Сономын Удвал - Великая судьба

• Название: Великая судьба
• Автор: Сономын Удвал
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1977

Исторический роман известной монгольской писательницы рассказывает о жизни и деятельности выдающегося монгольского революционера, соратника Сухэ-Батора, военачальника Хатан-Батора Максаржава. В книге отражен один из сложнейших периодов в жизни Монголии — канун революции 1921 года и первые годы после ее победы.

---

— Да если бы я не отогнал этих бандитов, они загубили бы еще больше наших людей!

— А может, не стоило все-таки?

— Я считал, что делаю все по справедливости: роздал местным жителям конфискованный скот, а деньги сдал в казну.

— Кто принял у тебя деньги?

— Я отдал их Да-ламе.

— Ну, считай, в его кошелек положил. Послушай, наши нойоны боятся тебя. А коли так, добра от них не жди. Брось-ка ты свой хошун и перебирайся сюда. Я вначале хотел продать этот дом, да передумал. Бери его себе. Дом хороший, не стыдно будет и гостей позвать, и всей семье есть где разместиться. А как быть со службой, сам решай.

— Я уже думал над этим... И вот что решил: чем тратить силы и время на пустые разговоры в министерстве, лучше сражаться за правое дело на поле боя. Больше чести принесешь своему роду.

— Да, повоевать нам еще придется... Китай, Россия, Япония, Германия, Америка — все они, словно мухи на сахар, летят. Еще бы, Монголия — богатая страна!

— Учитель, а не тяжело вам, немолодому уже человеку, ездить в столицу, заниматься государственными делами?

— Нелегко, конечно. С каждым годом все труднее становится, но, хоть и говорю себе каждый раз, что мне уже теперь ничего другого не остается, как только сидеть в тени телеги — не могу жить в стороне от всех дел.

— Да, уж если мудрецы отступят, кто же поможет нам, неразумным?

— А ты будь разумным — станешь и мудрым.

Га-гун, улыбаясь, расстегнул верхнюю пуговицу и распахнул ворот.

— Куда вы завтра собираетесь поехать? Не позволите ли мне вас сопровождать?

— Согласно субординации, это я теперь должен быть у тебя в свите, — засмеялся Га-гун.

Ночью Максаржав вертелся с боку на бок. Тревожные мысли не давали уснуть. «Говорим о суверенном государстве, а казна пуста, оружия нет, не можем сами сделать даже иголку с ниткой — все приходится покупать у других. Да, тот китайский писатель был ученым, умным человеком, интересное дело затеял. Надо завтра рассказать о нем учителю».

— Учитель, вы спите? — негромко спросил он.

— Нет. Никак не засну... В твоем возрасте я спал крепко, хоть топором руби.

— Знаете, я хотел вам рассказать об одной встрече. Когда мы воевали на юго-востоке, вошли в небольшой китайский поселок. Я увидел нарядный домик, стоявший на отшибе. Мы постучали в дверь. Навстречу нам вышел молодой китаец, вежливо поздоровался и пригласил нас в дом. Я никогда еще не видел такого множества книг. Пришел слуга, накрыл на стол, и хозяин принялся угощать нас. Разговаривали через переводчика.

«Большинству китайцев не нужна война, она несет лишь разорение и без того бедным земледельцам, — сказал хозяин. — Наш народ знает: нельзя построить свое счастье на несчастье других». — «Но в Китае не все думают так, как вы», — возразил я. «Так же, как я, думают многие. А люди передовых убеждений борются за демократизацию правительства». — «Что означает это слово: «демократизация»? И что вы, ученый человек, делаете здесь, в этом маленьком поселке?» — «Я хотел жить тихо и уединенно, потому и уехал в глушь, но неожиданно оказался в водовороте событий. Попытался выбраться отсюда и не смог... А «демократизация» означает равные права для всех». — «Куда вы хотели уехать? Я провожу вас». — «Это невозможно. Вы же не проводите меня до Пекина... Но я очень рад встрече с таким прославленным полководцем. Хотел бы встретиться с вами еще раз, но только когда погаснет огонь войны...» — «Как вы смотрите на то, что Монголия стала независимым государством?» — «Я ничего не смыслю в политике. Я всего лишь скромный литератор. Но думаю, что Монголия вполне может стать суверенным и демократическим государством». Один мой знакомый — продолжал Максаржав, — он русский и живет в Западном крае — придерживается такого же мнения. Как ненавижу я тех, кто зарится на богатства нашей страны, а монголов даже за людей не считает! До последнего вздоха буду я бороться с захватчиками, которые вторглись на нашу землю!

— Да, — задумчиво проговорил Га-гун, — видно, твои знакомые, что китаец, что русский, — мятежники, лучше держаться подальше от таких людей. Эта их демократизация означает: царя — долой, нойонов — долой, одним словом, они предлагают все поставить вверх ногами... Ну, хватит, сынок, пора спать.

