Пол Догерти - Александр Великий

• Название: Александр Великий
• Автор: Пол Догерти
• Издательство: ACT МОСКВА. Транзиткнига
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-032452-9

Александр Македонский

«Сын Зевса» «Правитель Ойкумены».

Самый молодой и дерзкий из прославленных полководцев мировой истории Великий завоеватель, обожаемый собственной армией и почитаемый покоренными народами.

История его жизни описана неоднократно и, казалось бы, во всех мельчайших деталях. Но в ней по-прежнему таится немало загадок и тайн.

Знаменитый английский историк и непревзойденный мастер исторического романа Пол Догерти предлагает самые неожиданные разгадки этих тайн!

---

Желание держать свой имидж на высоте побудило Александра и его окружение ввести важный персидский дворцовый ритуал – proskynesis – подданный падал ниц перед царем. Македонцы, однако, не только отказались следовать этому ритуалу, но и открыто над ним смеялись. Однажды Полисперхонт, старший македонский командир, увидел персидского чиновника, распростершегося на земле перед Александром. Полисперхонту показалось это настолько забавным, что он громко расхохотался. «А ну-ка, треснись подбородком еще разок, да покрепче!» Александр взъярился: ударил Полисперхонта, кинул его оземь, а потом некоторое время держал под домашним арестом. Тем не менее даже такие приступы гнева не ослабили стойкого сопротивления нововведенному ритуалу. Когда Александр сделал попытку внедрить proskynesis приказом, совершенно неожиданно ему воспротивился Каллисфен Олинфский, племянник Аристотеля и официальный историк Александра.

Каллисфен не пользовался популярностью у военачальников: он был для македонцев чужестранцем со строгими моральными принципами и открыто высмеивал пьяные пирушки македонского двора. На историка смотрели как на неуклюжего сноба. Сопротивление Каллисфена персидскому обычаю могло быть вызвано воспитанием Аристотеля либо попыткой одинокого человека добиться расположения у македонских воинов. По свидетельству Курция, было созвано большое собрание, на котором должны были обсудить вопрос о proskynesis. Каллисфен раскритиковал ритуал и заслужил тем самым одобрение македонцев. Предполагались открытые дебаты, «царь знал, о чем говорили ораторы, так как стоял в это время за шпалерой». Можно себе представить, как он разгневался: судьба Каллисфена была решена. Вскоре после этого Александр поймал своего оппонента в ловушку. Произошло это на пиру, устроенном для высокого командования. Александр предложил Каллисфену сыграть в полемическую игру: он должен был оспорить какое-либо положение, а потом – столь же красноречиво – высказаться в пользу того же положения. Александр предложил ему тему: македонцы. Он слишком хорошо знал характер своей жертвы. Как только Каллисфен – согласно игре – высказался против македонцев, он тут же утратил их расположение. «Он вызвал к себе ненависть македонцев, и Александр объявил, что Каллисфен в данном случае о красноречии и не помышлял, а говорил искренне».

Весной 327 года до н. э., пока армия была в Бактрии, Александру представилась возможность свести счеты с Каллисфеном. Раскрыли заговор пажей, а учителем их был Каллисфен. Пажи – молодые люди из благородных семей, они прислуживали в царском шатре. Всего обнаружили пятерых заговорщиков во главе с Гермолаем, пажом, которого во время охоты Александр избил за то, что юноша осмелился поразить кабана, предназначавшегося для царского копья. Обиженный Гермолай устроил заговор, пригласив в соучастники еще четверых. О заговоре стало известно Птолемею, царскому телохранителю. Всех пятерых пажей пытали, осудили и передали каждого в свой отряд для осуществления наказания. Каллисфену выдвинули обвинение в пособничестве на очень слабом основании: он, мол, наверняка слышал предательские разговоры пажей и знал об их злостных намерениях. В соответствии с одним источником, Каллисфена немедленно повесили, однако, похоже, его некоторое время держали в клетке, где он и умер, не выдержав плохого обращения. Во всех этих судах весны 327 года до н. э. знаменательно то, что традиции времен Филиппа все еще были сильны. Есть много общего в обвинениях против юного Гермолая и старого солдата Клита. Все источники пересказывают слова Гермолая, выражавшего глубокую обеспокоенность македонцев растущим деспотизмом Александра. Там же перечисляются и имена тех, кого можно причислить к «мученикам за идею»: Филипп, Аттал, Парменион, Филота, Клит и Каллисфен. Хотя родители пажей и дистанцировали себя от заблудших своих сыновей, речь Гермолая, какие бы изменения в нее впоследствии ни внесли, как бы ни сгладили, отражает недовольство людей Александром и авторитарными методами его правления. Курций приводит эту речь в своей книге.

