Пол Кронин - Знакомьтесь — Вернер Херцог

• Название: Знакомьтесь — Вернер Херцог
• Автор: Пол Кронин
• Издательство: Rosebud Publishing
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-904175-03-0

Книга интервью с режиссером Вернером Херцогом — это общение с удивительной личностью. Херцог — прямой интеллектуальный наследник барона Мюнхгаузена и в то же время, Христофор Колумб от кино. Он снимал фильмы в джунглях Перу, в Африке, Сибири и Антарктиде, опускался с камерой на морское дно, путешествовал с ней по пустыням и поднимался на действующий вулкан. Рассказы о головокружительных приключениях режиссера, в которых сложно отличить правду от вымысла, а жизнь — от кино. Впервые на русском языке.

---

Вы несколько одержимы курицами.

Да, может вы и правы. Посмотрите в глаза курице, и вы увидите настоящую тупость. Тупость безграничную, жестокую тупость. Курицы — самые ужасные, кошмарные твари на земле, каннибалы. На съемках «Карликов» мы наблюдали, как курицы пытались сожрать друг друга. А в двух других фильмах, в «Признаках жизни» и в «Каспаре Хаузере», я показал, как можно поиздеваться над курицей, загипнотизировав ее.

Как-то сто лет назад я решил найти самого большого в мире петуха и услышал о парне из калифорнийской Петалумы, у которого есть петух по имени Чудила весом тридцать фунтов. К несчастью, Чудила издох, но оставил потомство, и, представьте себе, детишки вымахали крупнее папаши. Я поехал в Калифорнию и познакомился с сыном Чудилы, Ральфом, который весил аж тридцать два фунта! А потом я нашел Фрэнка, карликовую лошадку особой породы, ниже двух футов в холке. Я сказал хозяину Фрэнка, что хочу снять, как Ральф гоняется за Фрэнком, на котором будет сидеть лилипут, вокруг самой большой в мире секвойи тридцати метров в обхвате. Поразительное было бы зрелище: лошадь вместе с лилипутом — меньше петуха Ральфа. Но, увы, хозяин Фрэнка отказался. Сказал, что Фрэнк будет глупо выглядеть.

4 Атлетика и эстетика

В наших с вами беседах часто всплывает тема, суть которой вы свели к изящной максиме: «Создание фильма — это главенство атлетики над эстетикой».

Как я уже говорил, в детстве я занимался прыжками на лыжах. При прыжке с трамплина голову инстинктивно откидываешь назад, но мы, наоборот, вытягивали шею, как будто ныряли в воду. Это чтобы уменьшить сопротивление воздуха, который толкает тебя назад.

Вот человек, который решил покончить с собой и прыгнул с большой высоты. Но в воздухе, на полпути к земле он понимает, что никто ему уже не поможет, и сожалеет о своем поступке. Так же и с кино. Как только процесс пошел, обратной дороги уже нет. Надо победить страхи и довести дело до конца.

Чтобы снимать кино, надо быть физически крепким человеком — тут требуется не научное мышление, а сильные колени и бедра. И умение вкалывать двадцать четыре часа в сутки. Это знает любой режиссер, у которого за плечами есть хоть один фильм, — у критиков, как правило, нет ни одного. Я всегда стараюсь сам заниматься подготовкой к съемкам, особенно разведкой на местности. Я неплохо читаю карты и по хорошей карте могу определить, по крайней мере, откуда начинать поиски ландшафтов и места для съемок. Конечно, одному со всем не управиться, мне помогает преданная команда ассистентов и продюсеров. Но по опыту знаю, что очень важно самому как можно лучше изучить место будущих съемок. На площадке без сюрпризов не обходится, но если разведать обстановку заранее, то будешь в общих чертах представлять, чего ждать в ближайшие недели. Препятствия есть всегда, и если я на этапе подготовки понимаю, что мой замысел неосуществим, то тут же перекраиваю сцену.

Я не раз говорил, что люблю сам переносить бобины со своими фильмами. Не то, чтобы было особенно приятно таскать упаковки весом сорок пять фунтов, но мне очень нравится вынимать пленки из машины и нести в аппаратную. Невероятное облегчение — сперва поднять этот груз, а потом избавиться от него. Это последний этап физического труда по созданию фильма. И я никогда не отдаю указания на площадке в мегафон, просто стараюсь говорить громко, чтобы меня все слышали, но при этом не кричать. Видоискателем тоже не пользуюсь и не указываю на актеров пальцем. Я буду снимать кино, только пока цел физически. Я бы лучше лишился глаза, чем ноги. Нет, правда, если завтра мне отрежут ногу, я перестану снимать, даже если с головой и со зрением все будет в порядке.

Вы увлекались прыжками с трамплина, играли за мюнхенскую футбольную команду. У вас всегда была эта страсть к физической культуре?

