Серж Жонкур - Где ж это видано?!

• Название: Где ж это видано?!
• Автор: Серж Жонкур
• Издательство: FreeFly
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-98358-074-4

Бесшабашная, озорная книжка о «мелких домашних неурядицах и повседневных происшествиях, какие случаются абсолютно со всеми».

Во французской глубинке, в самой что ни на есть «дыре», на маленьком хуторе живет-поживает с виду наиобыкновеннейшая семья: мать, отец, трое сорванцов да сварливая старуха. Вот только у наших героев есть особый талант без конца попадать в самые невероятные ситуации, а у рассказчика на редкость острый глаз и бойкое перо. И оказывается, что прославиться можно даже там, где «в нормальное время не происходит абсолютно ничего», однако секрет настоящей славы откроется читателю только в финале, столь же логичном, сколь и неожиданном.

---

С абсолютно круглым лицом, под стать тучному телу, в сверкающей, будто кукольной, форме, все же это был настоящий жандарм, хотя и сильно напоминавший марионетку. С ним было сложно говорить о серьезных вещах, тем более что он всегда старался упростить ситуацию — не столько из желания утешить и поддержать, сколько заботясь о том, чтобы не перетрудиться и не взвалить на себя лишних обязанностей.

Мы это сделали не нарочно. Вот на чем строилась наша защита, и это оправдание звучало тем более убедительно, что было высказано совершенно искренне, а страж порядка не имел ни малейшего желания нас в чем-либо подозревать. Ведь он как никто другой понимал, насколько опасна охота, в том числе домашняя, и как жандарм хорошо знал — чтобы натворить бед с огнестрельным оружием, не требуется злого умысла. К тому же именно ему, жандарму, приходилось из года в год подбирать отважных охотников, павших на поле брани, — кретинов, которые сами полезли под пули, или умников, которые слишком хорошо спрятались; возможно, кого-то из них убили умышленно, однако ни мотивы, ни доказательства жандарму были не нужны, и еще меньше ему нужны были обвиняемые. Жандарму по долгу службы полагалось знать, что такое несчастный случай. Человек, побывавший в стольких переделках, посвященный в закулисные подробности стольких драм, автор такого количества протоколов, не мог недооценивать слепой игры случайностей; единственной проблемой в данном случае было то, что наш дядюшка пал задолго до начала охотничьего сезона, как минимум за полгода, — выходила очевидная несостыковка.

Чтобы как-то сплотить присутствующих, а заодно отметить событие подобающим образом, бабушка предложила достать из закромов одну из тех бутылок, которые нам посылал дядюшка, игравший на дудке в кайенском духовом оркестре, — он хоть и был солдатом иностранного легиона, но всего лишь трубачом. Каждый год музыкант посылал нам из своих запасов бутылки, бутылки издалека — преодолев десять тысяч километров, они всех восхищали. Всякий раз когда бабуля доставала свой белый ром, она позволяла себе немного погордиться и произносила торжественную речь о героизме нашего дядюшки, который добровольно пошел служить в элитное подразделение и чью коротко стриженную голову мы каждый год пытались опознать по телевизору, разглядывая всех подряд крепких парней, участвующих в параде 14 июля, несмотря на то что торжественность случая требовала, чтобы они были похожи друг на друга как две капли воды.

Итак, бабуля предложила жандарму выпить за родину, зная заранее, чем его пронять, и что высокое единение душ на почве национальной идеи позволит нам рассчитывать на снисходительное отношение.

Уткнувшись в календарь, водя указательным пальцем по числам, наш новый друг, хотя и был приличного звания, никак не мог разобраться в этой истории с датами, ибо на первый взгляд казалось, лучше дождаться открытия охотничьего сезона, чтобы заявить о несчастном случае. В какой-то момент он даже поинтересовался, где у нас морозилка, что свидетельствовало о том, что в его мозгу стали появляться гипотезы, к которым ром имел самое непосредственное отношение. Но напрасно бабушка твердила, что можно обойтись без всей этой бумажной волокиты, без всех этих формальностей, — полицейский считал своим долгом сообщить властям о том, что дядя решил нас покинуть, иначе ведь с него будут по-прежнему требовать налоги. Угрожая испортить нам и вторую половину дня, он даже начал было говорить, что надо бы проехать в участок и записать, как положено, показания.

Бабуле пришлось придумать определенное количество тостов и более или менее искусных отговорок, чтобы капрал снова заговорил как штатский, снял свой китель и расслабился настолько, что позволил нам играть со своей фуражкой. И вот после пяти рюмок он сделал широкий жест, взял ручку и внес поперек листа бесценную поправку, окончательно и бесповоротно запротоколировав самоубийство.

Теперь, когда мы благополучно уладили проблемы с законом, следовало позаботиться о тете, подобрать правильные слова, чтобы она поняла, что такие неприятности в сельской местности случаются на каждом шагу и это лишний раз доказывает, что воздействие свежего воздуха, каким бы ни было полезным, имеет и негативные стороны.

