Виктор Унрау - Не Евангелие

• Название: Не Евангелие
• Автор: Виктор Унрау
• Издательство: Ориус
• Жанр: Философия
• Год: 2010

В этой книге рассматриваются самые трудные вопросы этики: может ли человек быть альтруистом, и что заставляет одних людей жертвовать собой ради других? Эти вопросы по оценке авторитетного журнала «Science» стоят в одном ряду с величайшими загадками, которые пытается решить современная наука. На главные вопросы этики моралисты пытаются ответить уже несколько веков, и до сих пор никто на них не ответил.

---

Рассказывают, даже сам Трепов, оправившись от ранения, разъезжал в коляске по городу и всем говорил про Засулич, что «будет рад, если она будет оправдана».

«Она может выйти отсюда осужденной, — говорил адвокат Александров на суде, — но она не выйдет опозоренною».

И вот присяжные вышли из совещательной комнаты «теснясь, с бледными лицами, не глядя на подсудимую».

«Все, — пишет Кони, — затаили дыхание».

Старшина дрожащей рукой подал судье лист, и даже не смог выговорить до конца вердикт присяжных — не виновна.

«Крики несдержанной радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, — вот, что началось в зале. — Даже в местах за судьями усерднейшим образом хлопали. Я оглянулся, — пишет Кони: — помощник генерал-фельдцейхмейстера, Баранцов, раскрасневшийся седой толстяк, с азартом бил в ладони».

Аплодировал решению присяжных не только «титулованный недоумок» Баранцов. Хлопал в ладоши и канцлер Горчаков, что, может быть не так уж и удивительно. Горчаков был лицейским товарищем Пушкина.

Александров не отрицал, что «самоуправное убийство есть преступление». Но он доказывал, что это преступление есть «высокочтимый подвиг гражданской доблести».

«Как бы мрачно ни смотреть на этот поступок, — говорил он, — в самых мотивах его нельзя не видеть честного и благородного порыва».

Этот случай обладает всеми достоинствами и пороками нравственного поступка.

Засулич поступила агрессивно: она напала на человека и причинила ему страдание.

Этот поступок похож на жертвоприношение.

«Она, — пишет Степняк-Кравчинский, склонный идеализировать революционеров, — была ангелом мести, жертвой, которая добровольно отдавала себя на заклание».

Жертвенность Засулич ни у кого и не вызывала сомнения. Кони, даже считает, что правосудие, оправдав Засулич, как бы испортило обедню. Если бы присяжные вынесли обвинительный приговор, «поступок Засулич, шедшей на кару и принявшей ее, приобретал бы характер действи?тельного, несомненного самоотвержения».

Наконец, поступок Засулич противоречил уголовному праву.

«Никто из разумных людей, — пишет в своих мемуарах князь Мещерский, — никак не мог понять, как могло состояться в зале суда такое страшное глумление над законностью. Ведь она стреляла в человека, тяжело ранила его, а ее признали невиновной и отпустили».

Конечно, с точки зрения закона Засулич должны были признать виновной. Но средний класс «в лице присяжных выразил, что насилие и произвол правительственных агентов возмущают его настолько, что из-за них он закрывает глаза на кровавый само?суд».

По словам Кони, присяжные не отрицали того, что сделала Засулич, но «не вменяли ей этого в вину».

Я говорю, что альтруизм, это не преднамеренное деяние, что альтруист проявляет агрессию на опасность, которая угрожает лично ему, и альтруизм есть побочный, непроизвольный результат этой агрессии.

Поступок Веры Засулич на первый взгляд опровергает это представление о природе альтруизма.

То, что произошло в Петропавловской крепости, как будто не имело лично к ней никакого отношения и никак лично ей не угрожало. Она даже не знала Боголюбова лично.

Почему вдруг она взяла в руки револьвер и напала на градоначальника?

Это произошло вот почему.

Я уже говорил, что человек в отличие от животных чаще всего реагирует не на непосредственную действительность, а на тот образ действительности, который рисует его воображение.

Так, например, биографы Адлера рассказывают, как в детстве по дороге в школу будущему основоположнику индивидуальной психологии приходилось ходить через кладбище. Мальчика терзал страх, и мучила мысль, что он не такой смелый, как его товарищи. Однажды он даже несколько раз подряд пробежал через это кладбище, чтобы побороть страх.

Несколько лет спустя Адлер узнал, что никакого кладбища на самом деле не существовало. За кладбище он принимал обычный заброшенный двор. Биографы говорят, что, наверное, поэтому Адлер, как психолог, «считал важным не сам жизненный факт, а его оценку человеком».

