Джим Бэгготт - Тайная история атомной бомбы

• Название: Тайная история атомной бомбы
• Автор: Джим Бэгготт
• Издательство: Эксмо
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46639-9

Ядерное оружие начало вызывать у людей страх уже с того самого момента, когда теоретически была доказана возможность его создания. И уже более полувека мир живет в этом страхе, меняется лишь его величина: от паранойи 50-60-х до перманентной тревоги сейчас. Но как вообще стала возможной подобная ситуация? Как в человеческий разум могла прийти сама идея создания такого жуткого оружия? Мы ведь знаем, что ядерная бомба фактически была создана руками величайших ученых-физиков тех времен, многие из них были на тот момент нобелевскими лауреатами или стали ими впоследствии.

Автор попытался дать понятный и доступный ответ на эти и многие другие вопросы, рассказав о гонке за обладание ядерным оружием. Главное внимание при этом уделяется судьбам отдельных ученых-физиков, непосредственно причастных к рассматриваемым событиям.

---

В живых оставалось еще девять человек, четверо из них были тяжело ранены. Всех их доставили в ставангерскую окружную тюрьму. Здесь между представителями вермахта и гестапо возник спор, под чью юрисдикцию попадают пленные. На тот момент генералу Вильгельму Редиесу, главе норвежского гестапо, уже доложили о поспешной казни десантников с другого планера. В ответ на эту новость генерал раздраженно напомнил, что приказ Гитлера не мешает сначала подробно допросить пленных.

Четверо раненых доставили на допрос в гестапо. Троих избивали и душили кожаными ремнями, пока не раздробили им грудные клетки и не изувечили шеи. Этих троих убили, введя воздух в кровеносные сосуды. Четвертого убили выстрелом в затылок. Их тела отвезли к морю, нагрузили камнями и выбросили за борт. Их так никогда и не нашли[93].

Пятерых уцелевших отправили в концентрационный лагерь Грини севернее Осло. Им сообщили, что их права, гарантируемые солдатам противника Женевской конвенцией, будут соблюдены. Однако 18 января 1943 года после длительного допроса всех пятерых забрала из тюрьмы «особая немецкая делегация»; пленников ослепили и расстреляли[94].

Из карт и других документов, найденных на разбившихся планерах, и, несомненно, из жестокого гестаповского допроса немцы узнали всю нужную им информацию о целях операции «Незнакомец». Они усилили гарнизон Рьюкана и окружили Веморк минными полями.

После этого четверо диверсантов из группы «Тетерев», рискуя жизнью, укрылись в хардангерской глуши.

Новый мир

В начале декабря 1942 года Лаура Ферми организовала в «Метлабе» вечеринку для «металлургов». Прибывающие гости, не скрывая переполнявших их эмоций, расточали поздравления Энрико. «Поздравления? — недоуменно спрашивала Лаура. — С чем?» Но ее никто, казалось, не замечал.

На свои настойчивые расспросы она в лучшем случае получала уклончивые ответы, а иногда вообще никаких. «Да ни с чем особенным, — говорил один, — просто он большая умница. Вот и все». «Не переживай, — сказал другой. — Когда-нибудь узнаешь».

Всего месяцем ранее Ферми оказался перед сложным решением. Рабочие, нанятые армией и занятые возведением строения для нового реактора, забастовали, задержав строительство на неопределенный срок. Ферми сообщил Комптону, что лучше не ждать, а собрать реактор на корте для сквоша, где уже задолго до этого проводились эксперименты с реакторами.

Все участники проекта были обеспокоены такой задержкой, но испытывать совершенно непроверенную и потенциально опасную технологию прямо в центре многолюдного города означало подвергать себя невероятному риску. Если реактор вдруг выйдет из-под контроля, ему подошло бы название «хана». Физики весьма ясно представляли себе возможные последствия такой нештатной ситуации.

Ферми удалось убедить Комптона в том, что ядерную реакцию удастся контролировать. Свое утверждение он подкрепил следующими фактами: доля вторичных нейтронов очень невелика, причем излучались они не непосредственно в ходе распада, а с некоторой задержкой. Если при эксплуатации реактора получится поддерживать такую реакцию, при которой скорость высвобождения нейтронов незначительно превзойдет скорость их захвата, у физиков будет достаточно времени, чтобы взять цепную реакцию, если она слишком ускорится, под контроль. Комптон согласился, но решил пока не информировать об этом ректора Чикагского университета. Когда Комптон рассказал об этом Конэнту на собрании Комитета 14 ноября, тот просто побелел. Гровс сразу же приступил к поиску альтернативного места, но никто не приказал Комптону остановиться.

Утро 2 декабря 1942 года выдалось холодным. Подмораживало, дул пронизывающий ветер. Около 10:00 Ферми приказал удалить из реактора все кадмиевые регулирующие стержни, кроме одного. Последний стержень наполовину выдвинули из реактора. Физики внимательно следили за интенсивностью нейтронов и сравнивали результаты с теми, что были спрогнозированы в лабораторных условиях. 25–30 человек наблюдали за работой с балкона. Среди них были Сцилард и Вигнер.

