Дейрдре Перселл - Последнее лето в Аркадии

• Название: Последнее лето в Аркадии
• Автор: Дейрдре Перселл
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-040574-9, 978-5-9713-7818-1

Отдых на юге Франции.

Золотые деньки солнца, моря и блаженного безделья?

Или последний шанс, который судьба предоставляет трем подругам, пытающимся разобраться в себе и своих непростых отношениях с мужчинами?

Поэтому трещит по швам с виду безупречный брак Тессы и Джерри?

Почему, казалось бы, бесконфликтная жизнь Риты и Рики внезапно превратилась в «одиночество вдвоем»?

Почему все сильнее злоупотребляет алкоголем Мэдди, жена известного актера?

Слишком много вопросов.

И найти на них ответы будет непросто!

---

Сами понимаете, в случае ошибки все шишки впоследствии валятся на советчика.

Глава 27

В спальне было темно.

Я редко пью спиртное, тем более в больших количествах, поэтому в ту ночь в доме Мэдди сразу впала в тяжелый, напоминавший болото сон, пробуждение от которого было похоже на борьбу с трясиной. Наверное, во сне я храпела, потому что проснулась с открытым ртом, язык был сухим и распухшим.

Хуже всего то, что утро (пусть и столь ранее) не принесло облегчения. Первым делом я вспомнила события вечера и едва не застонала от отчаяния. На меня, словно острые метеориты, посыпались картинки: зареванная Мэдди, сочувственный взгляд Риты и, конечно же, две крепких голых груди.

Я дернулась как от пощечины. Включив прикроватную лампочку, я взглянула на часы. Без пяти три. Я спала меньше трех часов.

Я смотрела на часы, не зная, что предпринять. Крошечные стрелки на циферблате от Реймонда Вейла (подарок мужа к прошлому дню рождения) словно посмеивались надо мной. Красивые часы из белого золота, с россыпью мелких бриллиантов. На мгновение мне стало так противно ощущать их на запястье, что я едва не сорвала их и не швырнула об стену. Теперь я была уверена, что подарок по заказу мужа покупала Сьюзен.

Когда погиб Майкл, ко мне приехал отец. Он помогал мне разбираться с формальностями и давал советы. Я перетаскивала себя изо дня в день словно в сером тумане, видела мир сквозь пелену.

— Ты не должна замыкаться в себе, Тереза, — как-то сказал отец. — Старайся загрузить себя делами под завязку, даже против собственной воли. Относись к происходящему по-деловому, живи не эмоциями, а рассудком. Эмоции тебе понадобятся позже. Попробуй составить список дел. На каждый день у тебя должно быть какое-то важное занятие. Покончив с ним, ставь галочку и переходи к следующему. Так ты будешь чувствовать себя при деле. Постепенно ритм жизни захватит тебя с головой и уже не отпустит. Вот тогда и начинай жить эмоциями.

Я припомнила совет отца, тараща воспаленные глаза на циферблат часов. Попыталась мысленно составить список необходимых дел.

Итак, номер один. Что я могла записать в качестве самого неотложного дела?

Мне было несложно обозначить цель номер один. Куда труднее дело обстояло с пунктом два. Его попросту не было. Список начинался и заканчивался единственным важным делом. Я должна была поговорить с мужем. Через два дня, после его возвращения из Стокгольма.

Два дня! Мучительно долго. Я была не в состоянии столько ждать.

Попытка забыться сном успехом не увенчалась, поэтому я тихо выбралась из постели, заправила ее (привычка — вторая натура), оделась, морщась всякий раз, когда острая иголочка начинающегося похмелья впивалась в голову. Затем я осторожно, на ощупь, спустилась по лестнице и прошла к выходу. Щелчок входной двери едва не оглушил меня — таким показался громким.

На меня немедленно обрушилась тонна запахов: аромат диких цветов, сладковатый запах мокрого гравия, кислая вонь сточной канавы у дороги. Меня едва не вывернуло наизнанку.

Конечно, я знала, что за руль мне лучше не садиться, потому что хмель еще не прошел. Впрочем, если ехать медленно и очень внимательно смотреть по сторонам, можно добраться до дома, не причинив вреда себе и пешеходам, тем более в такой час. Улицы были гулко пустыми.

Короче, я все же села в машину, завела мотор и на низкой передаче поехала домой. Мне стоило труда не сосредоточиваться на шелесте шин, потому что в предрассветной тишине это был едва ли не единственный звук. Стрелка спидометра порой начинала дергаться, мне приходилось внимательно следить за педалью газа.

В детстве я частенько слышала от мамы выражение «Бог троицу любит». Обычно фраза относилась к неприятностям. Сначала измена Фергуса, затем неверность Джерри… кто следующий? Рита и Рики?

Господи, упаси их обоих!

Переехав мост О'Коннелл, я свернула на набережную Эден, неплохо вписалась в следующий поворот и поздравила себя с успехом. Головная боль, правда, набирала обороты, но она же не позволяла мне расслабиться и потерять контроль над дорогой.