В этой способности человека воспринимать действительность не непосредственно, а через мыслительные образы, и доверять этой виртуальной действительности больше, чем реальной, состоит серьезный недостаток по сравнению с животными, хотя бы потому, что «он готов увидеть опасность там, где ее в действительности нет».

«Человек, — пишет Фромм, — обладает не только способностью предвидеть реальную опасность в будущем, но он еще позволяет себя уговорить, допускает, чтобы им манипулировали, руководили, убеждали».

Фромм говорит об этой способности, чтобы объяснить, почему люди проявляют нравственное воодушевление, отстаивая ложные и опасные идеи.

Но эта же способность делает возможной родовую, корпоративную и классовую солидарность, готовность вступить в борьбу с врагами своего рода, класса или отечества.

Человек воспринимает опасность, которая нависла над членом его рода, класса или над соотечественником, как опасность, нависшую над ним лично.

Примером такого отношения к опасности служит война. Гражданин государства, на которое напал враг, не считает и не чувствует, что в опасности оказались только те люди, которые находятся около государственной границы. Он тоже чувствует себя в опасности и готов сражаться, хотя опасность лично до него еще не докатилась.

Поэтому оскорбление Боголюбова, Засулич принимала, как собственное оскорбление, и мстила, как бы это странно не звучало, не за Боголюбова, а за себя.

Боголюбов, рассуждает адвокат, не был другом или родственником Засулич. Она даже никогда не видела его. Боголюбов «был для Засулич — она сама».

«Политический арестант, — говорит Александров, — был ее собственное сердце, и всякое грубое прикосновение к этому сердцу болезненно отзывалось на ее возбужденной натуре».

Такое же побуждение к борьбе испытывала не одна Засулич, но и все, кто, так или иначе, принадлежал к сословию революционеров и был не доволен произволом государственных чиновников.

Морозов сидел в том же доме предварительного заключения, что и Боголюбов, и происшествие произошло у него на глазах.

И он пишет, что, узнав о распоряжении Трепова, он судорожно сжал пальцы в кулаки и крепко стиснул зубы.

«За это надо отомстить, — решил он, — отомстить, во что бы то ни стало. Если никто другой не отомстит до тех пор, то отомщу я, когда меня выпустят».

Морозов даже решил отомстить за Боголюбова не Трепову, а назначающему «нашими властелинами таких людей».

После порки Боголюбова «нервное возбуждение арестантов, — рассказывает Кони, — дошло до крайнего предела». У них началась истерика, они бросались на окна, и можно было ожидать покушений на самоубийство и массовых беспорядков.

Морозов рассказывает, что «метался из угла в угол, как тигр в своей клетке» и его воображение строило фантастические кровожадные романы «полные мести всем деспотам».

5. Внутренний импульс этического поведения

Итак, нравственное поведение, это поведение агрессивное.

Теперь остается ответить на вечный вопрос этической философии: что заставляет человека поступать нравственно?

Если нравственность и агрессия, это два разных имени одного явления, то можно сказать, что поступать нравственно человека заставляет то же, что заставляет его поступать агрессивно.

На этот вопрос уже ответил Альфред Адлер. Он ввел понятие потребность в агрессии, и говорит, что агрессия нужна для того, чтобы добиваться власти и превосходства.

Этические отношения, так же, как и агрессивные, возникают в сфере власти-подчинения, и отражают естественное неравенство людей, то есть их иерархические отношения.

5.1 Этическое и иерархическое сознание

Многие морализаторы и особенно романтические писатели, утверждая нравственную ценность принципа жить для других, подразумевают, что люди заинтересованы принимать чужие благодеяния.

В эту сомнительную истину искренне верил, например, Маршанжи, который с добрыми намерениями сочинял сказки о похождениях странствующего рыцаря, готового прийти на помощь бедной вдове, сироте или добродетельной даме.

Рыцарь, рассказывает Маршанжи, повсюду был желанным гостем, и «мог войти в чужой замок так же смело, как в собственный».

«Приближается рыцарь, — так выглядит Маршанжи в пересказе Руа, — трубит рог, опускается мост. Дамы спешат на крыльцо — встретить странника и поддержать ему стремя. Пажи подают мыться и мягкими тканями отирают пыль с мокрого чела».

«Если что тебе не по нраву, — предупреждают героя, — распорядись по-своему».

Вся округа прибывает в замок, чтобы чествовать странствующего рыцаря — графы в красивых платьях, окруженные шутами, знаменитые рыцари с предводителем местного дворянства, обязательно аббат и музыканты.