Майкл Флинн - Эйфельхайм: город-призрак

• Название: Эйфельхайм: город-призрак
• Автор: Майкл Флинн
• Издательство: ACT : Астрель-СПб
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065784-1, 978-5-9725-1739-8

Несколько веков назад в Германии вдруг бесследно исчез маленький городок Эйфельхайм. Историк Том Шверин и его подруга Шерон, которая занимается исследованиями в области физики, пытаются раскрыть тайну города-призрака и расшифровать изображения странных существ, встречающиеся на витражах и в средневековых манускриптах. Возможно ли, что в XIV веке Германию посетили представители внеземной цивилизации? Не их ли визит вызвал эпидемию чумы, которая захлестнула всю Европу?

«Этот насыщенный, провокационный роман, полный ярких исторических деталей, юмора и размышлений о прошлом и будущем человечества доставит читателям истинное наслаждение».

Entertainment Weekly

«Для тех, кто ценит умную научную фантастику высшей пробы».

Kirkus Reviews

---

Позднее, когда Дитрих уже направлялся к церкви, чтобы отслужить утреннюю литургию, жалобный визг привлек его взгляд к затененному углу у церковных ступеней. В мерцающем свете факела он увидел черно-рыжую собаку, прикрывшую передними лапами морду. Черные пятна на шкуре сливались с тенью, превращая зверя в нечто невообразимое: наполовину пес, наполовину швейцарский сыр. Дворняга проводила Дитриха взглядом, полным надежды.

С гребня Церковного холма Дитрих увидел лучезарный блеск, подобный тому бледному отсвету, что обычно обесцвечивал утреннее небо над лесом с дальней стороны долины. Но он появился слишком рано — и не в той части небосклона. На вершине церковного шпиля по кресту пробегали огоньки голубоватого пламени. Неужели страх поднял из могил даже тех, кто покоился на погосте? Но то знамение будет явлено лишь накануне конца света.

Он изрек торопливую молитву от нечистой силы и повернулся спиной к странным явлениям, оборотившись к церковным стенам и ища успокоение в их обыденности.

«Мой деревянный собор», — иногда называл ее Дитрих, ибо покоящиеся на каменном фундаменте дубовые стены церкви Св. Екатерины, ее колонны и двери были украшены поколениями не склонных шутить резчиков по дереву буйным множеством святых, зверей и мифических созданий.

Подле врат изогнутая фигура самой святой Екатерины[5] опиралась рукой на колесо, на котором они помыслили искалечить ее. «Кто же торжествует? — вопрошала ее бледная улыбка. — Те, кто повернул колесо, исчезли, я же пребываю во Христе». Над дверным проемом переплетенные изображения льва, орла, человека и вола[6] стремились вверх, к тимпану,[7] на котором была вырезана Тайная вечеря.

Восседая на карнизе, злобно пялились горгульи с диковинными крыльями и рогами. Весной их зияющие пасти извергали с крыши, покрытой просмоленной черепицей, потоки растаявшего снега. Под карнизом били молотами кобольды.[8] Еще более фантастические существа являлись из дерева на оконных перемычках и косяках, на панелях и колоннах. Василиски сверлили взглядом, грифоны и виверны вставали на дыбы. Прыгали кентавры; пантеры источали сладкое, притягательное благовоние.[9] Здесь дракон бежал от рыцарей Амалинга,[10] там — сциопод[11] стоял на своей единственной громадной ступне. Безголовые блемии[12] таращили глаза, расположенные на груди.

Дубовые угловые колонны были вырезаны в виде горных гигантов, поддерживавших крышу. Деревенские звали их Грим, Хильде, Сигенот и Экке;[13] Экке, по крайней мере, казалось подходящим именем для угловой колонны. Кто-то, обладающий чувством юмора, выполнил основание каждой из колонн в форме уставшего и раздраженного гнома, который держал на себе гиганта и в свирепом возмущении глядел на прохожих.

Дивное буйство фигур, возникающих из дерева, но так из него полностью и не вырывающихся, в самом деле казалось его живой частью. «Где-то, — думал Дитрих, — действительно существуют подобные создания».

Когда поднимался сильный ветер или снег всей тяжестью давил на крышу, зверинец начинал шептать и стонать. Причина крылась в смещении да изгибах балок и стропил, но часто казалось, будто Сигенот ворчит, карлик Альберих[14] скрипит, а св. Екатерина напевает что-то себе под нос. В иные дни бормочущие стены забавляли Дитриха, но не сегодня. В том предчувствии беды, что тяготило его, Дитрих опасался, как бы Четыре Великана не бросили вдруг свою ношу, обрушив все здание прямо на него.

Уже в окнах нескольких домов под холмом мерцали огоньки свечей, а на верхушке крепости Манфреда по ту сторону небольшой долины в безотчетной тревоге вышагивал дозорный, присматриваясь, не крадется ли где незамеченный враг.

Со стороны деревни к Дитриху ковыляла фигура, оскальзываясь в грязи, снова поднимаясь и оглашая воздух раннего утра слабыми всхлипываниями. Дитрих поднял факел и стал ждать. Не предвещанная ли опасность прямо сейчас дерзко надвигалась на него?

Но еще до того, как фигура, запыхавшись, рухнула перед ним на колени, стало ясно, что это Хильдегарда, мельникова жена, босая и со спутанными волосами, в плаще, торопливо наброшенном прямо на ночную рубашку. Факел Дитриха высветил немытое лицо. Опасность, которую она могла представлять, была иного и давно известного свойства. Чтобы жена мельника явилась к своему духовнику в таком виде, причина и впрямь должна была быть безотлагательной.