Я всю жизнь занимался спортом. Играл в футбол и катался на лыжах, пока не получил серьезную травму. Но все почему-то считают, что мои фильмы — результат какой-то абстрактной концепции развития сюжета или научной теории, определяющей «характер повествования». На съемочной площадке я чувствую себя футбольным тренером, который объяснил команде тактику игры, но помнит: главное для победы — чтобы игроки не терялись в сложных ситуациях. Единственным моим достоинством как весьма среднего футболиста было умение эффективно использовать свободное пространство на поле. Я не один год играл за команду низшего дивизиона и забил множество голов, хотя уступал остальным и в технике, и в скорости. Я умел читать игру, предвидеть, где окажется мяч. Забивая, я не видел сами ворота, но, тем не менее, интуитивно знал, куда бить. Если бы я раздумывал, через секунду мяч блокировали бы пятеро защитников, и мой маневр пошел бы коту под хвост. То же самое и с кино. Если видите что-то стоящее, не тратьте время на глубокие раздумья. Просто забудьте о страхе и действуйте.

Когда мы снимаем в помещении, я много работаю с художником-постановщиком, мы таскаем тяжелую мебель, передвигаем какое-нибудь пианино по всей комнате. Если не смотрится в одном углу, двигаем в другой. Перестановка мебели своими руками помогает мне получить физическое представление о пространстве. Надо сказать, доскональное знание пространства не раз меня выручало. Режиссер обязательно должен изучить съемочную площадку вдоль и поперек, чтобы, когда приедут актеры и съемочная группа, уже точно знать, какой нужен объектив, и куда ставить камеру. Тогда можно за полминуты расставить актеров перед камерой и не терять впустую время.

В «Загадке Каспара Хаузера» есть короткий эпизод в саду. В период подготовки к съемкам мы проработали там шесть месяцев. До нашего появления это был участок, засаженный картошкой, а я свои руками посадил там клубнику, фасоль и цветы. Во-первых, получился садик в стиле той эпохи, во-вторых, когда дошло дело до съемок, я знал, где какой цветок, где какой овощ, знал территорию с точностью до дюйма. Или сцена, когда Каспар умирает и у его кровати собрались люди: идеальный пространственный баланс все на своих местах, настоящая живая картина, — а постановка заняла считаные секунды, то есть художественная красота этой сцены спонтанна. Дай я вам три дня на то, чтобы расставить актеров, вы бы не сняли более гармоничный кадр, не сумели бы заполнить пространство более эффективно. Весь секрет в непосредственном и полном физическом восприятии комнаты: я моментально представил, как будут смотреться актеры в костюмах, понял, где они должны стоять, где должна быть камера и какой нужен объектив.

Вы ведь стараетесь по возможности не работать в студии?

Сколько я снимаю, столько избегаю студий. Мне кажется, они убивают спонтанность, а для фильмов, которые я хочу делать, спонтанность просто необходима. Мое кино в замкнутом пространстве не снять. Я провел в студии один-единственный день, когда мы снимали для «Непобедимого» сцену на хромакее, где мальчик взлетает в небо. Студия редко преподносит режиссеру сюрпризы, отчасти потому, что там не встретишь новых людей — там только те, кому вы за это платите. Нет природы, только четыре сплошные стены и крыша. Еще я никогда не делаю раскадровку — она тоже неминуемо лишает происходящее на площадке спонтанности. Если вы мыслите свободно, все сложится и без раскадровки, — оставьте ее трусам, которые не доверяют своему воображению и обречены работать по шаблону.

У меня такой подход: я представляю в общем каждую конкретную сцену, но при этом позволяю действию развиваться естественно и не знаю заранее, какой угол съемки и сколько кадров понадобится. Если сцена развивается отлично от моего первоначального замысла из-за «внешних» факторов — погоды, природы, взаимодействия актеров между собой, — но развивается органично, без существенных отступлений от сценария, я стараюсь сделать так, чтобы эти факторы вписались в сцену. Режиссер должен быть открыт такого рода возможностям. Более того, я их активно приветствую. Без реакции на внешний мир мое кино мертво, то же и с моими оперными постановками. Любой актер, играющий на сцене, или певец скажет вам, что представление всякий раз живет новой жизнью и необходимо пространство для перемен, иначе эта жизнь в муках умирает.

А как насчет актерской импровизации? Оставляете ли вы для нее пространство?

Раскадровки у меня не бывает даже в голове, зато всегда есть очень четкая идея, о чем вся сцена. Сначала я работаю с актерами, располагаю их на площадке, смотрю, что получится, если он будет стоять тут, а она будет сидеть здесь, и если актеры будут двигаться. После этого мы с оператором-постановщиком решаем, где должна стоять камера, и понадобится ли ее переставлять. В «Непобедимом» есть сцена, где Цише бросает вызов знаменитому цирковому силачу. Ассистентка все приставала ко мне: «Сколько кадров будем снимать?» — а я отвечал: «Откуда я знаю?» Наконец, я велел ей угомониться и смотреть сцену вместе со всеми. «Пусть действие развивается само. Посмотрим, что они будут делать и сколько это займет времени», — сказал я. Я не хочу создать впечатление, что моя работа — сплошная импровизация, это не так. Но в моих фильмах больше, нежели обычно в кинематографе, пространства для непредвиденного. Сцену в «Непобедимом» мы снимали четыре с половиной минуты, непрерывно, и актеры были так хороши, что при монтаже потребовалось этот эпизод лишь немного сократить. Силачи были большие друзья, встречались на разных соревнованиях, и я четко объяснял, чего от них хочу. Они работали очень слаженно, наперед знали каждое движение соперника, так что я пустил сцену на самотек.