Сэмюэл Блэк - Дарующие Смерть, Коварство и Любовь

• Название: Дарующие Смерть, Коварство и Любовь
• Автор: Сэмюэл Блэк
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-69160-9

1502 год. Благословенная земля Италии, колыбель Высокого Возрождения, сотрясается в конвульсиях гражданской войны. Молодой, но крайне амбициозный политик и военачальник Чезаре Борджиа мечтает стать вторым Цезарем и образовать новую Римскую империю. Его победоносное шествие по стране на время останавливается в Имоле, где Чезаре переводит дух перед новым рывком. Волею судеб туда же попадают Никколо Макиавелли, ведущий переговоры с Борджиа от имени Флорентийской республики, и Леонардо да Винчи, которого победитель Имолы пригласил поработать над образцами нового оружия. Три по-своему великих человека, оказавшиеся в одном месте и в одно время, — это обещает многое всем троим. И жизнь каждого круто изменится после этой встречи…

---

Я побрел к монастырю. Из-за каменных стен уже доносился монотонный гул монашеских голосов, но для утренней трапезы было еще явно рановато. Хорошо — никто мне не помешает. Я отпер дверь трапезной и прошел на середину зала. Потом развернулся — и взглянул… Впервые я увидел это так, как мечтал увидеть. Не как живопись на стене, но как совершенную иллюзию — продолжение монастырской столовой, где к пяти их повседневным столам добавлен шестой. А за шестым столом сидят Иисус и двенадцать апостолов.

И тогда на полу под самой фреской я заметил что-то странное. Может, крошки какой-то пищи или мертвые насекомые. Направившись к этому мусору с намерением убрать его, я разглядел крошечные кусочки бриллиантово-голубого и красного цветов. Нагнувшись, потрогал пальцем одну из крошек… и она рассыпалась в порошок.

Потрясенный, я встал и осмотрел фреску, пробегая пристальным взглядом по каждой детали. Переместившись на пару шагов, глянул наверх… на голубой плащ и красный хитон Иисуса. На фреске появились щербинки. Крошечные изъяны, конечно, я мог бы и не заметить их, если бы не обнаружил на полу крошки, но…

Щербинки…

Осыпались краски. Должно быть, я сделал неправильную смесь. А если всего через год уже упала дюжина мелких крошек, сколько же их упадет через десять лет, пятьдесят, сто? Через пять столетий моя фреска исчезнет навсегда — от нее останется лишь пустая стена, изображение растает как призрак. Прижав ладони к глазам, я уставился в пол сквозь решетку скрещенных пальцев.

Попросту расписался в пыли…

До меня донеслись звуки шагов и голоса — монахи потянулись на утреннюю трапезу. Отвернувшись от фрески, я побрел к выходу. Солнечные лучи стали жарче, но город для меня стал выглядеть еще более безжизненным, чем раньше. Город пепла, город погибших надежд.

Кто-то произнес мое имя. Подняв глаза, я увидел одного из придворных. Он вскинул руки:

— Брависсимо! Вчерашнее представление просто чудо! Его долго не забудут.

Нет, подумал я, оно быстро забудется — скоро от него не останется и тени воспоминаний.

Вежливо поблагодарив придворного, я продолжил путь, слыша, как прохожие шептали мое имя. Они упорно глазели на меня и показывали пальцами. Кто-то смеялся. Худенький грязный ребенок подбежал ко мне и начал клянчить сольди. Я бросил ему монетку и прибавил шагу, стремясь избавиться от шепотков и пристальных взглядов. Цена славы.

Я вышел на виа Данте. Людей на улицах заметно прибавилось. Их стало даже слишком много — этот город подобен реке в половодье. Надвигающийся на меня городской центр атаковал мое обоняние зловонными запахами гниющих фруктов и свиной крови, слух мой терзали пронзительные крики уличных торговцев и грохот повозок по мостовым; липкая фиолетово-черная дымная пыль и мусорная грязь испачкали мне и платье, и туфли. Вот если бы вместо этого удручающего беспорядочного лабиринта мне позволили построить новый Милан… Мысленно я уже рисовал картины этого города, объяснял все преимущества нового проекта, который поможет устранить многие болезни, сберечь деньги и улучшить жизнь людей. Я представлял длинные трубы, рассеивающие дым высоко над городом. Рисовал систему шлюзов и гребных колес, каналы, необходимые для очищения улиц. Мой новый город делился на два уровня: нижний, с туннелями и каналами, для складов и торговых контор, для передвижения скота и товаров, а верхний — для жилых домов с лоджиями, внутренними двориками и фонтанами, с широкими проспектами и бульварами, где люди могли бы гулять среди цветущих деревьев и дышать незагрязненным воздухом. Ах, он стоит перед моими глазами — город мечты, высящийся на руинах старого Милана! Но, увы… герцог предпочитал тратить деньги на войны, пиры и любовниц. Мой город никогда не будет построен.

