В. Сахаров - У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания

• Название: У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания
• Автор: В. Сахаров
• Издательство: Военное издательство Министерства обороны СССР
• Жанр: Военное
• Год: 1967

73 дня обороны Одессы и 250 дней обороны Севастополя вошли в летопись Великой Отечественной войны, в историю нашей Родины как бессмертный массовый подвиг советских людей. Оба города защищала вместе с моряками Черноморского флота Отдельная Приморская армия. Авторы книги — участники этих легендарных боев, ветераны–приморцы.

Читатель найдет в сборнике много нового об Одесской и Севастопольской обороне, узнает о героях и подвигах, долго остававшихся неизвестными.

---

— С большой любовью пойдем, милые вы наши! Только не оставляйте нас фашистам!..

Пятнадцать работниц, вступившие здесь в ряды нашей морской бригады, стали отличными санитарками и проявили большое мужество в боях за Севастополь.

В одном месте за Коушем дорога оказалась непроходимой для тракторов, автомашин и артиллерии.

— Подорвать скалы и расчистить путь! — приказываю инженеру бригады капитану Еремину.

— Но нас могут обнаружить фашисты… — сомневается инженер.

— Другого выхода все равно нет. А пока разберутся, что и где гремит, мы пройдем. Взрывайте!

Несколько взрывов позволили протащить дальше всю технику.

Всего нам предстояло перевалить через три отрога Главного Крымского хребта — Яйлы. Отроги разделяются реками, стекающими с гор. Первый — между Альмой и Качей — мы уже пересекли. Теперь форсируем второй отрог — между Качей и Бельбеком. Он шире первого и не так крут, и мы сравнительно легко взбираемся на водораздел.

Утром 5 ноября оказываемся в лощине, густо заросшей садами. На деревьях сохранилась еще листва, окрашенная в причудливые цвета осени — то пурпурная, то светло–желтая, то фиолетовая. Среди листьев видны крупные плоды айвы. Не собраны еще и грецкие орехи.

И такая кругом тишина, будто вовсе нет войны. На минарете показался муэдзин и, воздев руки к небу, прокричал своим правоверным призыв на молитву. От приземистых саклей тянутся в безоблачную высь струйки дыма. Взметая желтую пыль, идет стадо овец. Позванивает колокольчик на шее жирного барана. Маленький пастушонок, давая нам дорогу, гонит отару в боковую улочку.

Селение Биюк–Узенбаш (Счастливое) стоит километрах в двенадцати от шоссе Бахчисарай — Ялта. На окраине делаем привал у тихо журчащего Бельбека. Наши продовольственные запасы кончаются. Обходимся супом из мясных консервов.

В боевой обстановке отдых часто прерывается чем-нибудь непредвиденным. Так и сейчас. Со стороны Коккоз (Соколиное) послышались вдруг пулеметные очереди. Стреляют довольно далеко, но по лощине звуки доносятся очень отчетливо.

Что там, впереди, пока неясно. Но появление немцев в Коккозской долине вполне возможно: тут проходит большая дорога из Бахчисарая, уже занятого гитлеровцами, на Алушту и Ялту.

Через два часа достигаем селения Гавро (Отрадное). Еще издали видно, что здесь остановились какие‑то части Приморской армии. Приблизившись, замечаем у крайних домиков группу командиров. Среди них два генерала. Один, кряжистый и широколицый, сильно жестикулируя и время от времени поправляя сдвинутую на затылок папаху, что‑то говорит другому, худощавому и почти черному от загара. А тот всматривается туда, откуда продолжают доноситься выстрелы.

Мы с Ехлаковым подходим и представляемся.

— Очень кстати вы подоспели, — говорит кряжистый генерал. — Я командир Чапаевской дивизии Коломиец. А это командир девяносто пятой дивизии генерал Воробьев. Будем пробиваться на Ялту, — продолжает Коломиец, — но выйти на Ялтинское шоссе, как видите, мешают немцы. Они — в Фоти–Сала и Ени–Сала. Оттуда и бьют из минометов и пулеметов. Сильно обстреливается развилка дорог, где нам нужно пройти, чтобы повернуть на Коккозы…

— Я понял вас, — отвечаю генералу.

— Чем вы располагаете? — спрашивает Коломиец.

Докладываю, что имеем немного 120- и 107–миллиметровых мин, сотни две 76–миллиметровых снарядов. Плюс к этому огонь стрелкового батальона.

— Прекрасно, — резюмирует Коломиец и поручает подавить минометы противника на двух высотах северо-западнее Ени–Сала.

Подразделения бригады быстро занимают огневые позиции. Вместе с артиллеристами приморцев, у которых тоже мало боеприпасов, подавляем немецкие батареи. Так осуществилось на пути к Севастополю первое непосредственное боевое взаимодействие 7–й бригады морской пехоты с частями Приморской армии.

В сумерках входим в Коккозы. Теперь путь на Ялту открыт, и вряд ли немцы осмелятся преследовать нас ночью. Но все‑таки я решаю, что основной боевой состав бригады — отряд в 700 человек — поведу и дальше через горы. А артиллерию и минометы, а также бригадные тылы, включая транспорт с ранеными, отправляю с приморцами по шоссе через Ялту. Эту часть бригады возглавил комиссар Н. Е. Ехлаков. Наш начальник политотдела Александр Митрофанович Ищенко находился в четвертом батальоне капитана Гегешидзе, который прикрывал отходившие войска и должен был затем самостоятельно идти на Алушту.

