Джим Бэгготт - Тайная история атомной бомбы

• Название: Тайная история атомной бомбы
• Автор: Джим Бэгготт
• Издательство: Эксмо
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46639-9

Ядерное оружие начало вызывать у людей страх уже с того самого момента, когда теоретически была доказана возможность его создания. И уже более полувека мир живет в этом страхе, меняется лишь его величина: от паранойи 50-60-х до перманентной тревоги сейчас. Но как вообще стала возможной подобная ситуация? Как в человеческий разум могла прийти сама идея создания такого жуткого оружия? Мы ведь знаем, что ядерная бомба фактически была создана руками величайших ученых-физиков тех времен, многие из них были на тот момент нобелевскими лауреатами или стали ими впоследствии.

Автор попытался дать понятный и доступный ответ на эти и многие другие вопросы, рассказав о гонке за обладание ядерным оружием. Главное внимание при этом уделяется судьбам отдельных ученых-физиков, непосредственно причастных к рассматриваемым событиям.

---

Слушания начались 12 апреля 1954 года в кабинете 2022 штаб-квартиры Комиссии по атомной энергии в Вашингтоне по адресу Строение Т-3 на пересечении улиц 16-й и Конституции. Сначала к протоколу приобщили список обвинений, выдвинутых главным управляющим Комиссии Кеннетом Д. Николсом, бывшим ассистентом Гровса по Манхэттенскому проекту. Затем Оппенгеймер изложил свои длинные контраргументы. Двумя днями позже Робб упорно требовал от Оппенгеймера разъяснить обстоятельства, связанные с «делом Шевалье».

«Теперь давайте вернемся к вашему разговору с полковником Пашем. Рассказали ли вы ему правду об этом деле?» — спросил Робб.

«Нет», — ответил Оппенгеймер.

«Вы солгали ему?»

«Да».

Затем Робб стал проверять детали той истории, которую Оппенгеймер изложил Пашу и Джонсону однажды в августе, уже почти одиннадцать лет назад. Он спросил Оппенгеймера, говорил ли тот, что Шевалье, имени которого Оппенгеймер тогда еще не называл, предлагал сотрудничать троим людям.

«Возможно», — ответил Оппенгеймер.

«Почему вы так поступили, доктор?»

«Потому что был идиотом».

Позже Робб рассказывал журналисту, что на этом этапе Оппенгеймер не мог скрыть внутренней борьбы: он зажал руки между коленями, когда говорил под присягой, сидя на трибуне для дачи показаний. Робб продолжил читать расшифровку записанной беседы, сообщив Оппенгеймеру: «К вашему сведению, мы располагаем записью вашего голоса». «Неправдоподобная история», выдуманная тогда Оппенгеймером, полностью раскрылась. Робб заставил его признаться, что тогда имела место «не одна ложь… а полностью сфабрикованная история и паутина лжи».

Затем Робб обратился к тому вечеру, который Оппенгеймер провел с Джейн Тэтлок. Сначала он указал, что в 1943 году у Оппенгеймера не было никаких оснований полагать, будто Тэтлок больше не состоит в коммунистической партии, а потом выдвинул обвинение.

«Вы провели с ней ночь, не так ли?» — спросил он.

«Да», — ответил Оппенгеймер.

«В это же время вы работали над секретным военным проектом?»

«Да».

«Считали ли вы, что ваш поступок не противоречит нормам безопасности?»

В ответе Оппенгеймера послышались нотки поражения: «Вообще-то, я так не считал. Что и говорить, это был неправильный поступок».

На следующий день показания давал Гровс. Он сказал, что, хотя ему и не нравились некоторые решения Оппенгеймера, в его обязанности на посту руководителя Манхэттенского проекта не входило безусловное одобрение всего, что делают подчиненные. Он чувствовал, что в истории с «делом Шевалье» Оппенгеймер допустил ошибку, так как испытывал неуместное желание защитить друга, но считал, что в итоге эта ошибка не нанесла особенного вреда, и решил не делать из нее проблемы. Однако во время проводимого Роббом перекрестного допроса Гровсу пришлось признаться, что по Закону об атомной энергии от 1946 года «я бы не оправдал сегодня доктора Оппенгеймера, если бы был членом Комиссии и исходил из интерпретации этих фактов».

Перед слушанием вызвали свидетелей, — чтобы те описали моральный облик обвиняемого. Среди них были Бете, Конэнт, Ферми, Кеннан, Лилиенталь и Раби. Они говорили о честности и лояльности Оппенгеймера. Ванневар Буш поставил под сомнение сам повод для процесса: «Вот человек, которого выставляют на позор за то, что у него есть твердые убеждения [о водородной бомбе] и дерзость их высказывать». Он завершил свои показания словами: «Я считаю, что ни этот, ни какой-либо другой суд в этой стране не должен обсуждать вопрос о том, должен ли человек служить своей Родине, если у него есть твердые убеждения. Если вы судите его за это, судите и меня…».

Хотя некоторые участники, например фон Нейман, не разделяли позиции Оппенгеймера по водородной бомбе, они не сомневались в лояльности Оппенгеймера Америке. Другие, в том числе Венделл Латимер и Кеннет Питцер, выступали против Оппенгеймера. Момент истины в слушаниях наступил, когда 28 апреля слово взял Теллер.

Робб спросил Теллера, что тот думает о лояльности Оппенгеймера. Теллер ответил, что не сомневается в его лояльности.

