Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Вне всяких сомнений (сборник)

• Название: Весь Хайнлайн. Вне всяких сомнений (сборник)
• Автор: Роберт Хайнлайн
• Издательство: Эксмо, Terra Fantastica
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 5-7921-0742-6 (TF), 978-5-699-24451-5 (Эксмо)

В очередной том собрания сочинений Роберта Хайнлайна вошли его блестящие рассказы и повести, созданные в разные годы. Великий Мастер фантастики обращается в них к своим излюбленным темам — покорение звездного пространства и невероятное в повседневной жизни простых американцев.

_{Сост. и автор коммент. А Ермолаев; ил. Я. Ашмариной}

---

Когда Грейвс позвал его, Билл дремал. Он проснулся мгновенно, хотя шепот был едва слышен.

— Да, док?

— Я не смогу долго говорить. Спасибо за заботу, сынок.

— Да что вы, док.

— Не забывай, для чего ты здесь. Когда-нибудь тебе выпадет шанс. Будь готов и не упусти его. Надо предупредить людей.

— Я это сделаю, док. Клянусь.

— Молодец. — И уже почти совсем неслышно: — Спокойной ночи, сынок.

* * *

Эйзенберг не спускал глаз с тела, пока оно совсем не остыло и не начало коченеть. Измотанный своим долгим бодрствованием и выжатый до дна эмоционально, он провалился в глубокий сон. Когда же он проснулся, тело исчезло.

Было трудно сохранять присутствие духа, оставшись в одиночестве. Он очень правильно поступил, решив при первой же возможности предупредить все остальное человечество, но пока что нужно было противостоять бесконечной монотонности. У него не было даже того развлечения, которое мог позволить себе любой узник, — считать отмеренные ему дни. Ведь его «календарь» был всего лишь счетом его погружений в сон.

Большую часть времени он был не вполне разумен, и было еще хуже, что он сознавал собственное безумие. Периоды возбуждения сменялись полосами глубокой депрессии, когда он мог бы покончить с собой, если бы это было возможно.

Во время периодов возбуждения он строил грандиозные планы борьбы с Икс-существами — после побега. Он не знал, как и когда, но в иные моменты на него находила уверенность. Он сам бы возглавил крестовый поход; ракеты смогут преодолеть мертвую зону облака и Столбов; атомные бомбы разрушат их динамическое равновесие. Они будут уничтожены, и мир вновь, как прежде, станет царством человека.

Но снова накатывало отчаяние, и он понимал, что слабое инженерное искусство человека неспособно противостоять мощи и знаниям существ, которые создали Столбы, которые таким неслыханным способом похитили их с Грейвсом. Они бессильны. Может ли треска строить план восстания против города Бостона? Что изменилось бы от того, что болтливые обезьяны в Гватемале приняли решение уничтожить американский флот?

Они бессильны. Человеческая раса достигла вершины, — и оказалось, что она — не высшее достижение природы, и это знание оказалось смертельным — одно только знание само по себе. Сейчас это знание убивало его, Билла Эйзенберга. Эйзенберг — представитель рода homo piscis[39]. Бедная рыбка!

Перенапряженный ум его лихорадочно перебирал возможности предостеречь собратьев. Он не мог бежать, пока его окружение остается неизменным; он это наконец осознал и смирился. Но кое-что все же выходило за пределы клетки: остатки пищи, продукты его жизнедеятельности и — тело Грейвса. Если умрет и он, его тело тоже будет выброшено. По крайней мере, некоторые из тех предметов, что поднимались вверх на Столбы, оказывались в конце концов внизу — это он знал точно. Получается, что Икс-существа сбрасывают ненужные им вещи по столбу Вахини? Он убеждал себя, что именно так все и происходит.

Очень хорошо, ведь его тело тоже придется в конце концов возвращать на поверхность. Как он мог бы этим воспользоваться, чтобы передать послание своим собратьям? Никаких письменных принадлежностей, кроме собственного тела, у него не было.

Но тем же способом, каким он сделал себе календарь, он может написать послание. Он может сделать рубцы на коже обломком ногтя. Если одно и то же место раздражать снова и снова, не давая заживать, получится подобие татуировки.

Буквы должны быть большими; ему была доступна лишь передняя часть тела. Поэтому много не напишешь. Это должно быть очень простое предупреждение. Если бы его мозг был в полном порядке, то он, может быть, более умно сформулировал свое предостережение — если бы был в порядке…

Через некоторое время он покрыл свою грудь и живот рубцами татуировки, которой не постыдился бы и вождь бушменов. К тому времени он исхудал, и кожа его была нездорового цвета; рубцы отчетливо выделялись на ней.

* * *

Его тело нашли в Тихом океане португальские рыбаки, которые не смогли разобрать послание, но передали тело в портовую полицию Гонолулу. Там тело сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и похоронили. Отпечатки пальцев отождествили в Вашингтоне, и Уильям Эйзенберг, ученый, член множества научных обществ, один из достойных представителей рода homo sapiens, второй раз был официально признан мертвым, добавив к истории своего исчезновения новую загадку.