Я прошел мимо изваянной мной модели глиняного Коня, как обычно величественной и как обычно хрупкой. Я намеревался отлить ее в бронзе. Но герцог использовал выделенную на памятник бронзу для литья пушек. Поэтому с годами мой Конь потрескается и разрушится, так же как облупится и исчезнет моя «Тайная вечеря». Приехав в Милан пятнадцать лет назад, я достиг очень многого — но какие ценности останутся в итоге?

Расписался в пыли…

Я пересек Пьяцца дель Дуомо, миновал нищих и торговцев, мулов и строителей и подошел к храму Палаццо Веккьо. Вскарабкался по ступеням под самую крышу. Здесь, высоко над городом, веял свежий ветерок, лишенный уличной вони. Заслонив от солнца глаза ладонью, я окинул взглядом красные черепичные крыши, серые городские стены, окрестные рощи, поблескивающие серебром в жарком мареве… Стайка ласточек взмыла в небо, двигаясь подобно искусным пловцам в быстротекущем потоке, их тени скользили по иссохшей земле… и — нереально — словно разрисованный задник сцены, вздымались далекие горы. Их голубоватые вершины терялись вдали.

Я достал из кармана бумагу и запомнил примеры, записанные там Лукой, потом аккуратно сложил листок определенным образом.

И вот моя бумажная птица взмыла в воздух. Она крутилась, трепетала, петляла, ныряла, парила и… исчезла из вида. Она летела. Точно так же полетит и человек, если дать ему крылья — достаточно большие для того, чтобы они смогли преодолеть, завоевать и покорить сопротивление воздуха; они поднимут нас в небеса.

Крылатая тень бесшумно скользила над озерами и лугами…

Я устремил взгляд в небеса, откуда следила за мной незримая Фортуна, и прошептал:

— Когда-нибудь…

5

Рим, 14 июня 1497 года ЧЕЗАРЕ

Тенистый сад и жужжание насекомых. Запах спелых дынь и заливистый фальшивый смех. Ужин в винограднике нашей матушки; перед нами открывался вид на город, озаренный заревом заката.

Скромное празднование — в мою честь. Разумеется, только мой братец Джованни заслуживал грандиозных празднований.

Джованни — воин. А я — священник. Хотя по старшинству[7] мне следовало бы взять в руки меч. Но Джованни ходил в любимчиках у нашего отца. На дальнем конце стола гости болтали по-итальянски. На нашем конце стола — испанская речь. Моя. Джованни. И нашего кузена, толстяка Ланзола — кардинала Монреале.[8]

Я разбавлял вино водой. Толстяк лениво прихлебывал из бокала. А Джованни, как обычно, пил так, точно умирал от жажды. Его жажда неутолима. Он неутомимо гоняется за чужими женами, и столь же неутомим в бахвальстве и оскорблениях.

Его насмешливый голос:

— Будьте добры, не соблаговолите ли вы, кардинал, передать мне соль.

Я спохватываюсь. Чуть позже, чем следовало. Солонка стоит рядом со мной. Наш кузен тянется через стол.

— Верно, братец, еще не освоился с духовным саном? — ехидно спрашивает Джованни.

Я бросил на него пристальный взгляд. Отрешенное выражение.

— Кардиналы имеют власть. И богатство. И возможность стать Папой, — невозмутимо заявил я.

— Разумеется, но командиры имеют славу. И свои собственные войска.

— Это не твое воинство. А воинство церкви. Да и не снискал ты пока, братец, большой славы.

Его щеки вспыхнули огнем. Он треснул кулаком по столу.

— Первый блин комом. И мне жутко не повезло, — прошипел он. — Посмотрел бы я, как бы ТЫ поступил на моем месте.

О… гораздо лучше, Джованни. Я бы одержал победу.

Топот копыт и факельный свет. Мы ехали по темным улицам. Нас четверо — я, Толстяк, Джованни и неизвестный в маске. Последний молчалив, безымянен. Знакомый Джованни. За нами слуги и грумы.

Миновали Колизей, чья призрачная громада высилась во мраке. Мне виделись тени Юлия Цезаря и Тиберия. Их имена эхом отдавались в вечности.

Миновали трупы повешенных на стенах дворцового сада. Я видел крыс, ползавших по их плечам. По плечам людей, чьи имена уже забыты.

Аромат роз. Зловоние смерти.

Миновали старый дворец нашего отца. Миновали старый дом нашей матушки. Миновали дом, где выросли мы с Джованни.

Проблески памяти — детские драки и праздники. Церемонии и поцелуи. И одно всеобъемлющее чувство — страстное желание скорее стать взрослым.

Вот оно, детство, и закончилось. Наш отец избран Папой. Я стал кардиналом. Фамильное могущество возросло. Борджиа на подъеме. Но какой же он затяжной, какой медленный…

Однако я неизменно смотрю вперед и вижу мое будущее — блестящее возвышение. Хотя время неумолимо уходит.

Я должен стать триумфатором, прежде чем умру. Я должен стать победителем, прежде чем смерть меня победит. Мне уже двадцать два года. Осталось только десять лет. Я сжал кулаки — нельзя терять ни минуты этого проклятого времени.

На Понте-Сант-Анджело Джованни заявил, что должен покинуть нас.

— В такой час? — удивляется Толстяк. — Улицы здесь опасны, кузен.