Олег Ерохин - Гладиаторы

• Название: Гладиаторы
• Автор: Олег Ерохин
• Издательство: Терра
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-85255-642-4

Действие романа происходит в Риме времен императора Калигулы — на арене амфитеатра, в императорском дворце, домах сенаторов. В центре повествования — заговор, направленный против императора. Роман увлекает стремительно развертывающимся сюжетом и глубиной созданных образов.

---

Чернокожий не мог не услышать Марка — его шагов, шума открываемой двери, — но тем не менее он продолжал свое гнусное дело, не обратив на Марка ни малейшего внимания.

Похоть была наказана — Марк ухватил насильника за горло.

Чернокожий Суфрат, приставленный Нарциссом к Мессалине вместо Марка и решивший разнообразиться Ливией, понял всю серьезность ситуации. Некогда он разбойничал на море, и поэтому о смертельной опасности захвата сзади ему нечего было толковать. О любви тут не могло идти и речи, так что Ливия тотчас оказалась забытой, а река его страсти, готовая вот-вот выйти из берегов, — враз обмелевшей (что хорошо определялось визуально).

Суфрат напружинил мышцы шеи, откинулся назад и руками стал ловить лицо Марка, норовя пальцами непременно попасть ему в глаза.

Чтобы не оказаться с выдавленными глазами, Марк широко раздвинул локти. Пальцы Суфрата теперь шарили в воздухе. Продолжи Марк и дальше сжимать суфратову шею, наверное, схватка скоро закончилась бы: мышцы шеи не могут долго противостоять силе кисти, однако Марк решил иначе. Удушение в обычае у палачей, воин же должен сражаться с оружием. А если учесть, что нападение на Суфрата было совершено со спины…

Марк бросил Суфрата на пол и кинул ему какой-то меч, валявшийся рядом с ложем вместе с ножнами. Наверное, то был меч самого Суфрата. И как только Суфрат коснулся рукоятки брошенного ему меча, Марк извлек свой меч.

— Мы поспели вовремя, госпожа моя, — раздалось у двери.

Марк оглянулся: в комнату входили Нарцисс и Мессалина. Вероятно, они услышали грохот, произведенный Суфратом в момент падения.

Мессалина сразу догадалась, что к чему: вид обнаженной, хнычущей Ливии говорил сам за себя. Глупышка охала и стонала так, как будто ее хотели изничтожить, а не изнасиловать — то есть насильно пощекотать. Вот дуреха-то! Небось, теперь будет вздыхать неделю. Может, отправить ее из дворца, чтобы не нагоняла тоску?

— Утром переберешься на Виминал, в дом Клавдия, — бросила Мессалина Ливии. — А ты… (Августа смерила глазами Марка.) Пойдем, объяснишь нам кое-что.

Про Суфрата Мессалина ничего не сказала. Можно было подумать, что насильника она хотела оставить опять наедине с Ливией, до утра-то было далеко.

— Не оставляй меня с ним! — с болью воскликнула Ливия, прикрывшись туникой.

Скорее всего, Ливия обращалась к Мессалине (кто же, кроме императрицы, вправе распоряжаться в ее покоях?!), но Марк отнес мольбу бедняжки на свой счет. Ливия уже несколько раз приходила ему на помощь и даже однажды едва не погибла, отвращая от него смерть в образе ядовитой змеи, подосланной коварством. Оставить Ливию наедине с Суфратом Марк никак не мог.

Марк повернулся к Мессалине:

— Прежде, чем я пойду с тобой, госпожа, позволь воспользоваться мечом, раз уж он оказался у меня в руке.

Мессалина посмотрела на Суфрата: тот беспокойно вздрогнул, а затем несколько раз отрицательно качнул головой, явно адресуя это качание ей.

Вообще-то Мессалина любила наблюдать за кровавыми схватками, предвкушая при этом те ласки, которыми ее одаривал победитель, поэтому в обычае Августы было стравливать между собой претендентов на ее ложе. Однако в данном случае победа, которую, несомненно, одержал бы Марк (это понимала она, понимал это и Суфрат, недаром он подавал ей соответствующие знаки), не принесла бы ей ничего нового. В победителях же Мессалина ценила именно эту новизну ощущений, которую они несли ей (она предпочитала, чтобы проигравшим оказывался ее бывший любовник). А кроме того, Марк, по ее представлениям, уступал Суфрату в постели: Суфрат, в отличие от Марка, не только не сопротивлялся буйному потоку ее фантазии, но и вносил в его свою живительную струю.

Мессалина хлопнула в ладоши — в комнату заглянула рабыня.

— Преторианского трибуна сюда! Он не должен был уйти.

Рабыня исчезла. Вскоре появился Секст Силий. Силию Нарцисс приказал дожидаться Марка у двери, что вела в покои императрицы, чтобы затем проводить его. Нарцисс не сказал, куда.

— Доставишь Ливию на Виминал, в дом Клавдия. Немедленно!

