Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 12

• Название: История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 12
• Автор: Джованни Казанова
• Жанр: Биографии и Мемуары

«Решившись заранее провести шесть месяцев в Риме в полном спокойствии, занимаясь только тем, что может мне предоставить знакомство с Вечным Городом, я снял на следующий день по приезде красивые апартаменты напротив дворца посла Испании, которым сейчас был монсеньор д’Аспурю; это были те апартаменты, что занимал учитель языка, у которого я брал уроки двадцать семь лет назад, когда был на службе у кардинала Аквавива. Хозяйкой этого помещения была жена повара, который приходил с ней спать только раз в неделю. У нее была дочь шестнадцати-семнадцати лет, которая, несмотря на свою кожу, может быть слишком смуглую, была бы весьма красива, если бы оспа не лишила ее одного глаза. Она носила на этом месте искусственный, который был другого цвета и больше, что делало лицо неприятным. Эта девушка, которую звали Маргарита, не произвела на меня никакого впечатления; но, несмотря на это, я не мог помешать себе сделать ей подарок, дороже которого ей не мог быть никакой другой. Тогда в Риме находился англичанин, окулист, по имени шевалье Тейлор, обитавший на той же площади…»

---

— Дорогой он рассказал мне, что этот дом очень бедный, что женщины, которые им управляют, не могут, собственно, называться монахинями, так как не приносили никакого обета и не носят даже форменную одежду, но, несмотря на это, не пытаются выйти из своей тюрьмы, потому что будут вынуждены, для поддержания своего существования, просить на хлеб, либо искать место служанки в каком-нибудь доме… Молодые девушки, достигнув зрелого возраста, спасались бы оттуда бегством, если бы могли, но дом так хорошо охраняется, что оттуда бежать невозможно.

Мы пришли к большому дурно выстроенному дому, стоящему одиноко на пустынной площади близ римских ворот; поскольку не было никакого прохода, пришлось идти напрямик. Я был удивлен, войдя в приемную, увидеть форму строгих решеток. Квадратные отверстия были так малы, что нельзя было просунуть туда руку без риска поранить кожу пясти и запястья, и это было не все: эта варварская решетка, тираническая и скандальная, имела еще одну позади себя на расстоянии шага, которая была буквально той же формы; однако ее едва можно было разглядеть, так как хотя эта приемная была достаточно светлая для нас, пришедших туда навестить этих бедных затворниц, внутренняя сторона, где они принимали визиты, была почти темной. Это заставило меня содрогнуться.

— Как и где, — спросил я у Меникуччио, — вы увидели повелительницу вашего сердца, в то время, как я вижу там внутри только тени?

— С помощью свечи, которую монахиня может зажечь лишь при встрече родственников, под страхом изгнания.

— Значит, она придет сейчас со свечой?

— Сомневаюсь, потому что портье должна была предупредить, что я в компании с кем-то еще.

— Но как вы получили возможность увидеть вашу возлюбленную, не будучи ее родственником?

— В первый раз она спустилась с моей сестрой украдкой, и охранительница моей сестры, женщина добрая, ничего не сказала, и в другие разы она приходила благодаря просьбам моей сестры этой охранительнице.

Факт тот, что они спустились без света и их было трое. Я никак не мог убедить охранительницу пойти взять свет, не столько из-за страха увольнения, сколько из опасения, что ее выследит и накажет начальница. Я оказался причиной того, что мой бедный Меникуччио не увидел своего идола. Я хотел уйти, но он воспротивился. Я провел час в в раздражении, но, несмотря на это, не без интереса. Голос сестры моего юного друга запал мне в душу; я нашел, что должно быть таким образом слепые могут влюбляться, и что эта любовь должна становиться столь же сильной, как и та, что возникает от увиденного. Та, что сопровождала сестру Меникуччио, была девушка, не достигшая и тридцати лет. Она сказала мне, что девушки в возрасте от двадцати пяти лет, делаются гувернантками молодых, и что в тридцать пять они могут выйти из этой тюрьмы и более в нее не возвращаться, но что такие случаи очень редки, потому что они опасаются нищеты.

— Значит, у вас много старых?

— Нас сто человек, и это число не сокращается, так как при каждой смерти набирают новых.

А те, что покидают заведение, чтобы выйти замуж, как они достигают того, чтобы женихи их полюбили?

— В течение двадцати лет, что я здесь, я видела только четверых, которые вышли отсюда замуж, и они познакомились с мужьями, только после того, как покинули этот дом. Тот, кто попросит у кардинала-попечителя одну из нас, — это отчаявшийся дурак, который нуждается в сотне цехинов; но кардинал оказывает ему эту милость, лишь будучи уверен, что у него есть профессия, с которой он сможет хорошо жить со своей женой.

— А что касается выбора?

— Жених называет возраст, которого должна быть девушка, и ее способности, и кардинал связывается с управительницей.

— Я полагаю, что вас хорошо кормят и вы хорошо устроены.