После очередного поворота — довольно крутого — меня замутило. Остановившись на обочине, я распахнула дверцу машины и часто задышала. С реки налетал влажный прохладный ветерок. Я сидела в напряженной позе, выставив одну ногу на асфальт, на случай если придется быстро вылезать и опустошать желудок.

Где-то за парапетом набережной шуршала вода, тихо и убаюкивающее. Я вылезла из машины и подошла к поручню. От резких движений желудок противно сжался. Я зажмурилась и задышала быстрее. Когда я открыла глаза, то заметила, что у меня появилась компания. Белая чайка спустилась к парапету и неподалеку уселась на перила. Несколько секунд птица, наклонив голову, смотрела на меня. Затем, решив, видимо, что разглядывать меня неинтересно, чайка сорвалась в воздух, пронзительно пискнув. Она описала надо мной низкий круг и скрылась вдали, почти слившись с серым облаком.

Свобода — вот что крикнула чайка, улетая. Полная, безоговорочная свобода.

Неужели в браке со мной Джерри тосковал по свободе? Был ли он несчастен? Могли мой вечно занятой и куда-то спешащий муж страдать от непонимания? Ведь я давно перестала даже пытаться влезть в его шкуру и взглянуть на мир его глазами. Желал ли он с помощью измены решить какую-то внутреннюю проблему?

Или причина неверности была не в этом? Быть может, Джерри просто влюбился в свою помощницу?

Я содрогнулась всем телом, едва устояв на ногах. Даже допустить такую возможность было страшно.

Я заставила себя сконцентрироваться на плеске воды и свежем ветре, на парапете набережной, тонких ленточках мостов вдалеке, строящихся домах. Лишь бы не думать о двух идеальных, а главное — юных, грудях, которые удобно ложились в ладони моего мужа.

Нет, нет, только не об этом! Я пыталась вслушиваться в звуки города, редкие, приглушенные, словно доносящиеся сквозь густой туман. Пыталась вспоминать счастливые моменты детства.

Вот отец на футбольном стадионе, радуется победе любимой команды и улыбается, прищуривая глаза. Вот я глажу кожаные ремешки гривы лошадки-качалки…

Нет, все не то! Я едва не застонала от бессилия. Детство казалось далеким, словно его и не было. Сердце стучало тревожно: вдруг свалившееся на меня несчастье было не последним? Ледяное предчувствие камнем лежало на душе.

Я в отчаянии смотрела на темную воду, и мысли становились все чернее. Если меня сейчас не станет, думала я, мир не исчезнет, бег планеты не замедлится ни на одно мгновение, жизнь не остановится. Люди будут по-прежнему ходить на стадионы и в театры, родятся новые кинозвезды и великие теноры, бизнесмены продолжат делать деньги, а река неспешно понесет свои воды к морю, как делала это тысячи лет. Разве имело какое-то значение то, что в неком крохотном местечке мира девица по имени Сьюзен Вителли Мур и мой муж Джерри Бреннан предались любовным утехам?

Имело. Да, черт возьми, это имело значение!

Желудок скакнул вверх, подпрыгнул почти до глотки. Я перегнулась через парапет и выплеснула горячую рвоту прямо в темную воду реки.

Застонав, я выпрямилась и огляделась. Никто не видел моего позора, слава Богу!

Меня затряс озноб, стало зябко. Я бросилась к машине и прополоскала рот остатками эвиана. По ближайшему ко мне мосту загрохотал поезд. Захлопнув дверь, я вялой рукой повернула ключ и завела мотор. Хотя голова по-прежнему болела, мне стало значительно лучше.

Выезжая на шоссе, которое проходило мимо «Аркадии», я вспомнила про наш с отцом уговор. Папа ждал меня на прогулку. Господи, думала я с ужасом, о чем мы станем говорить? И в состоянии ли я поддерживать беседу, когда в голове бьется лишь одна кошмарная мысль: «Джерри мне изменяет!»? Я не смогу, твердила я про себя, не смогу…

К дому я подъехала лишь в половине пятого. В стеклах «Аркадии» отражалось встающее солнце. Вместо того чтобы сразу же войти в дом, я опустила зеркало заднего вида и критически себя осмотрела.

— Я люблю своих детей, — строго сказала я собственному помятому отражению. — Я люблю мужа, отца и друзей. И я обожаю «Аркадию». Муж предал меня, но мой дом — моя крепость. «Аркадия» не предаст меня, и это главное. И если кто-то сочтет меня бездушной материалисткой, услышав эти слова, мне все равно!

Почувствовав себя глупо, я вернула зеркало на место. Идти сразу домой мне не хотелось, поэтому я вылезла из машины и направилась в сад позади особняка. Там был маленький летний домик, оставшийся еще от прежних хозяев. Над ним нависала медная крона старого бука, а сам дом был довольно обветшалым, поэтому все члены семьи называли его хижиной. У меня так и не дошли до него руки, ремонт даже не предвиделся. Внутри стояли садовая скамья (видимо, внесенная внутрь в дождливый сезон) и плетеный столик.