«Теперь поставим вопрос, непосредственно следующий из предыдущего, — продолжал Робб. — Считаете ли вы, что доктор Оппенгеймер представляет угрозу для безопасности?»

«Часто, — ответил Теллер, — я в корне расходился с ним по многим вопросам. Его действия, говоря откровенно, казались мне путаными и непонятными. Я бы предпочел, чтобы обеспечением жизненно важных интересов страны руководил другой человек, которого я понимаю лучше и которому, следовательно, больше доверяю… Я хотел бы выразить мнение, что я лично чувствовал бы себя в большей безопасности, если бы государственные дела находились в других руках…».

Позже в тот же вечер на перекрестном допросе Гордон Грей, руководитель Совета по обеспечению благонадежности персонала, спросил Теллера, навредит ли американской обороне и безопасности предоставление Оппенгеймеру доступа к секретным данным. Теллер вынес свой вердикт:

Я считаю, что это скорее вопрос доверия. Но нет никаких оснований полагать, что характер доктора Оппенгеймера не позволяет ему сознательно и добровольно совершать действия, опасные для страны. Поскольку ваш вопрос направлен на то, чтобы прояснить его намерения, то я бы сказал, что не вижу никаких причин отказывать в благонадежности. Если же поставить вопрос о дальновидности и целесообразности такого решения, то, судя по делам Оппенгеймера с 1945 года и до сих пор, я считаю, что разумнее отказать ему в благонадежности.

В этом и состоял камень преткновения. Оппенгеймеру суждено было понести наказание за свое упорное несогласие подчиниться политическому давлению и за отказ одобрить разработку оружия, по его мнению, совершенно ненужного и технически нереализуемого. Выходя из зала заседаний, Теллер подошел к Оппенгеймеру и протянул ему руку: «Сожалею». Оппенгеймер пожал руку и ответил: «После того что вы сказали, не понимаю — о чем».

Совет по обеспечению благонадежности персонала с двукратным перевесом проголосовал за отказ Оппенгеймеру в доступе к информации. Соответствующий вердикт вынесли 23 мая. Оппенгеймер не нарушал никаких законов или предписаний, но с точки зрения законов «атомного» времени он был виновен в недальновидности и в «поведении… достаточно сомнительном, чтобы вызвать подозрения».

Оппенгеймеру отказали в благонадежности всего за день до официального истечения очередного срока доступа к документам. Пережитое разбирательство как будто состарило его на несколько лет. С Оппенгеймером как с влиятельным апологетом рассудительного подхода к атомной политике и международного контроля над вооружениями было покончено.

Если это была и победа над Оппенгеймером, то, несомненно, пиррова. В научных кругах Теллер стал изгоем. После процесса в октябре 1954 года Стросс попытался блокировать переназначение Оппенгеймера на пост главы Института перспективных исследований. Ему это не удалось. Когда в 1959 году Стросс попытался стать министром торговли в правительстве Эйзенхауэра, сенат с небольшим перевесом проголосовал против. На это решение повлияли обвинения в злоупотреблении полномочиями, которые Стросс допускал на посту руководителя Комиссии по атомной энергии.

Теодор Холл

В 1950 году в лондонском Олд-Бейли за передачу атомных секретов и нарушение Закона о государственных тайнах судили Фукса. Сначала Клаус думал, что его ждет смертная казнь. Но, несмотря на решение суда, который указал, что преступление Фукса «сложно отличить от государственной измены», судили его все же не за измену. Фукс получил максимальный срок по своей статье — 14 лет лишения свободы.

В декабре к 30 годам тюремного заключения приговорили Голда. 6 апреля 1951 года получил 15 лет Грингласс. Юлиуса и Этель Розенбергов также судили за шпионаж, а не за измену, тем не менее 5 апреля за преступление, которое суд охарактеризовал «хуже, чем убийство», им вынесли смертный приговор. Дело Розенбергов получило громкий международный резонанс, вызвало массовые протесты и пикеты. Надеясь приобрести статус мучеников, Розенберги отказались от признания и сотрудничества и оба умерли на электрическом стуле 19 июня 1953 года. Лэмфер, активно участвовавший в предоставлении улик по этому делу, испытывал смешанные чувства: «Я чувствовал не удовлетворение, а поражение. Я знал, что Розенберги виновны, но это не снижало моего чувства тяжелой вины за их смерть».

Так получилось, что Теодора Холла и его жену Джоан пригласили на обед как раз в тот день, когда казнили Розенбергов, и они проезжали на машине мимо нью-йоркской тюрьмы Синг-Синг. Холл также испытывал смешанные чувства. Уехав из Лос-Аламоса, он перебрался в Чикаго и некоторое время работал с Теллером. В 1946 году он познакомился с Джоан Краковер, и 25 июня 1947 года они поженились. Друг Холла Сакс, который одно время был его шпионским связным, также переехал в Чикаго. Джоан знала, что раньше оба молодых человека работали на СССР. Теодор и Джоан все больше увлекались политической деятельностью и в конце 1947 года вступили в коммунистическую партию США. Они полностью сознавали, какие последствия это может иметь для них в Америке, где набирала обороты холодная война. Кроме того, вступление в компартию означало, что Холлу придется прекратить свою тайную деятельность, так как скрыть свою принадлежность к коммунистам он бы не смог. Холл написал Саксу (он к тому времени тоже женился и жил в Нью-Йорке), что пришло время обрывать связи с советской шпионской сетью.