Юлиан Семенов - Партизанский дневник

• Название: Партизанский дневник
• Автор: Юлиан Семенов
• Жанр: История

---

- Скажите, - спрашиваю я Петсавона, - а каким образом вы рискнули наладить связь с патриотами?

- Как вам сказать, - ответил он. - Это вопрос и сложный и легкий. Никаких особо хитрых способов в общем-то не было. Мы, лаосцы, долго присматриваемся друг к другу. Мы не начинаем исподволь готовить человека к серьезному разговору. Мы просто смотрим на этого человека, наблюдаем за тем, как он ест, как он пьет, как он смеется, как он просыпается и как он засыпает. Это очень важно - знать, как засыпает человек. Люди с нечистой совестью долго не могут уснуть, и даже храпят они как-то по-особому.

Я улыбнулся. Петсавон серьезно сказал:

- Я говорю вам правду. Во всяком случае, я в эту правду очень верю...

Петсавон предложил посетить госпиталь. Идти недалеко, но, впрочем, предстоит перебежать поле. Это очень рискованно: американцы в эти дни делали по двести самолето-вылетов в день. Все поле изрыто воронками, Сисук бранился, он никак не хотел разрешить эту километровую пробежку.

- Игра со смертью, - ворчал он. - Зачем? Ночи, что ли, нельзя подождать?

Свиридов сказал ему, что в прошлом он был чемпионом по бегу. Сисук долго смеялся, поглаживая Валю по животу, но все же смилостивился и разрешил эту перебежку. Сам он, как всегда, побежал первым.

Столкнувшись лицом к лицу с сегодняшней войной, я много думал над ее особенностью. Сейчас идет война скоростей. Человек сам создал сверхскорости, но ничего противоборствующего им создать еще не смог. Раньше вы могли слышать войну загодя, особенно когда прилетали самолеты. Сейчас вы этого лишены: самолет прилетает, опережая звук. Так, по воле хищников, гений человечества безнравственно обращен против него же самого...

Пробежали мы равнину без приключений. Поднялись в госпиталь - он тоже расположен в системе пещер. Оставляет он впечатление тяжелое. Это еще более трагично, чем типография. Здесь, во влажных, холодных пещерах, лежат безногие дети, старики с выжженными фосфором глазами, раненые женщины... Оперируют при свете керосиновых ламп. Зашли в маленькую "пещерку" начальника госпиталя, двадцатитрехлетней Тай Пет. Она принимала нас весело и улыбчиво, и эта ее веселая улыбчивость была особенно трагичной. За спиной, привязанный широким полотенцем, чтобы не вывалиться, сидит годовалый сын Тай Пет и испуганно глазеет на нас из-за ее плеча. Перевязки она тоже делает, привязав сына к спине: мальчика не с кем оставить, а перевязывать раненых приходится очень часто.

Мы беседовали с ней, и вдруг рядом загрохотало, понесло гарью, плотной и удушливой. Выбежали из глубокой пещеры, поднялись наверх. Плач, крик душераздирающий, стоны: пролетел "фантом", сбросил бомбу, осколками ранило семнадцать больных. Возле входа в пещеру лежала убитая девушка-врач, две медсестры корчились на полу, и халаты их были багровыми от крови.

...Возвращались к себе молча, подавленные. Сисук не разрешил бежать через равнину, и Петсавон повел нас кружным путем, по скалам, чтобы можно было в любой момент спрятаться в пещеры. Остановились у ручья - там купались юноша и девушка. Они были молодые, красивые, обнаженные. Они плавали в тугой ярко-зеленой воде как сказочные герои из цветного фильма. Девушка что-то напевала. Волосы ее были распущены. Она плавала среди диковинных белых цветов и смеялась. Мы прошли мимо них на "цыпочках" - так неожиданны и прекрасны были эти Адам и Ева среди ужаса и боли войны.

...Обедом нас угощала "матушка Ван Ни Хайкам Питхун". Боже ты мой, какая же это милая и нежная женщина! Вообще ее хорошо знают во всем Лаосе. Она мастер по вышиванию ковров и юбок. Юбки она делает поразительные: шитые золотом и серебром, парчовые, рисунок замысловат и фантастичен.

Ковры матушки Ван Ни особенно интересны, о них стоит рассказать. Вытканы, например, две громадные жар-птицы. Одна красно-золотая, другая, сине-серебряная, и все это на темном фоне.

- Почему такая контрастность цветов? - спросил я.

- Потому что ожидание утра всегда контрастно в цвете, - сказала она. - Это только кажется, что ранним утром цвета зыбки. На самом деле они самые точные и различимые. На красной птице золотые лунные отблески, а синяя уже во власти голубого с серебром рассвета...

