Александр Силецкий - Дети, играющие в прятки на траве

• Название: Дети, играющие в прятки на траве
• Автор: Александр Силецкий
• Издательство: Харвест
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-985-16-7377-9

В романе рассказывается об искусственно созданной расе биксов (био-кибернетических систем), внешне не отличающихся от человека. К тому времени часть людей покинет нашу планету, а оставшаяся часть человечества вступит в конфликт с биксами, в центре которого окажется Брон Питирим Брион, отпрыск элитного семейства. Стечением обстоятельств ему приходится предавать себе подобных, испытывать странную, неразделенную любовь, участвовать в Великом Исходе биксов — эдакой бескровной бойне, учиненной его соплеменниками.

---

Но за какие доблести и, главное, что от меня потребуют взамен? Я все отдал, сполна. Уже и тела не имею своего… Выходит, это — никому не нужно? А другого я не знаю. Им — видней? Ну что же, хорошо, коль так. Пускай. Другая траектория движения… Но вот инерция — все прежняя, опять я несвободен?! Или Эзра правду говорил: я был свободен с самого начала, как и остальные, был свободен по программе, одинаковой для всех, вот только плохо считывал местами? Интересно…

— Вы уж потерпите, — неожиданно заметил Эзра, — запах малость резкий, но такая здесь дорога. Нет другой покуда — чтобы с шиком, напрямки. А объезжать — умучаешься!.. — тягостно вздохнув, он с безнадежностью махнул рукой. — Но там, на ферме, воздух чистый. Вообще курорт.

— Ну-ну, — ответил Питирим.

— Да, кстати, — неотрывно глядя на дорогу, произнес негромко Эзра, — а о чем вы с этим Левером на станции болтали? Его Левер звали, верно?

— Все-то вам известно!..

— Служба! — усмехаясь, отозвался Эзра. — Так о чем, а?

— Когда именно?

— Ну, день за днем… И перед самой катастрофой…

— Вы, наверное, и это знаете…

— Х-м… Я предполагаю, разумеется. И все же… Человек меняется…

— Вы что, с ним раньше виделись?

— Обычно люди не стоят на месте, — игнорируя вопрос, продолжил Эзра. — Утром человек — один, а вечером — уже другой… Всегда. Багаж-то жизненный меняется. Вот Левер… Вы же трое суток с ним общались!

— Результат, как говорится, налицо… — угрюмо хмыкнул Питирим. — Сплошной восторг… Не понимаю — вас волнует протокол бесед? Так я не вел его! Нет навыков. И часто было просто не до разговоров — дел и без того хватало. И потом… он был невероятно трудный собеседник…

— Вот как? Если собеседник интересный, легким он не будет никогда.

— Но эта его поза, вечно поучающая интонация…

— Вы знали его прошлое?

— Довольно смутно. Он не афишировал его. Так только — намекал… А я не лез с ненужными вопросами. В конце концов, чтоб качественно выполнять совместную работу, не столь уж важно, у кого какая биография. Для дела она мало значит. Был бы человек толковый… Разве я не прав?

— До некоторой степени, — уклончиво ответил Эзра. — Хоть и не во всем… По правде, я придерживаюсь противоположной точки зрения.

— И в чем она?

— Не признаю таких профессионалов без души.

— А это как?

— Без воспитания, без прошлого, без памяти!.. Ну ладно — там, на станции, вам было недосуг. Охотно верю. Но потом, когда вы очутились в клинике и… многое переменилось в вашем состоянии…

…ей-богу, удивительно! Неужто и тогда не захотелось изучить подробности?

— А толку? — Левер сонно и слегка насмешливо уставился на меня. — Все подробности одна другой противоречат. За какой источник ни возьмись. Иной раз кажется, что ничего и не было на самом деле.

— Ну, не знаю, — возразил я, раздраженный тоном собеседника. — Из ниоткуда слухи не берутся.

— Верно, слухи. Это ты хорошенькое слово подобрал. Годится. Прорва всяческой официальной информации, которую проверить невозможно, потому что весь официоз — сплошные слухи. Так сказать, удобное для всех вранье. О прошлом, настоящем и о будущем. О нем особенно горазды врать.

Левер вынул из кухонного комбайна чашечки с кофейным тоником и, расплескав их содержимое почти наполовину, водрузил на стол.

— Прошу! — он опустился, а вернее, просто плюхнулся в вертящееся кресло и вопреки моим ожиданиям очень медленно и скрупулезно принялся намазывать себе изящный бутерброд паштетным салом. — Видишь ли, друг мой Брион, — жуя, продолжил он, — в Истории Земли — с заглавной буквы, только так! — всегда случались беглецы — районного масштаба, в рамках государств и континентов. Это, впрочем, и закономерно. Я минувшую Историю Земли назвал бы не историей прогресса, а историей, если угодно, бегства… Постоянно — от других и постоянно — от себя. Весь прогресс нанизан на невидимые тропы беглецов. Они, бегущие, всегда давали ему нужное движение. И направление притом. Как элементы истинно мобильные. Ведь бегство — это путь к неведомому, это — жесточайшая необходимость прилаживаться к новому, осваивать его и зачастую трансформировать, чтоб выжить. Те, кто сидели на месте, даже и не знали, что такое подлинный прогресс. Ну, в лучшем случае подпитывались из садов, возделанных другими… Брали, что дают. Обычный обывательский подход к Истории и своей нише в ней.