Неповоротливый механизм официальной переписки сработал и сообщение об обнаружении тела Эйзенберга оказалось на рабочем столе капитана Блейка, в одном из портов Южной Атлантики. Фотографии тела были приложены к отчету. Там же было короткое официальное письмо, в котором говорилось, что, поскольку капитан имел отношение к этому происшествию, эти материалы направляются ему для ознакомления и возможных комментариев.

Капитан уже в десятый раз рассматривал фотографии.

Вытатуированное послание было видно вполне отчетливо:

«БЕРЕГИТЕСЬ — ТВОРЕНИЕ ПРОДОЛЖАЛОСЬ ВОСЕМЬ ДНЕЙ»

Но что же это означало?

В одном он был уверен — этой татуировки не было у Эйзенберга, когда он исчез с «Мэхена».

Этот человек прожил достаточно долго после того, как его утащила шаровая молния, — это было очевидно. И он что-то узнал. Но что? Ссылка на первую главу Книги Бытия не осталась незамеченной капитаном; но непонятно было, что из этого следует.

Он снова уселся за стол и продолжил начатую фразу в черновом варианте рапорта, адресованного Бюро: «… послание, нанесенное на кожу, скорее добавляет таинственности в это происшествие, а не проясняет его. Я вынужден заключить, что шаровые молнии Лагранжа и Столбы каким-то образом связаны между собой. Патрулирование вокруг Столбов не должно прекращаться. Если будут разработаны новые методы изучения природы Столбов, то их следует применить. К сожалению, я не могу предложить что-либо еще…»

Он встал из-за стола и направился к маленькому аквариуму, закрепленному на кардановом подвесе. Постучал пальцем по стеклу, чтобы вывести из оцепенения двух золотых рыбок. Заметив уровень воды, он обратился к стюарду: «Джонсон, аквариум опять налит доверху. Патра опять чуть не выпрыгнула!»

— Сейчас сделаю, капитан, — стюард вышел из буфетной с миской в руке. («Не понимаю, зачем Старику эти поганые рыбы. Он ими совсем не интересуется — я же вижу».) Вслух он сказал: — Эта Патра не хочет там оставаться, капитан. Вечно пытается выпрыгнуть. И она не любит меня.

— Что ты говоришь? — мысли капитана были уже далеко от золотых рыбок; он снова размышлял о загадке Эйзенберга.

— Я говорю, что рыбка не любит меня, капитан. Пытается укусить меня за палец каждый раз, как я чищу аквариум.

— Не говори глупостей, Джонсон.

ИНОЗДЕСЬ

ИНОЗДЕСЬ © М. Пчелинцев, перевод

Из статьи в «ИВНИНГ СТАНДАРТ»:

УЧЕНЫЙ УКЛОНИЛСЯ ОТ АРЕСТА.

В МУНИЦИПАЛИТЕТЕ НАЗРЕВАЕТ СКАНДАЛ

Профессор Артур Фрост, вызванный для допроса в связи с таинственным исчезновением из его дома пятерых студентов, не менее таинственно исчез сегодня сам из-под носа полицейского наряда, посланного для его ареста. Сержант полиции Изовски заявил, что профессору уже помещенный в тюремный фургон, словно испарился оттуда при обстоятельствах у приведших полицейских в полное недоумение, Окружной прокурор Карнес назвал рассказ Изовски абсолютно нелепым и обещал подробно разобраться со всей этой историей.

* * *

— Послушайте, шеф, я же ни на секунду не оставлял его одного!

— Чушь! — ответил шеф полиции. — Ты пытаешься убедить меня, что уже засунул Фроста в фургон, а сам чуть задержался — поставил ногу на подножку и вытащил блокнот, чтобы что-то там такое записать. А когда поднял глаза — его уже не было. Ты что, надеешься, что присяжные в это поверят? А может, ты надеешься, что в это поверю я?

— Ей-богу, шеф!

Изовски явно был в отчаянии.

— Я же действительно задержался на секунду, чтобы записать.

— Записать что?

— Да там одну вещь, которую он сказал. Я говорю ему: «Слушайте, док, а чего бы вам самому не рассказать, куда вы их спрятали. Ведь ясно, мы найдем их — дайте нам только время». А он смотрит на меня, странненько так смотрит — то ли видит меня, то ли нет — и говорит: «Время… а, ну конечно же, время… да, если дать вам время — вы найдете их. Там». Ну я и подумал, что это — важное признание, и остановился, чтобы записать. Так ведь я стоял у единственной двери, через которую из фургона можно выйти. И я же не недомерок какой, я вроде как всю дверь закрываю собой.

— Закрываешь, закрываешь. Это, пожалуй, все, на что ты годишься.

В голосе шефа звучали горечь и безнадежность.