Иван Машуков - Трудный переход

• Название: Трудный переход
• Автор: Иван Машуков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Роман
• Год: 1953

---

И вот Попов высказал мысль, где-то им вычитанную, — что и в деревне, как в городе, при коммунизме будут люди работать на машинах, машинами пахать, сеять, убирать хлеб. И тогда артели превратятся в фабрики зерна, масла, мяса. Крестьяне сравняются в споём развитии с рабочими, и деревня будет жить так же культурно, как город.

Конечно, далеко ещё до этого… Когда ещё такое будет? При детях, при внуках? Но вот уже сейчас в Крутихе действовал трактор. "Как попёр он поперёк межей, так у них косточки захрустели", — писали ему в письме. "Трактористом бы туда явиться! Вот бы все ахнули! — думал Егор. — Да ещё бы партейным… Вот бы Григории озадачился!" И Егор даже рассмеялся про себя; представив, как бы он на собрании ячейки "критикнул" Сапожкова… За что? Уж нашёл бы за что!

Но это была лишь только мысль, пришедшая внезапно мечта. Егор никому бы и не сказал об этом — ведь ничем ещё хорошим он не проявил себя перед коммунистами. Однако именно после этой мысли он остался ещё на сезон в лесу и принял бригадирство взамен ушедшего Терехи.

Неожиданно его бригаду перебросили на постройку домов для постоянных рабочих.

Домики строились аккуратные, из отборного леса, на берегу чистого лесного ручья. Перед каждым спланирован палисадник. Позади — огород. Во дворе — бревенчатый коровник, тесовый сарайчик. А чтобы всё было качественно, наблюдал за постройкой техник.

И так быстро шло дело, что дома подвели под крышу в какую-нибудь неделю.

Не хватало только кровли да стекла для окон.

На стройку то и дело заглядывали начальники. И однажды явился Трухин.

Он узнал Веретенникова.

— Здравствуй, бригадир!

Поздоровались рука за руку.

— Ну как, прижился у нас в лесу или всё домой тянет?

— Вроде потягивает больше домой, — улыбнулся Веретенников.

— А как там — не развалилась Вавилонская башня? — напомнил он Веретенникову его старые притчи на лесобирже в Имане. Экие памятливые эти начальники!

— Нет, — смутился Егор, — урожай там собрали богатый… Окреп колхоз… Ну, да не без хитрости — взодрали залежь. Им пшеничка-то и вымахала!

— А чего же ты не взодрал?

— Сила не брала.

— Ну, знаешь, где сила — там и правда! А как обида твоя на земляков? Не прошла?

— Обида-то., Да уж проходит. Чего долго сердиться, на сердитых воду возят.

— Вот именно! А если не прошла, зачем тебе, бригадир, возвращаться туда, где тебя не любят? Оставайся у нас! Мы ведь друг на друга без обид? Не так ли? Рабочий ты хороший.

— И вы вроде начальники ничего, — уклончиво ответил Егор и дальше этого не пошёл в разговоре…

И вот как-то вечерком, когда плотники сидели и покуривали, гадая, кто в этих домах жить будет, появился Никита Шестов.

Он шёл и, не замечая мужиков, во все глаза разглядывал постройки.

— Эй, дядя! — окликнул Егор. — Галка в рот влетит!

— Егор Матвеич? — кинулся к нему Никита. — Прости, браток, возмечтался!

Никита был чист, брит, одет по-рабочему. И чем-то очень доволен. Лицо так и сияло. Шапка была сдвинута на затылок.

— Ты что это, выпил, что ли? Али именинник?

— Куда там! Поздравь, браток, баба ко мне едет! На постоянное жительство… Жильё вот присматриваю.

— Какое жильё?

— Да вот это!

— Чего, чего? — поднялся Влас Милованов. — На чужой каравай…

Но он не окончил, прерванный громким смехом Никиты.

— Какой же он чужой! Да это наш, дурья твоя голова. Для нас это, для рабочих. Понятно? — И он указал на дома.

— И мало того, — кто желает переселиться, денег на перевоз семьи дают. Да ещё и кредит на хозяйство. Коровёнку там заиметь… и всё прочее. Потому — государству… нужны кадры!

— Ишь-ты, какой кадр, — попытался ещё отшутиться Влас, но, взглянув на тёмное лицо Егора, осёкся.

— Так это я для тебя робил? — сказал глухо Веретенников.

— Смотря какой дом. Ежели вот ближе к лесу, так это мой… У меня на этот ордер. Вот он… Во, смотри! Мне ближе к выгону лучше… Корову — это я заведу в обязательном порядке… Потому — здесь молоко дорогое… А козье это, у меня его душа не принимает… — Так говорил Никита, тыча всем в глаза и убирая обратно в портмоне ордер.

— А что, — спросил тихо Егор, — уже все роздали дома-то?

— Всё, как есть всё! Потому я заявку ещё давно подал… Когда, значит, на ремонт этот определился. И, значит, стал получать квалификацию…

Вот оно — опять это слово!