Гермолая вывели перед собранием и спросили, почему он замыслил такой ужасный заговор. Гермолай ответил: «Раз ты спрашиваешь о причинах, словно бы не имеешь о них понятия, то я отвечу: мы решили убить, потому что ты стал обращаться с нами не как с рожденными свободно людьми, а как с рабами». Отец его Сопол вскочил, называя его отцеубийцей, и, зажимая ему рот, сказал, что не стоит слушать человека, теряющего рассудок при виде зла. Царь, прервав отца, велел Гермолаю говорить то, чему он научился у своего наставника Каллисфена. Гермолай заговорил: «Воспользуюсь твоей милостью и расскажу, чему всех нас научили несчастья. Сколько македонцев, несмотря на твою жестокость, осталось в живых, особенно людей не благородной крови? Аттал, Филота, Парменион, Линкестид и Клит, не убоявшись сильного врага, сражались в бою, прикрывали тебя своими щитами и получали раны ради твоей славы, твоей победы. Чем же ты их отблагодарил?! Кровь одного из них так и не удалось стереть с твоего стола. Другой умер в страшных мучениях. Военачальников ты поднял на дыбу и персы, которых они когда-то и победили, смотрели на это, как на веселое зрелище. Парменион когда-то помог тебе уничтожить Аттала, и что же? Ты умертвил его без суда. Соблюдая очередность, ты совершаешь казни руками несчастных людей и их же приказываешь потом умертвить другим». Поднялся страшный шум, все разом закричали на Гермолая. Сопол выхватил меч и, если бы царь не удержал его, без сомнения, зарубил бы сына, однако Александр велел Гермолаю говорить и просил, чтобы все терпеливо слушали, как он сам умножает причины своего наказания.

И снова заговорил Гермолай: «Как великодушно ты позволяешь говорить юнцам, неискусным в риторике! А голос Каллисфена из-за толстых тюремных стен никто не слышит, и все потому, что человек этот умеет говорить. Почему же его не приведут, ведь выслушивают даже тех, кто сам сознался в преступлении? Выходит, ты боишься слушать правду из уст невиновного человека и даже вида его не выносишь. Я заявляю: он ни в чем не виноват. Здесь стоят те, кто вместе со мной замышлял наше славное дело, но никто из нас не скажет, что Каллисфен был нашим сообщником, хотя он давно уже осужден на смерть несправедливым и безжалостным царем. И это твоя награда македонцам: их кровь ты ни во что не ценишь! Ты захватил огромные богатства, их несут на себе 30 тысяч мулов, а твоим солдатам увезти домой нечего… Да ладно, все это мы могли бы стерпеть, пока ты не забыл о нас ради варваров, нам же, победителям, надел на шеи ярмо новых обычаев. Тебе нравятся персидские одежды и персидский образ жизни. Вот и получается, что убили бы мы царя персидского, а не македонского. Отныне мы смотрим на тебя как на дезертира, перебежчика, и судим по военным законам. Ты потребовал от македонцев, чтобы они падали перед тобой ниц и приветствовали тебя как бога. От своего отца Филиппа ты отрекся, а если бы из богов кто-нибудь был выше Громовержца, то ты пренебрег бы и Зевсом. Тебе кажется странным, что мы, свободные люди, не можем терпеть твоего высокомерия? Ну как нам доверять тебе, ведь по твоей милости мы можем умереть без вины или – что еще хуже – стать рабами? Ты же, если еще можешь исправиться, будешь многим обязан мне. Ведь от меня ты впервые узнал, чего не могут выносить люди, рожденные свободными. Я встану перед тобой на колени: только пощади наших родителей. Не отягощай мучениями их одинокой старости. Ну а теперь вели нас казнить, чтобы мы своей смертью обрели то, чего хотели добиться твоей».

Речь Гермолая была пропитана духом традиций Филиппа, и, несмотря на протестующие выкрики, он договорил ее до конца. По этой речи можно судить о непримиримом отношении македонцев к автократическим методам Александра. Речь эта очень важна еще и потому, что она демонстрирует: несмотря на всю пропаганду Александра, трагичность и ужас происходящего, Македония горько сожалела о смерти Пармениона и других людей. На мой взгляд, речь исторически корректна. Главный ее постулат – всеобщее недовольство. Александр, должно быть, размышлял об этом. Плутарх сообщает: после того как казнили пажей и убрали Каллисфена, Александр написал своему регенту в Македонию: «Мальчишек македоняне побили камнями, а софиста я еще накажу, как, впрочем, и тех, кто его прислал и кто радушно принимает в своих городах заговорщиков, посягающих на мою жизнь». Последняя фраза звучит загадочно, но в словах сквозит грозный намек, возможно, на самого Антипатра и, конечно же, на Аристотеля, который, должно быть, устроил племянника в армию. Александр намекает также, что дело куда сложнее, чем кажется на первый взгляд, это не просто заговор пажей. В конце концов, новый военный поход был вызван к жизни не персидскими нововведениями, а драматической борьбой между армией и непреодолимым стремлением Александра делать только то, что он считал нужным.