Я пригубил чашку — осторожно, чтобы не обжечься, — и слегка поморщился: кофейный тоник был отвратный, Левер совершенно не умел вводить программу в кухонный комбайн, хотя и похвалялся.

— Ниша нишей, но, сдается мне, таким вот незатейливым манером ты пытаешься упорно оправдать и собственное бегство, и, похоже, собственное малодушие — уж извини за столь неделикатное словечко.

— Да при чем тут я?! — с досадой отозвался Левер. — Мой случай — частный. Впрочем, я и не скрываю: мне на ферме было плохо. Я болтался там, как в невесомости сопля. Я убежал, я смылся, постаравшись все-все позабыть. Зато вот тут, на станции, где мне все внове, — изумительный простор! И я могу себя здесь показать. Хочу этот простор раздвинуть беспредельно. Чтобы все сказали: Левер — это да, махина! — он торжественно воздел холеный тонкий палец. — Но сейчас я о другом. Ты давеча изволил эдак походя заметить: тысячи людей бежали от греха подальше, погрузились в шильники — и были таковы. Спасали, дескать, свою шкуру… Чушь! Никто бы их не тронул. Просто-напросто — психоз, животная боязнь прогресса.

— Да? И что ж, по-твоему, давнишний конфликт с биксами, как и само их появление на свете, — это истинный прогресс? Считаешь это нормой?

— Не уверен, что нормальным следует считать прогресс как таковой, — пожал плечами Левер. — Тот прогресс, каким мы его видим. Очень скользкое и даже вредное понятие. Уводит мысли в область неразумного. Рождает идиотский оптимизм. И те, кто улетели, вероятно, поняли, что их — придуманный — прогресс не соответствует действительности и ведет, по сути, в никуда. Конечно, если следовать ему… В итоге — бегство. Бегство от самих себя. Не первый раз в истории…

— Но ведь не все же улетели! — пылко возразил я. — Есть свидетельства, что многие ученики тех, кто покинул Землю, несгибаемые, знающие, умные ученики — остались. И сумели выправить — хоть как-то — ситуацию! Планета выжила. Раздоры продолжались, но уже без прежней остроты. И все, что мы сейчас имеем, — дело рук учеников.

— Кого конкретно?

— Имена не сохранились. — Я развел руками. — Да и разве это важно — как их называли? Главное — поступки. Главное — тот дух всеобщего людского самосохранения, который удалось им закрепить в нас. Как бы передали в назидание…

— Вздор! — с раздражением ответил Левер. — Ты еще скажи, что целое великое учение от них осталось. Эдакий набор непреходящих истин.

— Ежели угодно, можно и учением назвать. Никто не возбраняет. Но ведь ты не будешь отрицать, что этот свод правил и рекомендаций, на которых мы воспитаны, вполне разумен и доступен каждому.

— Согласен. Сам зубрил и даже неплохие получал отметки. Только чем-то это все напоминает мне одно евангельское происшествие…

— Какое именно? — не сразу уловил я. — Ах, нуда, припоминаю, читал в детстве…

— Интересно, где? — встрепенулся Левер.

— У отца в библиотеке была куча любопытных книг.

— Везунчик! Это нынче редкость: чтобы в доме — да библиотека!.. А… прости, откуда? Твой отец, поди, большой любитель почитать?

— Да нет, куда там! Просто… скапливались… Работенка у него была такая — биксанутых выявлять. Среди них умные встречались, редкой эрудиции…

— Понятно, — произнес со вздохом Левер. — Подозрительных — из дома вон, а книжки, чтоб не пропадали… Хорошо, хоть не в костер!

— Ну, мой отец был человек достаточно культурный, — уязвленно отозвался я. — Не то что многие другие… Целые собрания домой свозил. Берег…

— Зачем?

— Не знаю. Для чего-то сохранял. Сейчас как вспомню… Сколько ж было удивительных, а то и просто непонятных книг! Иной раз очень-очень старых, настоящих, напечатанных еще тогда, когда Армада только улетела, или даже раньше… Но отец не прятал их — наверное, считал, что все равно никто глаза ломать не станет. Разве только я туда и забирался… Да и то — тайком, когда меня не видели…

— Какой пытливый мальчик! — усмехнулся Левер.

— Уж какой родился, — буркнул я. — Ты что-то начал говорить мне про Евангелие… Ну, и? Там происшествий, знаешь ли, хватало…

— Безусловно. Но одно событие, — Левер многозначительно глянул на меня, — для всех сделалось наиважнейшим! Я имею в виду миф о гибели Христа, его чудесном воскресении и вознесении на небо. На этом основана вера. И все христианское учение проистекает из него. Весь круг идей и представлений. Все то, что зовется духовным наследием…