— Ах, пастор! — вскричала Хильдегарда. — Господь обнаружил мои грехи.

«Богу, — подумал Дитрих, — не потребовалось бы заглядывать глубоко». Он поднял женщину на ноги:

— Господу известны все наши грехи от начала времен.

— Почему же тогда Он пробудил меня сегодня в таком страхе? Вы должны исповедовать меня.

* * *

Стремясь оградиться стенами от дурного предчувствия, Дитрих ввел Хильду в церковь и был разочарован, хотя и не удивлен, обнаружив, что его тревоги не умалились. До скончания времен ничто сверхъестественное не могло проникнуть на освященную землю, однако естественное проникало повсюду.

В тишине Дитрих услышал тихий шепот, как от легкого ветерка или бегущего ручья. Прикрыв глаза от яркого огня своего факела, Дитрих различил небольшую коленопреклоненную тень перед главным алтарем. Там сгорбился Иоахим Минорит, торопливо бормоча молитву. Звуки сталкивались друг с другом, как люди в испуганной толпе, так что слова сливались в невнятный шепот.

Молитвы оборвались, и Иоахим, повернувшись, быстро и проворно вскочил на ноги. На нем была ветхая, изношенная коричневая ряса, аккуратно и многажды заштопанная. Капюшон отбрасывал тень на резкие черты маленького смуглого лица с густыми бровями и глубоко посаженными глазами. Иоахим быстрым движением языка облизал губы.

— Дитрих?.. — сказал Минорит, и голос его едва заметно дрогнул.

— Не бойся, Иоахим. Мы все чувствуем это. И животные. Это какое-то природное явление, сотрясение воздуха, вроде бесшумного грома.

Иоахим встряхнул головой, и прядь черных волос упала ему на лоб.

— Бесшумного грома?

— Мне не приходит в голову ничего лучшего, чтобы описать это. Это как басовая труба в большом органе, которая заставляет дрожать стекло. — Он поделился с Иоахимом своими рассуждениями о шерсти.

Минорит бросил взгляд на Хильдегарду, задержавшуюся в задней части церкви. Он потер руки под сутаной и огляделся.

— Нет, этот страх — глас Господа, призывающий нас к покаянию. Он слишком ужасен, чтобы быть чем-то иным! — Он прокричал это, словно на проповеди, так что слова эхом отразились от статуй, взирающих из ниш.

Иоахим любил сопровождать свои поучения жестикуляцией и красочными историями, тогда как тщательно продуманные проповеди самого Дитриха часто оказывали усыпляющее воздействие на паству. Иногда он завидовал умению монаха разжигать сердца людей, но только иногда. Разбуженное, сердце могло быть страшной силой.

— Господь может взывать, — наставляюще заметил он, — исключительно физическим образом. — Дитрих мягко взял юношу за плечи и развернул. — Иди, укрась алтарь. Месса Clamavérunt. Разделы, которые предназначены для сегодняшнего прочтения.

«Человек, с которым трудно иметь дело, — подумал Дитрих, когда Иоахим ушел, — и которого еще сложнее понять». Юный монах носил лохмотья с большей гордостью, чем папа в Авиньоне — золоченую корону. Спиритуалисты проповедовали бедность Иисуса и Его апостолов и восставали против богатства духовенства; но Господь благословил не нищих, но нищих духом — «Beati pauperes spiritu». Мудрое различие. Как замечали Августин и Аквинат, обычной нищеты было слишком легко достичь, чтобы заслужить такую награду, как Царство Небесное.

— Почему он здесь? — спросила Хильдегарда. — Все, что ему полагается, — это сидеть на улице, просить подаяние и проповедовать.

Дитрих не ответил. На то были причины. Причины, которые носили золотые тиары и железные короны. Он желал бы, чтобы Иоахим вообще здесь не появлялся, поскольку монах мало чего мог здесь достичь, помимо излишнего внимания. Но Господь сказал: «Я был странником, и вы приняли меня»,[15] — и Он никогда не поминал о каких-либо исключениях.

«Забудь о великих событиях мира за лесами, — напомнил себе священник. — Они тебя больше не заботят». Но следующей и менее приятной мыслью Дитриха был вопрос, забудет ли мир за лесами о нем.

* * *

В исповедальне Хильдегарда Мюллер признавалась в грехах, один пустяковей другого. Она смачивала мешки с зерном, которые приносили ее мужу для помола, — вторая по своей общеизвестности тайна в Оберхохвальде. Она позарилась на брошь, которую носила жена Бауэра. Она не заботилась о своем пожилом отце в Нидерхохвальде. Было похоже, что она намеревается пройтись по всем десяти заповедям.

Однако два года назад эта самая женщина приютила оборванного пилигрима, совершавшего паломничество в храм Святого Гроба Господня в Иерусалиме. Брайан О'Флайн пешком пришел из Гибернии,[16] с самого края света, через земли, погруженные в смуту — в тот год английский король разбил в пух и прах французское рыцарство,[17] — и был обобран до нитки властителем Соколиного утеса. Хильда Мюллер приютила этого человека у себя в доме, вылечила его язвы и волдыри, дала новую одежду из гардероба своего хмурого мужа и отправила в путь отдохнувшим и здоровым. И этот добрый поступок лежал на другой чаше весов — против воровства, и зависти, и алчности.