Секст Силий покосился на Нарцисса:

— Но, госпожа, я не могу… Я не могу отлучиться из дворца…

— Что это еще такое? — грозно нахмурилась Мессалина.

— Он и в самом деле не может, — поспешил на помощь преторианскому трибуну Нарцисс. — Таков уж приказ Клавдия: трибун, чья когорта охраняет дворец, не смеет отлучаться. Но ты, Секст, можешь отрядить двух-трех человек, чтобы они проводили Ливию.

— Ну так пусть отрядит! — вскричала Мессалина и развернулась к Ливии: — Что же ты разлеглась? Иди!

Слезы Ливии высохли. Мессалина никогда не была добра с ней, хотя никогда не была и зла — Мессалина интересовалась ею настолько, насколько она могла Мессалину развлечь. Развлечения эти до недавнего времени были довольно невинны, но теперь Мессалина переступила черту, отделявшую шутку от издевательства, приказав ей следовать за преторианским трибуном немедленно, — Мессалина это сделала не иначе как для того, чтобы выставить на всеобщее обозрение ее наготу. Ведь она была нага, совершенно нага — от взоров ее заслоняла туника, накинутая, как тряпка, поверх груди.

— Долго тебя еще ждать? — осведомилась Мессалина. — Или, может, ты ожидаешь, когда я прикажу Суфрату прикрыть тебя своим телом?

Ни одна плаксивая морщинка не появилась на лице Ливии. Спокойно, будто находясь в полном одиночестве, она встала, отринула с груди своей тунику и медленно, неторопясь, натянула ее на себя.

Марк был потрясен. От него не скрылась уловка, острая мордочка которой выглядывала из слов Мессалины, словно шип репья. Он понял, что Мессалина так спешила с Ливией только для того, чтобы насладиться ее смущением, ее стыдом, ведь Ливия для того, чтобы пойти с преторианским трибуном, должна была одеться. Приказание немедленно убраться означало приказание немедленно одеться, то есть одеться в присутствии четырех мужчин: Секста Силия, Нарцисса, самого Марка и окаянного Суфрата.

Марк уже собрался закрыть глаза, чтобы соблюсти порядочность, но выражение лица Ливии его остановило. Лицо Ливии было одухотворено бесстрастностью, ибо это была не бесстрастность безумия или же опьянения до бесчувствия, но бесстрастность стойкости.

Как зачарованный, смотрел Марк на облачение Ливии в одежды. И на память ему пришли те три случая, когда Ливия спасла его: на корабле она предупредила его о нападении любовника Мессалины, на Палатине она помогла ему выбраться из эргастула, в доме Клавдия она приняла присланный ему яд. Он, безумец, искал стойкость, он силился понять, что такое стойкость и в чем она заключается, а стойкость-то была перед ним. Он искал стойкость для себя, а стойкость, оказывается, заключалась в том, чтобы, не колеблясь, когда потребуется, прийти на помощь ближнему, близкому… Насколько близкому?

До сих пор Марк относился к Ливии хорошо, по-товарищески, он был благодарен ей за все, что она сделала для него, он, не колеблясь, поспешил ей на помощь, как только в этом возникла нужда, но при всем том Ливия оставалась для него сторонним человеком — человеком, безусловно, хорошим, но не более. Правда, раз или два Марк подумал о ней как о женщине, вернее, как о самке, но подумал так, мимоходом. Теперь же Марк видел перед собой не товарища и не женщину, а богиню. Богиню Стойкости.

— Пойдем, пойдем же…

Марк оглянулся на голос: то Нарцисс тянул его за тунику.

Оказалось, что Ливия вместе с Секстом Силием уже вышла из комнаты, вышла и Мессалина. В комнате оставались только он, Нарцисс и Суфрат, понуро стоявший у окна. Суфрат стоял обнаженным и не торопился одеваться — у него не было комплексов.

— Ну что же ты? — повторил Нарцисс, дергая Марка за тунику. Видимо, он горел желанием узнать, почему же Марку не спалось этой ночью.

— Иду!

Марк взял со столика у двери свиток, который он бросил туда, схватившись за меч (глаза Нарцисса алчно блеснули — можно было подумать, вольноотпущенник догадался, что это был за свиток), и пошел за Нарциссом.

Дверь за ними захлопнулась, а Суфрат все стоял у окна, что-то шевеля своими толстыми губами.

* * *

В комнате Грез всегда было сумрачно: Мессалина велела днем зашторивать окна, а ночью более одного светильника не зажигать. Свет, говорила Августа, рассеивает мысли, эта же комната предназначалась для раздумий, так что в ней должно было быть полутемно. В центре комнаты было установлено чучело большого тигра, которое будто бы содействовало раздумьям, — как символ, изображавший опасность и тем самым призывавший к осторожности.

Мессалина опустилась в кресло, покрытое шкурами леопардов, и вопросительно посмотрела на Нарцисса.

— Что у тебя за свиток, Марк? — спросил Нарцисс.

— Это письмо Камилла Скрибониана к сенаторам Рима.