Андрей Щупов - Заблудившиеся на чердаке

• Название: Заблудившиеся на чердаке
• Автор: Андрей Щупов
• Жанр: Научная Фантастика

---

"Господи, сотвори какое-нибудь чудо!" - прошептал Евгений Захарович. - "Перетряхни этот гадюшник, перетряхни всю нашу жизнь. Или хотя бы одну мою. Ведь это не жизнь! Клейстер какой-то, кисель в миске..."

- А может, ему диод в вилку впаять? Включит - и сразу повеселеет.

- Не успеем. Скоро уж вернется...

В каком-то нездоровом порыве Евгений Захарович придвинул к себе проспект. Организм самопроизвольно включился в режим работы. Так, наверное, и происходят самовозгорания...

На первые страницы он накинулся с яростью штурмующего. Черкал и правил, ощущая в себе сладостную злость. Слова и строчки превратились в неприятельский кегельбан. Из пропечатанных шеренг следовало выбить максимальное число букв. Ибо возмущала каждая фраза, а от чужих нелепых афоризмов хотелось смеяться громко, может быть, даже по-мефистофельски, чтобы слышали славные соавторы.

За окном оглушительно зацвиркал, подскакивая мячиком, расфуфыренный воробей. Тепло распаляло его, солнце и облака радовали. Подняв голову, Евгений Захарович буквально прилип к нему взором. Чужая радость работала наподобие мощнейшего магнита.

Так... Он не сразу вернулся глазами к проспекту. Где-то тут должна быть ссылка на литературу... Но, увы, даже в помине нет. Вопрос им жирненький на полях! Аббревиатура не объяснена, а тут и вовсе какой-то ребус... Он перечитал абзац трижды и все равно ничего не понял. Это какой же талантище нужен! Какое умение! Чтобы о простых вещах писать таким слогом!.. Скрипнув зубами, Евгений Захарович покосился на окно. Возле орущего воробья уже сидела некая легковерная пигалица. Должно быть, воробей врал ей что-то про райское гнездышко, про заветное местечко, где валом лежат прокисшие пельмени, обкусанные сдобы и колбасная шелуха. Пигалица слушала, приоткрыв клюв. Сообразив, что глупая воробьиха рано или поздно поверит всей этой чепухе, Евгений Захарович решительно поднялся. Вот у кого настоящая жизнь! Вот кто свободен и счастлив!.. Пальцами он оттянул нос наподобие клюва. Вот я, вот я, превращаюсь в воробья!.. И да здравствует захватывающий дух полет, взгляд с высоты и отсутствие зарплат! Всего-то и завоеваний у разума, что кто-то когда-то изобрел чертов дырокол, да еще пиво. Чешское и жигулевское... А недодушенное искусство не в счет. Его создают изгои, а изгои, как известно, - класс неимущий, класс вымирающий... Бежать! Со всех ног и со всех рук! По примеру предков! Ведь тоже были счастливее нас. Потому что не знали ни озоновых дыр, ни затхлой воды, ни прогорклого воздуха. Воевали себе и в ус не дули...

Четыре этажа, коридоры по восемьдесят метров, да еще пролеты - всего метров триста, а то и четыреста. Дистанция вполне приличная - почти стадион. Но пробегать ее следует стремительной рысцой, озабоченно морща лоб, не замечая ничего вокруг. И только тогда ни у кого не возникает сомнения, что шаг ваш целенаправлен. Напротив, будет расти и цементироваться миф о вашей удивительной занятости. Ласково и благосклонно будут глядеть вам вслед седовласые начальники, и до ушей ваших донесутся сочувственные вздохи коллег. Весьма желательно носить с собой увесистую папку или тот же разлохмаченный проспект. В дипломате или просто в руках. Немаловажный штрих. Он убеждает - то бишь, делает ложь убедительной. А здороваться надо чуть рассеянно, не сразу узнавая, и никогда не скупиться на виноватые улыбки: мол, рад сердечно и безмерно, но, увы, ни минутки и ни секундочки... И торопиться, торопиться - бежать не оглядываясь, ибо оглядывающийся - подозрителен. Очень неудобно встречаться и здороваться с людьми дважды. Еще хуже - трижды. Покоситься и промолчать - дескать, виделись, браток, - недипломатично, здороваться вторично - глупо, отворачивать голову - и вовсе нехорошо. Поэтому бегущий по институту должен быть вдвойне осторожен. Следует иметь нюх на подобные вещи, и Евгений Захарович такой нюх имел. Двигаясь по коридору, он уверенно набирал скорость, впадая в знакомое "транспортное" состояние, когда не хотелось ни о чем думать, и мысленная апатия согласованно вплеталась в канву дорог.