Около 14:00 прибыл Комптон с коллегами — группа наблюдателей увеличилась до 42 человек. Ферми распорядился повторить эксперимент, выполненный ранее, и все регулирующие стержни, кроме одного, вновь извлекли из реактора. Когда последний стержень вышел из реактора примерно на 2,5 метра, ядерная реакция стала самоподдерживающейся, а реактор — почти критическим. Ферми приказал извлечь стержень еще сантиметров на 30. Скорость высвобождения нейтронов стала неумолимо расти, из-за этого мерное тиканье нейтронных счетчиков начало ускоряться, пока не слилось в общий гул.

Вот как описал дальнейшие события физик Герберт Андерсон:

Мы работали в режиме высокой интенсивности, и счетчики больше не могли объективно отражать ситуацию. Снова и снова нам приходилось менять шкалу записывающего устройства, чтобы фиксировать скорость высвобождения нейтронов, которая росла все более стремительно. Вдруг Ферми поднял руку. «Реактор стал критическим», — объявил он. Никто из присутствовавших нисколько в этом не сомневался.

Теперь интенсивность высвобождения нейтронов удваивалась каждые две минуты. Если бы Ферми оставил реакцию протекать спонтанно в течение еще получаса, реактор выработал бы около миллиона киловатт и, прежде чем расплавиться, умертвил бы всех, кто находился в помещении. Ферми отключил реактор всего через четыре с половиной минуты. Смотреть было не на что, только слышалось тиканье нейтронных счетчиков. Сейчас реактор генерировал всего около полуватта энергии. Но значимость уходящего дня была гораздо выше, чем этот мизерный показатель. Физики доказали, что можно достичь контролируемого высвобождения огромной и неисчерпаемой энергии, заключенной в атомном ядре.

Комптон позвонил Конэнту и поделился с ним новостью: «Джим, — сказал он, — вам будет наверняка интересно узнать, что наш итальянский штурман только что привел нас в новый мир».

Он выиграл спор[95].

Физики праздновали победу, а Сцилард и Ферми стояли в стороне. «Мы с ним обменялись рукопожатием, — вспоминал Сцилард, — и я признался в своих опасениях, что этот день запомнится как один из самых мрачных дней в истории человечества».

Глава 8 Школа «Лос-Аламосское ранчо»

Март 1942 — март 1943

Георгий Флеров занялся исследованиями ядерного распада вскоре после того, как в начале 1939 года была опубликована совместная статья Фриша и Мейтнер. Он учился в Ленинградском политехническом институте, работал в лаборатории Игоря Курчатова на физтехе. Наряду со Львом Русиновым Флеров самостоятельно доказал факт высвобождения вторичных нейтронов и косвенно подтвердил предположение Бора и Уилера, согласно которому деление ядер урана зависело от редкого изотопа U235. Затем вместе с Константином Петржаком он доказал, что для ядер урана-235 характерно спонтанное деление[96].

После того как в 1939 году началась война, а в 1941 году германские войска вторглись на территорию Советского Союза, советские физики были вынуждены оставить проблемы ядерной физики и заняться работами, напрямую связанными с войной. Флеров поступил в Ленинградскую военно-воздушную академию, где стал изучать инженерное дело. И хотя у него лишь промелькнула мысль о возможности создания атомной бомбы, в основе которой лежала бы цепная реакция на быстрых нейтронах, он не хотел отказываться от этой идеи. Флеров написал нескольким своим коллегам, что исследования в сфере ядерной физики следует продолжить, но это ни к чему не привело.

В конце 1941 года Флеров вместе со своей частью находился в Воронеже, совсем недалеко от линии фронта. Ученый решил посетить местную университетскую библиотеку и проверить, нет ли там последних западных публикаций по ядерной физике. В частности, он хотел узнать, как были восприняты в научном мире его работы о спонтанном делении ядер.

То, что он обнаружил, удивило и встревожило. Флеров пролистывал западные журналы и убеждался, что публикаций по деленею ядра просто нет. Невозможно было поверить, что такая интересная и важная тема осталась без внимания. Определенно ведущие фигуры западной физики не могли забросить эту тему ради каких-то других проблем. Их имена словно блистали своим отсутствием.

Все встало на свои места, когда Флеров догадался, что исследования по ядерной физике теперь засекречены. Это означало, что американские, британские и, что гораздо хуже, немецкие физики заняты разработкой атомной бомбы.

Он решил поднять тревогу. В феврале 1942 года в письме Курчатову Флеров рекомендовал возобновить в СССР исследования по делению ядер урана. Ответом на следующее письмо и серию телеграмм, направленных Сергею Кафтанову, которого недавно назначили уполномоченным Государственного комитета обороны по науке, было только упрямое молчание.