— Ни то, ни другое. Три тысячи экю в год не может быть достаточно для жизни сотни персон, для их одежды и всех надобностей. Те, кто зарабатывает трудом своих рук — самые счастливые.

— И кто это те, что решаются поместить бедную девочку в эту тюрьму?

— Какой-нибудь родственник или отец или мать — богомольцы, что опасаются, что дочь станет добычей греха. По этой причине сюда помещают только девочек, которых находят слишком красивыми.

— Кто судит об их красоте?

— Родственники, священник, монах или кюре и, в конце концов, кардинал, который, если не находит девочку слишком красивой, прогоняет ее от себя, так как полагают, что некрасивая не подвергается никакой опасности, оставаясь в миру. Так что вы можете отсюда понять, что мы, несчастные, проклинаем тех, кто счел нас красивыми.

— Я вам сочувствую. Мне удивительно, что нельзя получить разрешение на то, чтобы приличным образом вас увидеть, чтобы иметь основание просить вас замуж.

— Сам кардинал сказал, что он не волен дать такое разрешение, потому что есть прямой запрет нарушать правила этого общества.

— Тот, кто создал этот дом, должен гореть в аду.

— Мы все так полагаем; и наш владыка папа должен был бы это исправить.

Я дал десять экю этой девушке, сказав, что, при невозможности ее увидеть, я не могу обещать ей снова сюда вернуться, и ушел вместе с Меникуччио, который сожалел, что доставил мне эту неприятность.

— Дорогой друг, — сказал я ему, — я предвижу, что никогда не увижу ни вашу юную возлюбленную, ни вашу сестру, чей голос меня столь сильно заинтересовал.

— Мне кажется невозможным, чтобы десять экю не сотворили чуда.

— Мне кажется невозможным, чтобы не существовало другой приемной.

— Она есть, но существует запрет для всех, кто, не являясь священником, осмеливается туда входить без разрешения Святого Отца.

Я не мог понять, как этот дом может существовать так как понимал большие трудности, которые должны испытывать содержащиеся в нем в том, чтобы найти себе мужей, и мне казалось невозможным, чтобы допускалось его существование, если было известно, что сами правила этого дома, казалось, были созданы специально, чтобы воспрепятствовать этим женитьбам. Я видел, что приданое в 200 экю, предназначенное каждой, для чего собственно был основан этот дом, должно было выделяться по меньшей мере на два брака в год, и что, соответственно, кто-то должен был красть все то, что накапливалось, когда девушки не выходили замуж. Я сообщил свои соображения кардиналу де Бернис в присутствии принцессы, которая, заинтересовавшись судьбой этих несчастных, сказала, что следует представить папе ходатайство, подписанное всеми, в котором они бы просили у святого отца позволения разрешить визиты в приемную по чести и со всей благопристойностью, как это осуществляется во всех сообществах для девушек, существующих в Риме. Кардинал сказал мне написать прошение, дать его подписать девицам и отнести принцессе, и между тем он найдет момент предупредить святого отца, и что он подумает над тем, чтобы кто-то официально представил тому это прошение.

Не сомневаясь в согласии большей части этих девушек подписать прошение, я составил его и во второй раз, когда я пошел к решетке заведения вместе со своим другом, я передал его той же девушке, которая присматривала за его сестрой. Она заверила, что я получу его подписанным всеми девушками в первый же раз, как приду ее повидать. Это ходатайство просило у святого отца только отмены отлучения для тех, кто выходит в светлую приемную, но вкратце я рассказал всю историю этого дома.

Когда принцесса Санта Кроче получила эту бумагу, она обратилась к самому кардиналу Орсини, протектору, который должен был ей пообещать поговорить об этом с папой, который, будучи предупрежден кардиналом де Бернис, распорядился направить послание [3], отменяющее отлучение. Монастырь был извещен об этом лишь тогда, когда пришли снять с дверей приемной объявление, извещающее о запрете. Местный капеллан обязан был известить управительницу, что она должна в дальнейшем позволять визиты в светлую приемную всем вызываемым девицам, которые, однако, должны сопровождаться своими гувернантками. Сам Меникуччио принес мне эту новость, о которой не знала и принцесса, и она была очарована, узнав ее от меня. Но папа Ганганелли этим не ограничился. Он приказал, чтобы начали гражданский процесс и заставили дать отчет обо всех излишках средств, которые образовались за сто лет и более, что протекли с момента учреждения этого дома. Он сократил количество пансионерок со ста до пятидесяти, увеличил приданое до четырех сотен экю и приказал, чтобы каждая девушка, достигшая возраста двадцати пяти лет, вне зависимости от того, нашла ли она мужа, должна быть отпущена, получив четыре сотни экю, которые ей причитались, если бы она вышла замуж, и чтобы двенадцать матрон, известные своими добрыми нравами, были приняты на службу в качестве гувернанток девушек-пансионерок, по четыре для каждой, и чтобы двенадцать других служанок были наняты для обслуживания этого дома.