Абрахам Меррит - Храм лис

• Название: Храм лис
• Автор: Абрахам Меррит
• Издательство: Ладъ : Петровские ворота
• Жанр: Мистика
• Год: 1993
• ISBN: 5-7584-0073-4

---

Женщина медленно опустила руку. И вслед за рукой, вместе с ней опустился тибетец. На колени, потом на четвереньки. Он смотрел ей в лицо, оскалив зубы, как собака. На губах его показалась пена. Потом он, уже как волк, набросился на своих людей. С воем прыгал, вцеплялся в горло, рвал зубами и ногтями. Люди в гневе и страхе закричали. Отчаянно пытались отбиться.

Блеснули ножи. Предводитель, дергаясь в конвульсиях, упал на ступени. Выкрикивая что-то на своем диком наречии, его люди устремились вниз по лестнице и вмиг исчезли. Джин Мередит не выдержала напряжения и закрыла лицо руками. А когда опустила ладони, охнула: на месте женщины вновь стояла шелковистая, красно-рыжая лиса. Джин видела, как сверкнули зеленые глаза, как обнажились в улыбке зубы. Лиса подошла к ее ногам.

Слабость охватила Джин. Женщина склонила голову, опустилась на колени, закрыла глаза дрожащими руками. Она ощутила рядом незнакомый аромат — беспокойный, пробуждающий странные туманные образы… Услышала низкий сладкий смех. Мягкий голос прошептал:

— Сестра!

Она подняла голову. Над ней склонилось изысканное женское лицо. Раскосые глаза цвета морской волны под широким белым лбом… красно-рыжие волосы спускаются на лоб… серебристо-белая прядь, напоминающая по форме пламя свечи, колеблющееся на ветру… длинный, но изящный нос, ноздри слегка раздуваются… маленький рот, красный, как королевский коралл, в форме сердца…

На этом изысканном лице, воздушная, словно вуаль, легкая насмешка, слабая угроза, в нем мало человеческого. Руки белые, длинные и стройные. Они коснулись лба Джин Мередит и сразу успокоили ее, прогнали прочь страх и горе.

Джин снова услышала странные, сливающиеся звуки, слегка насмешливый голос существа, которое понимает человеческие чувства и желания, но само никогда не снисходит до такой ерунды.

— Ты отомстишь своим врагам, сестра!

Белые руки коснулись ее глаз… Все поплыло куда-то, голова закружилась… больше Джин ничего не помнила… даже себя самое…

* * *

Джин Мередит казалось, что она лежит на чем-то мягком в слепой, безграничной, непроницаемой тьме. Она ничего не помнила и знала только, что она это она. «Я это я», — подумала Джин. Тьма, в которой она лежит, мягкая, добрая. «Я нерожденный дух в чреве ночи,» — подумала Джин. «Но что такое ночь… и что такое дух? Я довольна, я не хочу рождаться вновь». Вновь? Это значит, что она уже рождалась… раньше… и тут в ее сознании всплыло имя: Джин. «Я Джин… но кто это — Джин?» — подумала Джин.

Она услышала два голоса. Один женский, мягкий и сладкий, со сдерживаемой дрожью, как натянутая струна. Она уже слышала этот голос… раньше, когда была Джин. Мужской голос низкий, полный спокойствия, человеческий… да, в нем есть что-то человеческое, чего нет в сладком голосе женщины. Она подумала: «Я Джин, я человек…»

Мужчина сказал:

— Скоро она должна проснуться. Сон ее глубок, и она может утонуть в нем. Но сон не должен утопить жизнь.

— Сон подчиняется мне. Он отпускает ее. Скоро она проснется, — ответила женщина.

— Она будет помнить? — спросил мужчина.

— Да, — ответила женщина. — Но она не будет страдать. Как будто все произошло не с ней, а с кем-то другим. Ей будет очень жаль эту другую, но сама она будто умерла вместе со своим мужем. Да так оно и есть. Смерть унесла с собой печаль, боль, горе. У нее осталась только память.

Джин показалось, что на какое-то время она вновь потеряла сознание… хотя никакого времени не могло существовать и окутавшей ее темноте… да и что такое время?

Тишину нарушил задумчивый мужской голос:

— Но память не принесет ей счастья.

Женщина ответила со звонким насмешливым смехом:

— Счастье? Я считала, что ты достаточно мудр, чтобы не говорить всерьез о такой чепухе, священник. Я дала ей покой, а это гораздо больше счастья. Да она и не просила счастья. Она хотела отомстить. И я помогу ей.

— Но она не знает, кто… — начал мужчина.

— Знает, — прервала его женщина. — И я знаю. И ты знаешь. Ты успел вырвать это из сознания тибетца, когда он умирал. А если ты все еще в это не веришь, поверишь, когда виновник придет — а он придет, чтобы убить ее ребенка.

— Убить ребенка! — прошептал мужчина.