Впереди замаячила фигура атлета. Человек бежал навстречу, как поезд по рельсам, и Евгений Захарович взял чуть правее. Он давно подозревал в атлете тайного конкурента, приверженца той же "маршрутной гимнастики". Слишком уж часто судьба сталкивала их на лестницах, в коридорах и вестибюле. Впрочем, "конкурент" в самом деле мог оказаться занятым человеком. Как говорится, чудесное упрямо вторгается в наши дни... И почему бы, в конце концов, не поверить в существование этакого талантливого бодрячка, представителя новой формации, гармонично впитавшей в себя как физические, так и умственные достоинства. Тогда объяснима вся эта спешка. Гений не умеет медлить, гений - это волк, настигающий добычу. Лаборатории, кабинеты, умные разговоры, мимоходом идейку - одному, другому, попутно в библиотеку за цитаткой... А ведь как не похож на ученного! Даже на рядового кандидата не похож. Скорее уж кандидат по штанге или воспитанник атлетического клуба, созданного при институте для привлечения молодежи к науке. Вон какой богатырь! Мускулистая грудь, столбоподобные ноги, а руки - это же не руки - шатуны какие-то! Богатырь несся, отмахивая шатунами, нелепо пригибая могучий торс к вскидываемым ногам. Непонятнейшая походка! Это уже на всю жизнь. Разве кто скажет такому, что он вихляет телом, словно клоун? Это надо быть героем или безумцем, что, впрочем, одно и то же.

Евгений Захарович подумал о Толике. Вот с ним он бы, пожалуй, рискнул. Вид у Толика тоже очень даже внушительный. Возможно, атлет даже выслушал бы их до конца. И только потом стал бы в бойцовскую стойку...

"Поезд" промчался мимо, и на Евгения Захаровича пахнуло молодеческим потом, одеколоном "Шипр" и чем-то еще, идейно-здоровым, внушающим боязливое уважение. Взвихрив воздух, атлет добрался до поворота, и через секунду мраморная лестница загудела под его слоновьими стопами.

На втором круге у Евгения Захаровича заныло под левой лопаткой, а "нюх" подсказал, что пора заканчивать. Спустившись на родной этаж, он заглянул в лабораторию. Здесь по-прежнему пили чай, хрустели сушками. Попутно глазели на экран отремонтированного кем-то телевизора. Горделивые мундиры в высоких разукрашенных фуражках, в десантных ботинках и белых перчатках торжественно маршировали по площади. Не то Англия, не то Испания...

- Не признаю я такую шагистику! У наших лучше как-то, экономнее... Гляди, как размахались, и выверты в коленках неестественные какие-то. Сколько у них между шеренгами? Ведь поболее метра будет! А нас, помню гоняли плотненько, носом к затылку, и не дай бог, кто споткнется. Все повалятся - разом!..

- Между прочим, по второй футбол гонят. Может, переключим?

Против футбола не возражали. Хрустнул переключатель, словно сломали чью-то кость, и парад превратился в галдящий стадион. Цветность у телевизора барахлила. Трава была красной, мяч желтым, а у ворот зевали синелицые голкиперы. Но сюжет в целом был знаком. Распаренные игроки энергично бегали взад-вперед, с азартом сшибались лбами, падая, жевали от боли красную траву. Перекликаясь с телевизором, продолжало болтать радио, и гражданственный бархат вещал о чем-то скучном, что почему-то должно было дойти до сознания каждого...

Снова оказавшись в кабинете начальника, Евгений Захарович рухнул на стул и, стиснув себя в волевых тисках, попытался сосредоточиться на мысли о проспекте. Увы, заряд иссяк, все было тщетно. Вместо проспекта думалось о мягком диване, о белоснежной подушке и сладком нескончаемом сне с зеленоглазой буфетчицей. Заявись в этот момент враг, Евгений Захарович сдался бы не моргнув глазом. Сдался с одним-единственным условием - чтобы можно было не поднимать рук и чтобы в плену ему предоставили какой-нибудь хоть самый завалящий диван. Мутными глазами он обвел комнату. Вот здесь бы его, у стеночки... Розовый, пышный, такой желанный... Евгений Захарович вгляделся в стену мученическим взором, взывая к невидимому дивану, умоляя проявиться из небытия, приласкать униженное бездельем тело. Увы, стена безмолвствовала. Из-за фанерной плиты, втиснутой за шкаф, дразняще выглядывали тараканьи усики. Насекомое было раздавлено еще вчера, но усы по-прежнему казались живыми и даже как-будто чуть-чуть шевелились. Бедный таракан-тараканище... Евгений Захарович хорошо помнил, как прижал фанерный лист к стене и как раздался неприятный хруст. Никаких особых ощущений он тогда не испытал - ни стыда, ни злорадства, - одну лишь легкую брезгливость. Все-таки убийство убийству рознь, и клопы, мухи, тараканы вроде как не в счет, как не в счет говядина и свинина, как не в счет бессловесная флора.

Скрипнула дверь, и в кабинет заглянула Пашкина голова.

- Лешик прискакал. Народ пробки выдергивает...

Пришлось вставать и шлепать за купленным пивом.

Позже, раскупоривая бутыли, Евгений Захарович несколько оживился. Сочащаяся из-под жестяной нашлепки пена призывно шипела, заманивала ароматом. Материализующийся дух старика Хоттабыча обещал исполнение самых несуразных желаний.