«Тот китаец беспокоился обо всех людях... Жаль, я торопился ехать дальше и не закончил этот интересный разговор, — думал Максаржав. — Но у меня в голове не укладывается, почему мы обязательно должны идти в подчинение к какому-нибудь сильному государству. Да, я мало образован и плохо разбираюсь в политике... — Максаржав приподнялся на постели, взглянул в окно, затянутое бумагой, и мысли его потекли по совершенно другому руслу. — Здесь, в доме учителя, хорошо будет играть в кости. Комната почти девять локтей в длину. То-то Цэвэгмид обрадуется, когда узнает, что мы переезжаем в столицу. Давно я хотел показать ей Хурэ! Целый год мы не виделись, соскучилась, поди. И мне без нее нелегко — отсутствие близкого человека ощущаешь и в счастливые минуты, и в горькие...»

Га-гун вернулся в свои владения, а Максаржав сложил юрту и вместе с неразлучным Того перебрался в дом Га-гуна. «Много лет Бого верно служит мне, сопровождает меня во всех военных походах, — подумал как-то Максаржав. — Я не знаю человека, который был бы так предан мне. А сам взвалил на него всю работу по дому... Не лучше ли привезти сюда жену и детей? Да и что это за жизнь, столько лет с семьей врозь! Но с другой стороны, если Цэвэгмид уедет, скот останется без присмотра.. Как мы будем жить потом?»

Шел уже шестой год правления «многими возведенного», а военные походы для Максаржава все еще не кончились.

Бавужав, управляющий восточной окраиной Монголии, захватил оружие, разграбил и сжег монастырь в хошуне Сужиг-вана; ходили слухи, что он грозится идти на Хурэ.

Бавужав взял в руки оружие, когда узнал, что по договору трех держав, признавших автономию Монголии, его владения должны отойти Китаю; он требовал, чтобы Внутренняя Монголия была присоединена к Халхе.

На усмирение мятежного гуна были посланы войска во главе с бээсом Биширэлтом из Цэцэн-ханского аймака, который должен был попытаться договориться с Бавужавом, а в случае неповиновения — расправиться с ним. Однако войска Биширэлта перешли на сторону мятежников, и незадачливый полководец ни с чем вернулся в столицу. И тогда вместо Биширэлта было решено послать на восток Максаржава с его цириками.

За несколько месяцев до того, как Максаржав выступил в поход, с восставшими попытался вести переговоры Манлай-Ба-тор Дамдинсурэн.

— Халхаские князья отказались от нас, — ответил ему Бавужав, — они не желают защищать своих кровных братьев, отдали Внутреннюю Монголию под власть Китая, а китайцы издеваются над нами. Вот почему мы восстали.

— Но ведь вы словно заяц из сказки, который попал в расщелину! Вы же лично присутствовали на съезде трех держав и согласились с решением, чтобы ваши земли отошли Китаю!

— Мы поняли, что нас просто-напросто продали Китаю, а раз так — мы разгромим Халху. Вы не захотели спасти нас, отдали китайцам на разграбление наши земли, и за это мы отомстим: отторгнем восточную часть Халхп и отдадим Китаю.

— Если братья начнут убивать друг друга, они станут добычей врага. Можно ведь жить мирно.

— Моя душа до тех пор не узнает покоя, пока не будет установлена новая граница, с включением Внутренней Монголии. Вы предлагаете нам сложить оружие? Никогда!

— Переходите сами в Халху со своими юртами.

— Никогда я не смогу бросить братьев, доверившихся мне! Даже если тело мое станет наслаждаться, душа будет страдать. Я останусь вместе с братьями, буду вместе с ними страдать и бороться, а если надо — и жизнь свою отдам.

Люди Бавужава продолжали бесчинствовать на восточной границе; мстя за то, что их отдали под власть Китая, они жгли и разоряли монастыри, грабили население.

Хатан-Батор Максаржав выступил со своим войском и расположился в хошуне Уйзэн-вана. Полководец был в расцвете сил. Максаржав не носил знаков княжеского достоинства — жинса и отго, но не расставался с саблей и винтовкой. В своем шатре он поставил старый стол и часто, сидя за этим столом, читал.

«Я понимаю обиду Бавужава, — рассуждал он, — но разве можно доказывать свою правоту с помощью разбоя и грабежа? В чем провинились перед ним мирные жители пограничных аилов? Когда монголы проливают кровь своих братьев, китайцы радуются. Если бы Бавужав прекратил бесчинства, не надо было бы и воевать с пим. Пока мы растрачиваем силы в междоусобицах, китайцы улучат момент и нападут на нас. Нет, я должен выполнить приказ о подавлении мятежа, поднятого Бавужавом...»

Он созвал командиров и приказал:

— Готовьте войска!

Но Бавужав понял, что на этот раз ему придется туго, и бежал со своими отрядами. Максаржав, убедившись, что мятежники достигли Хайлара, прекратил преследование и вернулся в Хурэ. В глубине души он радовался такому исходу.