Голос женщины похолодел. Он не утратил сладких интонаций, но стал звучать угрожающе:

— Ребенок не должен достаться ему, священник. Не сейчас. Позже, когда ты получишь сигнал…

Снова в ее голосе послышалась насмешка…

— Я собираюсь совершить путешествие… я слишком долго жила среди этих холмов. Пора повидать другие места… и я не хочу, чтобы опрометчивость спутала мои планы…

И снова Джин Мередит услышала ее холодящий смех.

— Не бойся, священник. Тебе помогут мои сестры.

Он спокойно ответил:

— Я не боюсь.

Голос женщины снова стал мягким, насмешка исчезла.

— Я знаю это. У тебя хватило мужества и мудрости, чтобы открыть запретные двери. Но меня держат тройные путы: обещание, клятва и желание. Когда наступит время, я смогу больше… но пока я беспомощна, эти путы держат меня. Поэтому мне нужен ты, священник.

Человек, который придет…

Голоса стихли. Тьма вокруг Джин медленно начала рассеиваться. Постепенно она сменилась зеленоватой серостью. Джин в отчаянии подумала: «Я должна родиться снова. Но я не хочу этого!» Свет начал резать глаза. Среди мутной серости показался изумрудный круг. Он становился все ярче, ярче…

Джин лежала на низкой постели, в гнезде из шелковых подушек. Рядом с ней — огромный древний бронзовый сосуд, похожий на купель для крещения. Ладони тысячелетий оставили на нем густую патину, похожую на мягкие зеленоватые сумерки. Солнечный луч упал на сосуд, и патина засверкала, как крошечное солнце. На боках высветились странные геометрические рисунки, спирали и изгибы ли-вен — символ грома. Сосуд стоит на треножнике… да ведь это древняя обрядовая купель династии Танг, которую Мартин привез из Юнани несколько лет назад… она была у них дома… Джин снилось, что она была в Китае и что Мартин… что Мартин…

Джин резко села и через широко раскрытую дверь выглянула в сад. Широкие ступени полого спускались к овальному бассейну, по краям которого гибкие ивы склоняли зеленые щупальца в голубую воду, где красовались глицинии с висящими гроздьями белых и светло-желтых цветов, азалии, подобные языкам пламени. Розовые лилии покрывали водную гладь. А на другой стороне маленькая сказочная пагода, покрытая разноцветной черепицей, и по обе стороны пагоды стройные кипарисы… да ведь это же их сад, сад голубой пагоды — Мартин воссоздал то место в Юнани, где живет его друг, старый мудрый священник… Очень похоже, но не совсем.

Что-то здесь не так. Горы не совсем такие, как вокруг их ранчо. В форме правильных конусов. Их ровные голые склоны из розового камня окружены деревьями… они похожи на огромные каменные шляпы с зелеными полями…

Джин повернулась и подробно осмотрела комнату. Помещение широкое и длинное, но насколько длинное, ей не видно, потому что солнце, вливавшееся в высокое окно и играющее на древнем сосуде, образовало непроницаемый блистающий занавес. Джин заметила на потолке мощные балки, потемневшие от времени, со странными резными символами. Слоновая кость и сверкающий лак. Низкий странно изогнутый алтарь из зеленого гагата, на нем церемониальные предметы незнакомой формы, большой бронзовый кувшин с крышкой в форме головы лисы…

Из тени за древним тангским сосудом появился человек, одетый с ног до головы в шелковое серебристо-голубое одеяние, на котором искусно, словно паутиной, вышиты даосские символы, а ниже, на серебряной груди, все та же голова лисы. Человек лыс, лицо у него тяжелое, лишенное выражения, кожа гладкая и слегка желтоватая, как древний пергамент. Ему можно дать и шестьдесят лет — и триста. Но глаза его просто приковали внимание Джин Мередит. Большие, черные, подвижные, поразительно живые. Молодые глаза на лишенном возраста тяжелом лице. Этот взгляд вливал в нее силу, спокойствие, уверенность, и все сомнения, все страхи, вся неясность словно улетучились из сознания. Впервые… после того страшного эпизода мозг ее стал ясным, хрустально чистым, мысли снова принадлежали только ей.

Она все вспомнила. Но вспомнила так, будто это случилось с кем-то другим. Ей было жаль этого другого, но сама она горя не чувствовала. Она была спокойна. Черные молодые глаза вливали в нее этот покой.

— Я вас знаю, — сказала Джин. — Вы Ю Чин, мудрый священник, которого любил мой муж. Мы в Храме лис.

Глава 2

— Я Ю Чин. Ты права, дочь моя, — тот самый мужской голос, который она слышала в мягкой полудреме.

Она попыталась встать, но — внезапно ощутив слабость — снова опустилась на постель. Он сказал:

— Ночь и день, и еще ночь и часть дня ты спала, — сказал Ю Чин. — Теперь тебе нужно поесть.