Узоры и рисунки на коврах разнообразны. Эскизов она не делает и даже не знает, что это такое. Я ей объяснил, что такое эскиз. Она пренебрежительно усмехнулась:

- Если мечту надо сначала рисовать на бумажке, так что ж это за мечта? Мечту надо видеть все время, во сне тоже.

Понг, внимательно слушавший наш разговор, сказал:

- Жаль, что с нею может исчезнуть это народное искусство.

- А разве нельзя открыть маленькую мастерскую-училище, где бы она собрала талантливых учениц?

- В пещере? - вздохнул Понг. - Они ослепнут через полгода. Она делала все это до бомбежек. Наши девушки во Вьентьяне совсем забыли это искусство. Жаль, очень жаль. Парчовая юбка, как и любовь, должна быть рождена долгим временем и то и другое сродни творчеству.

- А может быть, девушке целесообразнее пойти в магазин, истратив на это десять минут, и купить ткань на юбку? Фабричную ткань?

- Нет, - подумав, ответил Понг, - наши девушки должны потратить хоть десять дней в году на самую красивую свою юбку.

- Вы женаты?

- Нет, - ответил Понг.

- А возлюбленная есть?

- Во время войны не может быть любви.

- А может быть, любовь существует вне зависимости от войны и в этом нет ничего порочного?

- Нет, - ответил Понг, - любовь может быть только после войны...

С утра бомбили. Бомбежка очень сильная. Высунуть носа из пещеры невозможно. Когда американцы улетели, мы узнали, что бомба накрыла соседнюю пещеру. Пошли туда - это в двухстах метрах от нас. Ранено двое детей. У одного осколком разбита голова. Вынесли второго ребенка, ему два года. Левая рука висит на сухожилье, отец держит его на окровавленных руках, беззвучно плачет, пришептывает что-то. Мальчика еще и сильно контузило, поэтому он страшно косит глазами и беспрерывно икает. В левом уголке рта то и дело набегает кровавая пузырчатая слюна. Мать лежит на полу; ее ранило в ногу, но сознание она потеряла не от боли. Когда увидела сына, свалилась без сознания и до сих пор не приходит в себя.

- Сфотографируйте, - сказал Петсавон, - покажите в Европе, что здесь делают цивилизованные янки.

Я не смог сфотографировать этого младенца - сердце не позволило.

...Раньше, на заре цивилизации, войско воевало с войском. Теперь, когда цивилизация вошла в быт, война в первую голову обрушивается на детей и женщин.

Все утро слушал последние новости. Ехать или идти невозможно - по-прежнему бомбят. Слушал по транзисторному приемнику последние известия: Голдуотер, апологет холодной войны, заявил о бомбежках в Азии: "На войне как на войне!"

Прослушав это заявление, Сисана заметил:

- Удел подобных политиков - профессионализм, направленный на выполнение задач, выдвинутых перед ними их классом. Наши убитые дети их не интересуют. Такой профессионализм, - повторил он, - это холод души.

(Я вспомнил, как в Хельсинки один "веселый" западный журналист серьезно уверял меня, что если бы он увидел, как во время циркового представления в клетку к львам попал ребенок, он бы сначала сделал снимки, а уже потом ринулся спасать бедное дитя.

- Врете вы себе, - сказал я, - и мне врете.

- Нет, - ответил он, - видимо, все-таки не вру. Профессионализм в конце концов побеждает человека, и глупо за это человека судить.

- Профессионализм надо славить, - ответил я тогда, - но нельзя оправдывать профессиональную безнравственность. Или, если хотите, безнравственную профессиональность.)

Подниматься к буддийским бонзам (их сорок человек, они живут высоко в скалах) трудно. Целая система тонких бамбуковых лестниц, словно на мачту корабля взбираешься. А подниматься надо быстро: лестница это самое опасное, если прилетит самолет - и вниз спуститься не успеешь, и доверху не долезешь, а падать от взрывной волны пятьдесят или сто метров в пропасть - занятие не из приятных.

Беседу с бонзами я записал подробно, она, с моей точки зрения, представляет серьезный интерес. Сначала беседовал я с двумя бонзами. Первый Конг Си, второй- Ки Кэо. Они - руководители ассоциации буддистов провинции Самнёа. А особенно большое впечатление на меня произвел третий бонза, господин Кху Пха Тхой, подошедший чуть позже - до этого он молился со своими учениками в другой пещере. Он член Лаосской ассоциации буддистов, глава буддистов нескольких провинций: Самнёа, Фонгсали, Намтха... Это очень высокий человек в желтой одежде с открытой грудью, открытыми руками (мы были в пальто), с бритой головой. Огромные глаза его светятся добротой. Он не идет, а выступает, не говорит, а вещает. Вещает слова, которые, как он считает, нельзя не воспринять, ибо это истина.

- Главное, чему мы сейчас посвящаем свою деятельность, - сказал бонза, это соединение воедино догм буддизма с политической борьбой против агрессии и утверждением национального лаосского духа.