Джеймс Джонс - Отныне и вовек

• Название: Отныне и вовек
• Автор: Джеймс Джонс
• Издательство: Радуга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1986

В центре широко популярного романа одного из крупнейших американских писателей Джеймса Джонса — трагическая судьба солдата, вступившего в конфликт с бездушной военной машиной США.В романе дана широкая панорама действительности США 40-х годов. Роман глубоко психологичен и пронизан антимилитаристским пафосом.

---

— Вот мы и пришли, сержант Мартин. — Карен засмеялась.

— Прекрасно, миссис Мартин.

— Я попросила угловую комнату с видом на океан. Это дороже, но оно того стоит. Мы можем себе это позволить, правда, сержант Мартин?

— Да, миссис Мартин, мы можем позволить себе все, что угодно.

— Тебе понравится, я знаю. Комната огромная, там столько воздуха и очень красиво. И мы скажем, чтобы утром нам завтрак подали в постель. Честное слово, здесь чудесно, сержант Мартин.

— Чудесное место для медового месяца, миссис Мартин, — нисколько не смущаясь, сказал он.

— Да. — Она закинула голову, как умела делать только она, и посмотрела на него из-под ресниц. — Да, для медового месяца, сержант Мартин.

В патио никого не было, и, пока они стояли на пляже, он поцеловал ее, и все, что недавно его злило, ушло, сейчас все было так, как он давно мечтал, а потом они отправились в ту чудесную, в ту замечательную комнату, и, хотя комната была на третьем этаже, они поднялись пешком и по длинному коридору, ничем не отличавшемуся от коридора в любом другом отеле, будь то отель-люкс или дешевая гостиница, прошли до самого конца к последней двери слева.

Она включила свет и, улыбаясь, повернулась к нему: «Ты видишь? Для сержанта Мартина и миссис Мартин они даже заранее опустили жалюзи. По-моему, нас здесь хорошо знают». Перед Тербером было знакомое лицо жены капитана Хомса, лицо, которое прежде он так часто видел издали в гарнизоне, и странно растроганный необычностью всего этого вечера, не отрывая глаз от прекрасной в своей тяжелой пышности женской груди, натягивавшей летний ситец, от длинных стройных ног и бедер, которые под платьем казались почти худыми, но без платья были и не худые, и даже не стройные, а очень крепкие, он защелкнул дверной замок и шагнул к ней навстречу, она даже не успела высвободить руку из крохотного рукавчика уже расстегнутого на спине платья, тоненькая бретелька комбинации съехала на темное от загара плечо, и ему теперь было наплевать на них всех, будь то Старк, или Чемп Уилсон, или О’Хэйер, на всех и на все, что они говорили, он не верил ни единому их слову и знал это неправда, а даже если правда ему плевать потому что теперь все иначе и пусть все они и всё вокруг идет к черту потому что у него никогда еще так не было и никогда больше не будет он же понимает и понимает что должен быть достаточно мудрым смелым великодушным и благородным чтобы спасти это не дать этому увязнуть в трясине лжи полу лжи и ложной правды и не потерять раз уж оно ему досталось хотя непонятно почему именно ему ведь это достается лишь единицам и такими крохами что он ощутил почти стыд оттого что на его долю выпало сразу столько когда разжал веки и увидел что все действительно так на самом деле так и поглядел сверху в сияющие глаза которые казалось и вправду отбрасывали вертикальные лучи света как одна отдельная звезда когда смотришь на нее сквозь окуляры не настроенного на резкость полевого бинокля раньше он никогда ни у кого не видел таких глаз он был горд и смущен одновременно и засмеялся, только теперь оглянувшись на пролегшую от двери до кровати длинную дорожку торопливо скинутых вещей, которая легко бы навела на след любого бойскаута.

— Ты чудесно смеешься, милый, — сонно прошептала Карен. — И ты чудесный любовник. Когда я с тобой, я как богиня, которой поклоняются. Белая богиня племени дикарей… и все вы тихо и очень серьезно на меня молитесь, но зубы у вас все равно наточены и в носу большое золотое кольцо.