Егор поднялся с брёвен и заново оглядел дома, белеющие в сумерках… Любой из них мог быть его домом… И вот, если бы сейчас ему сказали: "Это вот твой", — что бы тогда?. Но они уже розданы!

Ревнивое, завистливое чувство вдруг овладело им. Он оглядел бесшабашно-весёлого Никиту и сказал:

— И как ты это успел?

— Да ведь как? Такая уж у нас у батраков хватка! Это ваш брат всё поперёк да надвое… Артачится да фордыбачится… А мы от своего счастья не отказываемся. Так-то, Влас?

Но Влас ничего не ответил. Он, словно сражённый, опустился на брёвна и промычал:

— Вот это да!

XXXV

Тереха вышел на бугор, с которого открывался вид на Крутиху, и остановился, вглядываясь в знакомую, с детства милую картину родной деревни, в которой он давненько не был. Что-то здесь произошло за это время? Всё как будто так же. Только вот на многих домах крыши подновили. Заборы многие поправили. Побогатели, что ли? "А что в моём дворе?" Отсюда не видно.

Тереха сошёл с бугра и быстро зашагал по дороге в деревню.

У крайних изб сложены были брёвна. Тереха подивился:

"Кто же это строиться-то задумал?" — и прошёл мимо. У Парфёновых все были дома. Мишка с утра задавал корм скоту и пришёл с улицы озабоченный: по причине засухи травы нынче уродились плохие, вряд ли до весны хватит сена. Глаша, одетая в будничное платьишко, месила у печки хлеб в квашне. Агафья на столе процеживала молоко; она только что подоила корову.

Тут дверь отворилась, и через порог избы переступил Тереха.

— Здравствуйте! — сказал он, снял шапку и перекрестился в передний угол.

— Тятя приехал! — ахнул Мишка.

Подойник в руках Агафьи стукнулся о стол, молоко расплескалось.

— Батюшка ты мой, долгожданный! — запричитала Агафья, подбежала к Терехе, начала помогать ему стаскивать заплечный мешок.

— Погоди ужо, я сам, — прогудел Тереха, отстраняясь.

Глаша, бросив месить квашню, смотрела на внезапно появившегося свёкра с любопытством и некоторым испугом. Мишка стоял посреди избы не шевелясь. Ни он, ни Глаша не знали, известно ли отцу об их женитьбе. Наконец Тереха под непрерывные причитания суетившейся вокруг него Агафьи скинул с плеч мешок, снял латанный-перелатанный полушубок — тот самый, который когда-то попал под дождь в иманской тайге. Под полушубком оказалась старая же чёрная рубаха, поднимавшаяся на Терёхиной выпуклой груди; подол рубахи распущен. Штаны были ватные, а обут Тереха в валенки. "Эх, ты! Не в богатом наряде пришёл отец домой!" Так подумал Мишка, глядя на раздевшегося и заметно постаревшего Тереху. Мишке стало жаль отца, но тотчас же он решил не давать места этому чувству в своём сердце. "Кто его знает, что он ещё скажет…" Мишка боялся, что отец в первую же минуту примется осуждать его за женитьбу. Между тем Тереха огладил бороду, провёл рукой по сильно поседевшей голове, поцеловал сразу всплакнувшую Агафью, подошёл к Мишке.

— Ну, давай, что ли, я поцелую и тебя, сынок, — сказал он. — Эх ты, вырос-то! Ну, слава богу, слава богу, — проговорил затем растроганный Тереха и обнял сына.

Мишка, за минуту перед тем стоявший истуканом, как-то весь подался к отцу. Чувство близости к этому большому бородатому человеку, который его и раздражал в последнее время и которого он тем не менее любил, захватило парня. Мгновение они стояли обнявшись, оба широкие в плечах, костистые, с большими руками — Тереха грузнее и сутуловатее, Мишка потоньше и прямее.

— Сын-то у нас молодец, — без умолку наговаривала Агафья, утирая глаза платком, улыбаясь, стараясь заглянуть мужу в лицо и угадать, успел ли он получить письмо её. — У других-то парни в его годы, посмотришь, ещё ничем ничего, а наш-то уж хозяин вырос, всё люди говорят! Не нахвалятся: уж такой-то хозяин, Христос с ним, такой хозяин…

Хитрая баба Агафья! Пока Терехи не было, она со страхом думала, что будет, когда он приедет, ругала сына за то, что вышел из-под родительской воли и показал свой характер. А сейчас она же расписывала Мишку, чтобы похвалами сыну улестить сурового Тереху.

— А это кто же у нас тут? Вроде бы знакомая девка-то, — легонько отодвинув Мишку от себя и повернувшись к застывшей и потупившейся Глаше, сказал Тереха.

— А это невестушку нам бог дал, — заговорила Агафья, торопясь, чтобы муж не вставил своё какое-либо резкое или обидное слово. — Гланя, матушка, — сказала она невестке, — беги, доченька, скорее, затопляй баню. Спроси Анну, может она с ребятишками тоже будет мыться. А я тут с квашнёй-то без тебя управлюсь.