Вечером, садясь за стол, мы с содроганием поняли, что один прибор лишний. Капельку взгрустнув, тетушка воскресила в памяти то, что было, по ее мнению, последней волей ее супруга, согласно которой Историка следовало уменьшить до размеров урны, тем более что так будет удобнее его перевозить.

После долгого молчания — тихий ангел все это время так и кружил над нашими головами — вдруг раздался мамин голос, разом вернувший нас к действительности, голос мамы, которая наконец-то вылечилась от мигрени: «Слушайте, а как же ландыши? Мы совсем забыли нарвать ландышей!»

* * *

По утрам, особенно после дождя, когда через распахнутые окна доносится запах земли, в чисто вымытом небе ярко сверкает солнце, из радиоприемника льются звуки, которым хочется подпевать, — например, мелодии из рекламных заставок, — казалось, что у нас есть все, что нужно для счастья. Отсюда были видны Пиренеи, находящиеся в трехстах километрах от нас. До самых гор тянулась голубоватая, как в географическом атласе, гладкая, как море в мертвый штиль, равнина, ограниченная стеной вечных снегов, купающихся в чистом кислороде.

По вечерам, после ужина, тоже бывало чудесно — мы играли во дворе. Развлечения мы выбирали в зависимости от того, что видели по телевизору: после матча Франция — Англия забивали друг другу голы, разыгрывали самодельными ракетками «Ролан-Гаррос» и на настоящих велосипедах устраивали себе «Тур де Франс». Но хотя мы неизменно побеждали во всех этих состязаниях, раз за разом громили англичан и первыми добирались до финиша, нас почему-то никогда не показывали по телевизору. Хотя все у нас было как надо: мы присваивали себе имена звезд, копировали каждое их движение, перенимали все их причуды, не хватало только болельщиков. Вот их-то у нас никогда и не было. Мы показывали отменные результаты, принимали любой вызов, ставки были высоки, но все напрасно, публика не шла.

Ну а поскольку выигрывать, когда никто не видит, не доставляет радости, за публику у нас была живая изгородь, и вечерами порой она довольно громко шумела, и шелест листьев напоминал гул толпы… Впрочем, когда мы не играли, она шуршала не хуже.

Самое удивительное, что мы слышали голоса комментаторов, все эти их привычные штампы, точь-в-точь как по телевизору, хлесткие формулировки, от которых у нас вырастали крылья, крики восторга, которые нас вдохновляли и удесятеряли наши силы, пока с кухни не раздавался другой голос, приказывающий идти домой.

Одно можно сказать с уверенностью: мама этих голосов не слышала. Она плевать хотела на все эти восторги, и за то, что весь день трудилась, она не ждала ни награды, ни благодарности, ни комментариев. Слишком скромная, чтобы быть чемпионкой, никаких высоких устремлений. Если бы все зависело только от нее, с нами бы никогда не случилось ничего замечательного: никогда бы о нас не заговорили, мы не стали бы известны на всю страну, и никогда, ни при каких обстоятельствах нам на голову не свалился бы «боинг».

* * *

Люди злы. Всякий раз как они видели нашу машину, старенькую «Рено R16», каких уж больше не делают, мы замечали, что над нами смеются. То ли их так смешила скорость, с которой передвигался наш драндулет, то ли то, что бабулю мы усаживали в багажное отделение за задними сиденьями и она невозмутимо восседала там в своем кресле, как на витрине. Но она всегда сама хотела сидеть именно там — чтобы видеть, как дорога убегает вдаль. Старуха и мысли не допускала о том, чтобы сесть впереди. Эти повороты, неожиданно возникающие прямо перед носом, летящие на тебя столбы, машины, мчащиеся по встречной полосе, — все это нервировало ее не меньше, чем какой-нибудь остросюжетный фильм. А вот когда повороты неторопливо уплывают назад, когда длинная лента дороги послушно разматывается из-под колес нашей машины — такая картина бабушку успокаивала. К тому же повороты у нас тут попадались очень красивые, затяжные, с перепадами высот, виражи, составленные из отрезков разновеликих окружностей, точно повторяющих рельеф, с обочинами, поросшими папоротником или боярышником, если только там не высилась сплошная стена дубов со сверкающими на солнце ярко-зелеными листьями. В общем, наши повороты — это тебе, конечно, не горный серпантин, но все равно впечатляют.

В тот день мы припозднились. Конечно, «Маммут» закрывается только в восемь, но учитывая, сколько нужно времени, чтобы все посмотреть, оценить новые поступления, мы опаздывали. В это святилище мы приезжали не столько для того, чтобы что-то купить, гораздо важнее для нас было просто пошляться, побродить по разным отделам, погрузиться в этот океан возможностей, повертеть в руках какую-нибудь вещь, представить свои ощущения при ее покупке. В принципе, именно так мы и узнавали цену вещам — по той дистанции, что неожиданно возникала при взгляде на ценник. В конце концов каждому доставалось, например, по чайной ложечке, чтобы кушать варенье не руками, а как полагается.