Преодолеваем последний, самый трудный, горный отрог — между реками Бельбек и Черная. Идем ночь, день и еще ночь. Только утром 7 ноября перед нами открылась Байдарская долина — широкая, еще зеленая, с тремя курганами–богатырями. Здесь — последний большой привал.

Река Черная разлилась после дождей и так бурлит, что не перейдешь. Ни мостов, ни переправочных средств нет. Выручает наш конный взвод. Он быстро перевозит весь отряд на другой берег, к селению Биюк–Мускомия (Широкое).

Захожу в сельсовет. Председатель–женщина снимает со стен портреты руководителей партии и правительства.

— Что вы делаете?

— Как что? Немцы в семи километрах. Надо спрятать от них, сохранить.

— Давайте портреты сюда!

Краснофлотцы выносят портреты на улицу, укрепляют на здании школы. Здесь мы и провели митинг, посвященный 24–й годовщине Великого Октября.

8 ноября, еще в полной темноте, Николай Евдокимович Ехлаков встретил нас у знакомых казарм бывшего зенитного училища на Корабельной стороне Севастополя.

— Получен приказ командующего Севастопольским оборонительным районом, — сообщает он, не давая мне прийти в себя.

— Погоди с приказом, — отмахиваюсь я. — Вот высплюсь, тогда будем читать.

— Нет, брат, спать тебе сейчас не придется — скоро машины придут!

— Какие еще машины?

— Да вот же приказ, из него все поймешь.

В приказе говорилось:

«7–й бригаде морской пехоты к 8 часам 8 ноября сосредоточиться в районе безымянной высоты, что в 2 километрах восточнее хутора Мекензи № 2, с задачей уничтожить прорвавшегося в этом направлении противника, восстановить положение на участке 3–го морского полка, заняв рубеж высота 200.3, Черкез–Кермен, безымянная высота 1 километр севернее Черкез–Кермена. Переброску бригады в район сосредоточения провести на автомашинах, которые будут выделены оборонительным районом».

— С корабля на бал!.. — вырвалось у меня.

Был уже четвертый час утра. Чтобы к восьми прибыть на место, следовало выехать в шесть.

Скоро 60 грузовиков — на всю бригаду — выстроились во дворе училища. Моросил мелкий осенний дождь. Краснофлотцы молча рассаживались по машинам. Раздражала темнота, но подсветить нельзя — фронт совсем близко.

На Мекензиевых горах

В конце XVIII века русский адмирал по фамилии Мекензи обосновался со своей флотилией в восточной части Ахтиарской бухты — ныне Северная бухта Севастополя. Служебные береговые постройки — мастерские, склады, маяки, казармы для матросов и жилье самого адмирала разместились у ближайших к бухте высот. И получили эти высоты название — Мекензиевы горы.

Они густо заросли дубняком, грабинником, кизилом. По склонам петляют узкие лесные дороги, ведущие к хуторам, к Черкез–Кермену, в долину Кара–Кобя, к селениям Камышлы (Дальнее) и Заланкой (Холмовка). Невдалеке — железнодорожная станция.

Все это очень близко от Севастополя. В августе — сентябре, когда на низеньких деревцах кизила поспевают красные кисло–сладкие ягоды, севастопольцы отправляются по воскресеньям на Мекензиевы горы целыми семьями. Варенье и наливки из здешнего кизила не уступают вишневым. А охотников привлекают вальдшнепы, которые ранней осенью останавливаются тут на две-три недели, чтобы набраться сил для дальнейшего полета на юг.

Теперь лесные угодья Мекензиевых гор стали ареной жестоких боев. В этих диковатых местах, изрезанных во всех направлениях балками и почти лишенных хороших ориентиров, происходят первые схватки битвы за Севастополь.

В небольшом деревянном домике на Мекензиевых горах я встретился, как со старыми знакомыми, с генералами Петровым и Коломийцем.

Трофим Калинович Коломиец, оставаясь командиром 25–й Чапаевской дивизии, стал комендантом третьего сектора обороны Севастополя, куда входит и наша бригада. Но он здесь тоже первый день и еще с трудом ориентируется на местности.

— Помогите своим морякам, третьему морскому полку Гусарова, — говорит мне Коломиец. — Целая дивизия фашистов забралась на эти горы. Гусаров вторые сутки отбивается, а они все прут и прут. А отходить отсюда никак нельзя—-откроем немцам путь на Инкерман. Точно определите с полковником Гусаровым передний край обороны, сменяйте его полк и выбивайте фашистов из Черкез–Кермена. Правый ваш сосед, — Коломиец показывает по карте, — отдельный батальон морской пехоты полковника Костышина, он держит гору Кара–Кобя. А левее — моя дивизия, — Трофим Калинович произносит это с подчеркиванием, хлопнув себя ладонью по широкой груди. — Сюда, на этот вот хутор, нацелилась пятидесятая дивизия немцев, а слева нам угрожает сто тридцать вторая…