперь тут работы было много — раненые поступали с передовой непрерывно. Спать приходилось иной раз только в машине, во время переездов.

Однажды остановились на ночлег в какой-то деревушке. В немногих уцелевших домишках уже разместились саперы одной из рот — разминировали участок перед деревней и приотстали от других.

В избе, куда вошли Марина с Гликерией Петровной, было жарко и совсем по-домашнему трещали в печи дрова. Отсветы пламени плясали на полу и на лицах сидевших на корточках бойцов. Марина тоже подсела к печке, вытянула к огню озябшие руки, и тут в избу вошла еще одна девушка — невысокая ростом, в ушанке набекрень, в перетянутой солдатским ремнем телогрейке и с кобурой на боку. Брови и волосы на лбу — белые от инея.

— Ну как, Аня, раненых много? — спросила у нее Гликерия Петровна.

— Хватает. Сегодня, правда, полегче.

— Ноги не застыли?

— Нет, в валенках хорошо.

Разговаривая, Аня сняла шапку, телогрейку и оказалась очень тоненькой, черненькой, постриженной под мальчика девушкой.

— Кто это? — потихоньку спросила Марина у Гликерии Петровны.