Юлиан Семенов - Горение (полностью)

• Название: Горение (полностью)
• Автор: Юлиан Семенов
• Жанр: История

---

- Это вы Пирса цитировали? Коли вы о нем, Кирилл, то не получится у нас вместе. Изначально не получится. Он интересен, Пирс, слов нет, не до конца еще проанализирован. "Человек - узелок привычек" - это занятно. Я помню Пирса, я в тюрьме его конспектировал, правда, во французском переводе. Он занятен, спору нет, особенно главное в нем: человеческое состояние определяется сомнением и верой; единственный мост между этими первоосновами - м ы ш л е н и е. По Пирсу, мышление необходимо лишь для того, чтобы переступить грань сомнения и очутиться в области веры, открывающей путь к действию. В Америке его постулатами можно объединить группу организаторов, но ведь у них они есть, а у нас - нет! У нас организатор - значит владелец, у них - тот, кто отлаживает улучшение производства паровозов. Это новое в мире капитала, это пока у них только. И потом Пирсова формулировка истины, как всеобщего принудительного верования - не может быть принята нами, казарменно это, при внешнем демократизме п о д в о д о в читателя к такому заключению. Не пройдет у нас Пирс, дорогой Кирилл, не ставьте на него. Хочу задать вам вопрос. Важный. Можно?

- Все можно, - ответил Николаев, чувствуя усталость - Дзержинский своей холодной логикой вел за собою, и не было сил отбросить его доводы, доказательно их разбить или - что более всего Николаев любил - высмеять.

- Вы сказали вашим коллегам по Московскому комитету, что помогали нам деньгами?

- Нет. Какое это имеет значение? - удивился Николаев.

- Огромное. Вас заподозрят в неискренности. Скажите.

- Скажу, - задумчиво согласился Николаев.

- Второе. Это уже нас касается - так что вольны не отвечать. Будете просить у правительства помощи против бастующих?

- Если миром не договоримся - придется.

- Разрешите стрелять в рабочих?

- Нет.

- Так не бывает. Если солдаты вызваны, они должны "навести порядок". Рабочие не пустят их на фабрику миром. На фабрику можно будет войти только после обстрела.

- Значит, миром не хотите?

- Хотим.

- Ну и давайте, Феликс! Я ж за этим приехал! Выборы в думу на носу!

- Сколько ваших может пройти в думу?

- Человек сто - убежден.

Дзержинский поднялся.

- А наших? - спросил он. - Десять? Сто - от десяти тысяч и десять от ста миллионов? Хотим миром, Кирилл, - повторил он. - Но разве ж это мир?

...Не доходя двух кварталов до Тамки, Дзержинский встретил Пилипченко - он был определен инструктором по обращению с оружием.

- Все в сборе? - тихо спросил Дзержинский.

- Да, товарищ Юзеф. Вот ваш наган и две бомбы. Кольцо знаете как срывать?

- Знаю. Только мне бомбы не нужны, - Дзержинский неумело сунул наган в карман пальто. - Сколько "архангелов" пришло?

- Девяносто семь человек насчитали. Яцек с Вацлавом были у них, под дворников нарядились, с бляхами.

- Ну и что?

- Речи говорят.

- Пьяных много?

- Все пьяные. Коли страх, так чем его затушить, как не водкой?

- Хорошо вооружены?

- Наганы и кастеты.

- Бомбы есть?

- Есть. Но они их боятся. Они больше привычные кастетами бить.

- Уншлихт с третьей дружиной?

- Да. Ганецкий - со второй, Красный - в резерве, с ним еще десять человек.

- Передашь Уншлихту и Ганецкому - когда я открою калитку особняка и выстрелю - пусть сразу же врываются следом за мной.

- Ганецкий не велел пускать. Он мне велел охранять вас.

- А командовать мною он вам не велел?

- Это - нет.

- Ну и ладно. Идите.

Пилипченко повернулся по-солдатски, через левое плечо, но Дзержинский остановил его смущенно:

- Ну-ка, покажите мне, как с этим проклятым наганом обращаться?

- Значит, так, - ответил Пилипченко, - берешь боевое оружие в правую руку, оттягиваешь большим пальцем курок, проверяешь усики захлопа барабана - вот эти, видишь? Все. Теперь оружие готово к бою.

Варшава - Краков - Берлин - Москва 1976 г.

Книга вторая

Билет на варшавский поезд в вагон первого класса передал Савинкову член боевой организации социалистов-революционеров "Адмирал" в Москве, на конспиративной квартире, в доме при церкви святого Николая, на Пыжах, в Пятницкой части.

Проснулся Савинков за два часа до прибытия поезда в варшавский "двожец глувны", спросил у проводника рюмку водки, икры и сказал подогреть калач так, чтобы хрустел. Когда проводник накрыл на столике, Савинков дал ему золотой и предупредил, что водки, видимо, выпьет еще - всю дорогу бил озноб, и не оттого, что простудился, а в ожидании д е л а, ради которого ехал на родину, туда, где прошли детство и юность.

