Юлиан Семенов - При исполнении служебных обязанностей

• Название: При исполнении служебных обязанностей
• Автор: Юлиан Семенов
• Жанр: История

---

- Что ты? - спросил он. - Я же хочу помочь.

Он снова пошел к коню, и снова кобыла не пропустила его.

"Они теперь не верят, - решил Павел, - и ни за что не поверят".

Глаза у коня все больше и больше наливались кровью, и он продолжал молчать, а это плохо, когда глаза наливаются кровью и когда молчат при этом. Это значит, гнев так велик, что ему не излиться в крике.

Богачев хотел пройти с другой стороны, но там его не пропустил второй конь. Он тоже взбросил зад, когда Богачев хотел пройти мимо, и тоже чуть было не угодил Павлу по голове.

- Эгей! - крикнул Павел, но в кабине его не слыхали из-за рева моторов.

"Идиотизм какой, - подумал Павел, - что же мне тут - сидеть?"

Минут через десять выглянул штурман Аветисян.

- Что с вами? - спросил он.

- Я в лошадином плену.

- Не можете пройти?

- Вы же видите.

- Плохо дело.

- Куда как хуже...

- А как мы будем их выводить отсюда?

- Не знаю. Думаю, без трагедии не обойдется. Чертовы лошади!

Богачев снова попробовал пройти, но снова кобыла взбросила зад, и он отскочил.

Так ему и пришлось сидеть в хвосте до самой посадки...

На Уединении лошадей вывел каюр, работавший здесь на собаках. Он набросил аркан на шею кобыле, отвернул ее морду, а его помощник в это время перерезал веревки, мешавшие ей идти. Так же он вывел второго коня. Когда он вывел третьего коня, вожака, тот заржал и бросился от людей к торосам. Он убежал в торосы, миновал их, упав несколько раз, потому что лед обдуло и снега не было, а поэтому было очень скользко, и оказался в тундре.

Каюр гонялся за ним до ночи. Потом он пришел в зимовку и сказал Струмилину:

- Погубили вы коня. Веры в нем теперь нет.

Он взял винтовку и ушел. А через час где-то вдали сухо хрястнул выстрел. Каюр вернулся и начал чистить винтовку в столовой. Там в это время ужинал струмилинский экипаж. Каюр долго чистил винтовку, а потом сказал:

- Акт подпишите, а то ревизий потом не оберешься.

Струмилин бросил вилку на стол и сказал:

- Торопливый ты стал, как погляжу!

- Старый, - посмотрев ему в глаза, ответил каюр, - старый я стал, Павел Иванович. И не хорохорюсь, как некоторые.

Струмилин вышел из-за стола. Тарелка с гуляшем осталась нетронутой. Богачев поковырял вилкой в своей тарелке и пошел следом за Струмилиным.

- Живодер ты, - сказал Володя Пьянков каюру и стал наливать себе крепкий чай в большую чашку с синим рисунком, изображавшим лето в пионерском лагере.

7

Каюра звали Ефим. Он был старый и добрый знакомец Струмилина. В тридцать девятом году он вез его на собаках сто с лишним километров в пургу - к доктору, на противоположную оконечность острова. У Струмилина из-за воспаления надкостницы началось общее заражение крови. Вмешательство доктора было необходимо. Самолет не мог подняться из-за пурги. Тогда каюр молча пошел в котух, выпустил собак, запряг их; так же молча вернулся в зимовку и стал у двери.

А потом он вез Струмилина через пургу, и Струмилину сквозь забытье слышалось, как Ефим пел частушки.

Он прожил вместе с ним у доктора неделю, дожидаясь исхода болезни. Когда Струмилину полегчало и температура пошла на убыль, он посадил его в сани, укутал дорогим узбекским ковром и повез к ненцам. Те стояли промыслом в самом центре острова. Ненцы любили Ефима за удаль и простоту. Он поселился вместе со Струмилиным в яранге у стариков и попросил их полечить пилота. Старики кормили Струмилина медвежьим салом и поили оленьей кровью - теплой, приторно-горькой на вкус. И очень сытной. Струмилин выпивал стакан оленьей крови и сразу же засыпал.

Старики сидели вокруг него, поджав под себя ноги, и курили. Дней через шесть Струмилин проснулся ранним утром и почувствовал в себе звенящую, тугую радость.

Один из стариков улыбнулся и сказал:

- Если ты хочешь любить женщину, значит ты выздоровел.

Каюр Ефим, зевая, заметил:

- Вечно вы, папаша, ерничаете. Тут у человека зубы крошатся, а вы, извините, про это дело разговор заводите.

Струмилин захохотал, поднялся и начал делать зарядку.

Ефим смотрел на него изумленно. А старик ненец молча курил и чуть заметно усмехался.

Каюр заглянул в комнату к Струмилину, когда в столовой зимовки начался фильм.

После ужина на всех зимовках Советской Арктики начинаются просмотры кинокартин.

Столы в маленькой столовой сдвигаются в одну сторону, на стену вешается экран, из всех пяти или десяти комнат зимовки в столовую приходят люди, и начинается строгий, сосредоточенный просмотр. Одну кинокартину смотрят редко. Как правило, смотрят подряд две или три.