Он лежал на спине на влажных от пота простынях, слушал ее и в полудреме, будто после сытного вкусного обеда, довольно смотрел в потолок, чувствуя, как легко подрагивает у него на груди ее узкая рука, почти прозрачная, как у старого Цоя, но совсем другая и по виду, и на ощупь; высокая, хорошо освещенная комната дарила то ощущение тайной уединенности, какое возникает только в гостиничных номерах, а за запертой дверью в коридоре слышались приглушенные ковром шаги, тихо шептались чьи-то голоса, звякали ключи и двери захлопывались с тайной окончательностью… окончательность… окончательность… окончательность окончательностей сказал Сержант всё окончательность и что пользы человеку от всех вероятностей под солнцем одна вероятность проходит а другая приходит ибо все сущее полно вероятностей и не дано человеку их познать а окончательность пребывает во веки в гостиничном номере и нет памяти о прежних вероятностях да и о тех что будут не останется памяти у тех которые будут после так говорю я Сержант что был царем Израиля в Иерусалиме и обитал в долине теней гостиничного номера с возлюбленной моей а возлюбленная моя нарцисс Саронский и лилия долины теней гостиничного номера где нет преходящести где нет вероятностей где только окончательность останься останься Суламита останься останься и напои меня ароматным вином соком гранатовых яблоков твоих в гостиничном номере где нет ничего преходящего где окончательность есть всё где она одна и она всё и пребудет ныне и присно и во веки веков аминь дней без числа а все вероятности нисходят на мир но тот и по сей день не заполнен ими до краев.

Потом он снова проснулся, снова ощутил свое тело, снова оказался там, где снова были вероятности и где всегда будут вероятности, они нисходят на мир снова и снова, но никогда не заполняют его настолько, чтобы достичь окончательности. А ведь была минута, Тербер, когда ты думал, что нашел беспроигрышный вариант в этой игре, сознайся. Да, Тербер, ты так думал, да! Но сейчас не нужно было даже приподыматься и поворачивать голову, потому что он и без того чувствовал, что старый, прежний мир упорно просачивается в щель под дверью, которую он запер, но забыл законопатить. Мир подполз уже почти к самой кровати. Мир нес с собой под мышкой целую пачку вероятностей, как страховой агент, приходящий к клиенту с пачкой страховых полисов. Мир торговал страховками, работая на систему страхования, в основе которой лежит Наука. А ты знал, что именно система страхования обеспечивает нашей стране ее финансовую стабильность? Знал. А знал, что страхование опирается на науку, которая развила и широко внедрила закон вероятностей? Да, знал. Ну а то, что у закона вероятностей есть свой Юстинианов кодекс, основной принцип, гласящий, что нет окончательности, что есть только вероятности, что непреходящесть лишь иллюзия, созданная и увековеченная бесконечным числом преходящестей, это ты разве не знал? Знал, знал и это, но не верил. А-а, так ты не верил? Да, представь себе, не верил. Что ж, ты хотя бы не уходишь от ответа. Почему же ты в это не верил? Возможно, потому, подумал он, то есть, по всей вероятности, потому, что тебя воспитали католиком. Что за чушь? Ты спросил, я ответил. Но ведь ты давно не католик, да? Да, давно. Ты перестал быть католиком в четырнадцать лет, когда в первый раз переспал с женщиной и обнаружил, что раскаиваться не в чем. Но ты же, конечно, понимаешь, что Песнь Песней на деле лишь иносказание, описывающее любовь Христа к церкви? В канонической версии Библии есть на этот счет пространное разъяснение: это вовсе не любовь мужчины к женщине или женщины к мужчине, ты же знаешь? Да, знаешь; но неужели ты в таком случае не понимаешь — ты! — что как раз из-за этого и возник закон вероятностей, утверждающий, что нет ничего непреходящего, а тем самым и окончательного? Неправомерно! Неправомерно! Протест отклоняется! Вычеркните из протокола! Это замечание несущественно, не имеет отношения к делу, уводит нас в сторону и дезориентирует свидетеля. Протест принят. Время истекло. Заседание закрывается. Компания «Не хочешь — не надо» выдает клиенту Шестьдесят Четыре доллара, к тому же у нас имеются прекрасные новые формы страхования на случай смерти в соленой воде; вы, конечно, знаете, что в соленой воде тонуть намного хуже, чем в пресной? Да, но лучше тонуть в пресной воде, чем в вероятностях. Лучше или хуже — мы не знаем, но знаем, что гораздо мучительней. Тогда я застрахуюсь на десять тысяч от вероятностей. Извините, мы не имеем права вас застраховать, пока не проведем полное медицинское обследование вашей психики, потому что наша компания в данном случае очень рискует. Ладно, тогда дайте мне мои Шестьдесят Четыре доллара, и я пойду. Извините, опоздали: вы сначала не хотели их брать, а теперь, похоже, деньги останутся у компании «Не хочешь — не надо».

— Никто никогда не любил меня так, как ты, — уютно свернувшись калачиком, сказала Карен.

— Никто?

Карен засмеялась — так мед, золотясь на солнце, стекает с ложки обратно в банку.

— Да, никто, — сказала она.

— Неужели не нашелся хотя бы один? — шутливо спросил он. — Из всех тех мужчин, которые у тебя были?

— О-о, — все еще смеясь, протянула Карен, — придется долго считать. У тебя карандаш есть? Сколько, ты думаешь, у меня было мужчин, дорогой?.

— Откуда мне знать? — улыбнулся он. — А ты не могла бы подсчитать, хотя бы приблизительно?