Станислав Мелешин - Золотаюшка

• Название: Золотаюшка
• Автор: Станислав Мелешин
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1985

В последнем своем сборнике недавно ушедший из жизни магнитогорский писатель остался верен своей главной теме: повествуя о тружениках-уральцах, людях разных профессий и характеров, он стремился создать образ современного рабочего, человека-творца.

---

Когда ждали машину работника из советского посольства, Наташа-Нефертити взяла его под руку и с гордостью сказала:

— А ведь мы с тобой теперь государственные люди. Не шути, брат!

Он тогда не придал значения ее словам, только ободряюще и мягко похлопал по ее царственному худенькому плечу.

Машина стремительно и бесшумно скользила по гладкому, чистому, будто подметенному шоссе. Чуть покачивало на поворотах, и он крепко держался за руль. Дорога напоминала такие же прямые и длинные шоссе, как и в стране пирамид, с тою только разницей, что по обеим сторонам автострады здесь не стояли пальмы и голубой, до блеска наезженный асфальт не был припорошен песком.

Да, навсегда отпечатался в душе тот факт, что он провел под африканским солнцем два долгих и трудных года, что находился рядом с молодой арабской металлургией не посторонним наблюдателем.

Помимо обучения сотен людей профессии металлургов, его как доменщика до сердцебиения интересовали печи и аглофабрика. С грустью он отмечал, что строящийся завод имел пока всего две домны, и эти маломощные агрегаты напоминали сирот по сравнению с гигантами — девятой и десятой домнами на металлургическом комбинате в его городе. Да и зачем сравнивать? Главное было в перспективе — создать у них мощную индустриальную базу, как Бхилаи в Индии, с помощью советских специалистов.

Многокилометровый город по берегам Нила для него, для его восторженной души стал городом очарования, восточной сказкой, правда, с европейским орнаментом.

Навсегда запомнились и древние строения, свидетели тысячелетней культуры, и множество мечетей с радиофицированными минаретами, откуда муэдзины обращаются к правоверным по микрофону, призывая к молитвам, и современные огромные здания отелей разных архитектурных стилей, ажурные мосты над Нилом, древнейший в мире мусульманский университет, огромный и яркий золотой рынок.

Кроме пирамид, которые завораживают полчища туристов, внимание всего мира привлекает современное чудо — высотная Асуанская плотина.

Остались в памяти здания трех каирских университетов, классический балет и первый в Африке атомный реактор. Но главное, что составляло сердцевину его жизни на далеком жарком континенте, — это учебный центр, готовящий арабов-металлургов.

…Огибая кусты, проехав по цветастому уральскому лугу, Алексей Николаевич остановил машину у берега серебристой от ветерочка реки, выгрузил палатку и домашние походные вещи и, осмотревшись, стал старательно сооружать внушительную и основательную стоянку, будто ставил на берегу домну. Проводив жену с дочкой по цветы, Алексей Николаевич стал наблюдать за двумя соседями-очкариками, которые суматошно и бестолково делали костер. У них гасли спички, сухие ветки тальника-пала вперемешку с закаменевшим плавником не желали загораться на ветру. Бумага в костре вспыхивала, сгорала и гасла.

Одного из «поджигателей» он узнал. Местный журналист.

Чернявый и худощавый, с седой полоской в темных волосах надо лбом, блестящий толстыми очками и близоруко жмуривший от солнца черные бархатные глаза, когда он снимал очки, вспомнился сразу. Чернушин, кажется…

Тот дважды приходил к нему в техникум, дважды показывал корреспондентское удостоверение и наступательно уговаривал написать для газеты статью об Африке под рубрикой «Из дальних странствий возвратясь». И хоть странствия были действительно дальние, Алексей Николаевич отказал: было много работы, да и писатель, мол, из него никакой. Журналист наседал и расспрашивал. В общем, чиркал в блокнот свои «охи» и «ахи». Расставаясь, поклялся: «Я напишу об этом если не статью, то стихи…» Ну, ну!

Сейчас на берегу журналист кричал и размахивал руками, суетясь вокруг второго — тоже очкастого, руководил огнем, в общем.

Второго Алексей Николаевич видел впервые. Тот, припав к земле и согнувшись в три погибели, дул из-под ладошки в самый корень немого холодного костра, иногда отмахивался, мол, тихо, спугнешь, с таким старанием и блаженным усердием на худом лице, будто без сомнения скоро появится не огонек, а жар-птица.

Но костер первобытно молчал. Алексей Николаевич подошел к ним, поздоровался и сунул под ветки тряпку, намоченную бензином. Огонь полыхнул, костер развеселился и развеселил всех.

У огня он узнал, что второго зовут Виктор Васильевич, что он горный инженер, у него оригинальное хобби: он большой любитель певчих птичек.