- Ты что, осердился на меня, Пал Иваныч? - спросил Ефим.

- Нет, с чего ты?

- Вилку бросил, гуляш не докушал.

- Ты здесь ни при чем.

- Тогда ладно. А я думал, ты из-за меня. Жаль коня-то, веру он потерял. Да... А как я его стрелять стал, так он левым боком повернулся. Сердцем. Я его и так и сяк - ни в какую. Зуб скалит, пену пускает, хрипит.

У нас уж было так однажды. Только молодой летчик-то вез, неопытный. Ну, я и удивился: ты - и вдруг так коня спортил!

- Это не я. Это небо.

Ефим вздохнул и полез за куревом.

- Как охота? - спросил Струмилин.

- Медведя много.

- Так на него же запрет.

- То-то и оно, что запрет.

- У меня сутки отдыха: время свое вылетали. Давай сходим в океан? Нерпу забьем...

- Когда?

- Когда хочешь...

- Может, завтра поутру? У меня лунка есть хорошая. Там наши океанологи шустрят - лунка большая, нерпа на музыку прет.

- Тебе бы фельетонистом быть, Фима.

- Злости во мне мало.

- Злость - дело наживное, это не доброта.

- Ну-ну... Доброту легче нажить, чем злобу-то.

- Ладно, я с тобой спорить не могу. Легче так легче. Давай завтра в океан махнем, там поговорим на спокойствии.

- Давай. А сейчас поспишь?

- Посплю.

- Хорошее дело. Спи спокойно.

- А ты?

- Я собак пойду кормить.

8

Спать Струмилину не пришлось: в комнату влетел Богачев. Он сел на кровать и стал шумно стягивать с себя унты, продолжая зло чертыхаться.

- Что с вами, Паша? - спросил Струмилин.

- Злюсь, - ответил Богачев. - Кино там показывают про сталеваров позор, да и только! Розовые сопли.

- Не эстетично.

- Тем не менее.

- Старый, наверное, фильм.

- Позапрошлого года.

- Очень старый. Я в Москве перед отлетом смотрел картину Райзмана. "Мальчик девочку любил". Честный фильм. Мужественный и добрый.

- Я тоже смотрел этот фильм. Он называется "А если это любовь?".

- Верно. У вас хорошая память.

- Только мне этот фильм активно не понравился.

- Да?

- Да.

- Что так?

- Хлюпиков не люблю.

- Кто их любит...

- Выходит, любят, если посвящают им целый фильм.

- Вы не правы, Паша. Фильм посвящен тем, кто его смотрит: людям. И этот фильм людей предостерегает.

- Не надо людей предостерегать, - жестко сказал Богачев, - людям надо все время напоминать об их правах и обязанностях.

- Ого, - хмыкнул Струмилин, - а ну, дальше давайте.

- Дальше? А дальше этот парень из райзмановской картины должен был бы в морду дать каждому, кто не так посмотрел на его чувство. Зубами надо было драться:

конституция такую драку одобрила бы, это точно. А так - герой мозгляк, и все.

- Да?

- Да. Надо уметь драться за то, во что веришь по-настоящему.

- У вас курево есть, Паша?

- Есть. "Казбек", только почему-то самаркандский.

- Встречные перевозки.

- В общем он ничего, только суховатый.

Струмилин закурил.

- Нет, вкусные папиросы, - сказал он, - просто очень вкусные.

- Это потому, что запретный плод сладок.

Струмилин улыбнулся.

- Знаете, Паша, меня очень пугает, что вы, ваше поколение категоричны в оценках.

И предельно рациональны. А я в молодости плакал над страданиями молодого Вертера. И при этом работал в ЧК - по борьбе с бандитизмом.

Сказав так, Струмилин смутился, потому что ему показалось нескромным то, что он сказал.

- Это неверно, - помолчав, сказал Богачев. - Вы, Павел Иванович, в двадцатые годы тоже были категоричны в оценках. И тоже предельно рациональны. Мы продолжаем вас, только мы теперь в школе изучаем и атомную физику и полеты в космос.

- Умнее вы нас, значит?

- Нет. Просто образовываемся чуть пораньше.

- Ого! - снова хмыкнул Струмилин.

- Так это ж правда, - сказал Богачев и начал раздеваться, - и потом это не наша заслуга. Это ваша заслуга. Нам-то что, нам легче, только нас верно понимать надо. Без этого ссор будет много.

- Кого с кем?

- Отцов с детьми, Павел Иванович.

- Думаете?

- Убежден.

9

"Когда они говорят, они убеждены в своей правоте и верят в то, что их правда - самая верная, - думал Струмилин, глядя на уснувшего Богачева, - и это, конечно, очень хорошо. Он прав, мы были такие же. И мы сейчас тоже такие, только мы вдвое старше их и поэтому делаем больше сносок. Мы больше тяготеем к размышлению, они - к утверждению или отрицанию. Они категоричны, и, он прав, в этом дух времени.