Последние месяцы были тяжелы, невыразимо тяжелы. Партия была накануне раскола, полиция начала - через своего сотрудника Татарова, которого и ехал убить Савинков, - провокацию против совести эсеров, создателя боевой организации Евно Фишелевича Азефа, обвиняя его в сотрудничестве с Департаментом полиции. Савинков боготворил Азефа, считая его подвижником революционной идеи, ему была сладостна манера Евно: ленивая всевластность, щедрость, фатализм. Тут же вспомнил свою недавнюю стычку с Азефом: они тогда жили в Гельсингфорсе, готовили т е р р о р против московского генерал-губернатора Дубасова. Бомбы собирали Валентина Попова и Рашель Лурье. Попова ждала ребенка. Савинков был против того, чтобы она ехала в Москву.

- Вздор, мой дорогой, сущий вздор, - лениво растягивая гласные, ответил Азеф. - Какое тебе дело - брюхата или нет? Она взяла на себя ответственность, вступила в боевую организацию - надо пить чашу до дна.

- Мы отвечаем не только за нее, - возразил тогда Савинков, - она деталь операции, мы ставим под угрозу дело. Она в особом положении, она не может до конца контролировать себя. Мы не вправе быть жестокими к своим...

- Сантименты, - отрезал Азеф. - Не играй рыцаря - мы делаем кровавое дело, сообща делаем кровавое дело во имя той женщины в белом, имя которой революция...

Савинков порой возмущался Азефом, но по прошествии минут или часов убеждался в суровой его правоте: коли уж начал - иди до конца, отбросив привычные нормы морали, испепелив себя всепозволенностью, приняв бремя вандальской, устрашающей жестокости.

На съезде партии, который собрался в Иматре, в гостинице "Туристен", принадлежавшей "симпатику" Уго Серениусу, Азеф был подавлен, мрачен, грозился уйти из террора, если партия всем своим коллективным авторитетом не очистит его имя от возмутительного подозрения в связях с охранкою.

Савинков трижды говорил с членами ЦК Черновым, Натансоном и Ракитниковым те санкционировали полную свободу действий, не дожидаясь даже возвращения из-за границы члена ЦК Баха, который закупал партию химикатов для бомбистов. Все полагали, что уход Азефа из террора невозможен, особенно на этом этапе.

Савинков, посещая митинги, с юмором слушал социал-демократов, которые говорили о необходимости вооруженного восстания, о разъяснительной работе в войсках, о том, что террор - отжившая форма борьбы, которая в нынешних условиях куда как более выгодна царизму, пугающему массы "злодейством" революционеров. Савинков не считал нужным заниматься вопросами подготовки восстания; "толпа бессильна: быдло, лишенное организации и единой воли; именно террор - та форма, которая не может не породить всеобщий страх, а страх самопожирающ".

Азеф настаивал, чтобы Савинков тем не менее вошел в сношения с социал-демократами.

- Я не хочу говорить с математиками от революции, - отвечал Савинков. Они верят в слово, я - в бомбу.

- Ты член партии, мой помощник по террору, я удивлен, что ты с м е е ш ь обсуждать приказ ЦК, - протянул Азеф. - Партия, ЦК, я - мы должны знать все обо всех, чтобы выступить в решающий момент, отдавая себе отчет в том, кто есть кто, будь то кадеты или эсдеки. Важно, за кем пойдут.

- Евно, ты ставишь меня в трудное положение, - ответил тогда Савинков, - я не могу не подчиниться решению ЦК. И твой приказ для меня абсолютен. Но неужели ты серьезно думаешь, что толпа м о ж е т что-либо? Декабрь на Пресне это же крах утопий о вооруженном народе! Пятьсот мастеровых с наганами понастроили баррикад и возомнили себя парижскими коммунарами...

Азеф пожал плечами:

- Если бы наши товарищи из путиловской организации смогли взорвать железнодорожный мост и семеновцы остались в Питере, я не знаю, как бы Дубасов удержал Москву, Борис... Кто предал наших путиловцев? Вот что меня мучит... Какое падение, какая страшная грязь - отдавать товарищей палачам...

...О т д а л охранке путиловцев-эсеров он, Азеф. Положение было критическим, в департаменте сказали: "Пусть взорвут любого генерала, но эшелон семеновцев должен пройти в Москву, Евгений Филиппович" ("Фишелевичем" в нос не тыкали, щадили). Азеф потребовал за эту о т д а ч у три тысячи рублей: "Слишком рискованно, всем известно, что подготовительную работу вел я, придется оплачивать комбинацию". (Комбинация-то была вздорной: дал своим приказ, обговорил время, снабдил динамитом, поцеловал и с п о л н и т е л е й, пообещал, что революция запишет их имена на скрижали, потом поехал в отдельный кабинет ресторана "Метрополь", что держал постоянно, позвонил дежурному ротмистру по железнодорожной жандармерии, бабьим голосом сообщил, что на двадцать седьмом километре бомбисты станут взрывать путь и валить мост в двадцать два по нулям. Немедленно был отправлен конный отряд. Исполнители чудом избежали ареста. Проскочили семеновцы, залили Пресню кровью.)