Они уже давно разложили на газетах свою снедь, и вот стреляющее пламя, как некий знак свыше, подтолкнуло их к мысли, что пора раскупорить бутылки. Пили они разные портвейны и охлажденное в речке пиво. Было весело, суетливо и шумно, так же, когда они разжигали костер, а потом уныло и печально, потому как портвейн кончился. Вздыхали так болезненно, мол, зачем поторопились, что Алексей Николаевич, решив их выручить, сходил на свою стоянку и принес им бутылку перцовки от простуды. Он подумал о том, что у себя на работе они серьезные, степенные люди, не подступись, а здесь не по возрасту, как расшалившиеся дети. Они поблагодарили его, спрятали перцовку на потом, притворно вздохнув, и вновь замахали руками — стали о чем-то спорить. Это значит, вошли в штопор. Алексей Николаевич прислушался.

Виктор Васильевич раскинул руки:

— Вот какие вокруг степные горизонты! Не видать отсюда Магнит-горы.

Чернушин усмехнулся.

— Да ее уже из города почти не видно.

Виктор Васильевич отмахнулся.

— Хе, хе… Это кажется. А мы, горняки, только что развернули, как говорится, широкий фронт работ.

— Не заливай, Виктор. Как говорится, конец вашей железорудной кооперации. Конец Магнит-горе!

Алексею Николаевичу сразу не понравился начавшийся разговор, слова были тяжелыми, как глыбы, правдивыми, как тревожная истина. Он знал об этой проблеме, социальная значимость которой затрагивает не только металлургический комбинат и город, а индустрию всей страны. Решить эту проблему — значит бесперебойно снабдить рудой каждую смену доменщиков и мартеновцев. Сейчас разговор сводился к тому, что Магнит-гора кончается, целиком и бесповоротно уходит в легенду. Да и то, сорок с лишним лет она кормила завод и рабочий класс города, остается вспоминать о ней с теплой благодарностью, а новую такую железную кладовую еще поискать…

Виктор Васильевич рьяно защищал свою рудную базу. Он лохматил волосы, снимал и надевал очки. Руки его всерьез, нервно дрожали.

— Это только кажется, что конец. Еще остался самый главный пласт — целый рудный горизонт. Лет на десять!

Чернушин все подначивал, подбрасывал ехиды.

— А я тебе говорю, хана ей. И завод будет милостыню просить по всему Советскому Союзу. Нет руды, кончилась! Что, твоя гора — бездонная бочка?!

— А ты?.. Как ты можешь, работник газеты, так говорить?!

— Я не меньше твоего болею за наш комбинат. Но только хотелось бы сказать, что маленькой передышки с маленьким месторождением Малого Куйбаса хватит комбинату на маленький срок. Как слону дробина. А ты, я конечно извиняюсь, должен смотреть вперед на сто, двести лет… Придет время — и завод, и вы, горные инженеры, останетесь у разбитого корыта. Да!

— Позволь…

За одиноким сивым прибрежным кустарником по реке зарябило, засеребрило.

Очки Виктора Васильевича как-то погасли, а когда он поднял лицо к небу, вспыхнули, и его возглас «Позволь…» утих, растаял. Но жилистое тело этого человека напружинилось, и вот он стал бросать слова, как булыжники.

— Ты знаешь, что все время проводят аэросъемки. Кроме Куйбаса руду ищут в районе Верхнеуральска, и потом, что-то намечается даже в Карагайском бору.

Чернушин поднял руку и остановил товарища.

— Вот именно. Что-то. Намечается. Аэросъемки ничего не дали. Остается только уповать на великое Криворожье, на Кузнецкую руду и на новые месторождения.

— А Соколовско-Сарбайский рудник? Он же рядышком…

— Пока — да! Но твои окатыши, эти витамины чуть-чуть с рудой, для нашего комбината, как в детском садике голодному манная каша.

— Н-нет, товарищ Чернушин… Ты — стопроцентный паникер!

Алексей Николаевич полулежа слушал их со стороны, снисходительно улыбался, хотел что-то сказать, но одергивал себя. Сказать им свое словечко?

Сказать им о том, что мощные и близкие к комбинату месторождения железных руд, такие, как Магнит-гора, пока — идея фикс?! Они об этом и сами знают. Что наиболее интересными являются Аятские и Качканарские бурые железняки, в несколько миллиардов тонн, а также магнетитовые в районе Троицка и Тараташские железные, руды? Что геологи в настоящее время в постоянных поисках, в разведках?

Он посмотрел на спорящих, на их ожесточенные взмахи рук и громко кашлянул. И Виктор Васильевич, и Чернушин разом смолкли.

— Зря вы оба ударились в панику. Если вас послушать, то выходит, что мы вынуждены будем законсервировать и комбинат, и город.