Вера Зеленко - Не умереть от истины

• Название: Не умереть от истины
• Автор: Вера Зеленко
• Издательство: Звязда
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014

---

— А заодно бы прихватили новую коллекцию сеньора Никола, — снова принялся уговаривать Франческу отец, имея в виду по-прежнему поездку в Ареццо, впрочем, уговаривал без особого упорства. — На драгоценные металлы нынче у туристов хороший спрос. Я не успеваю обновлять витрину на Золотом мосту.

— Потом ты непременно потащишь меня на Пьяцца Гранде к епископскому дворцу, — начала потихоньку сдаваться Франческа, — чтобы еще раз полюбоваться на изображение герцога Фердинанда I де Медичи? — с нескрываемой иронией добавила дерзкая дочь.

И откуда взялась эта ее новая манера, столь неприятная интонация?

— Ну, не без того, — задетый за живое, ответил сеньор Доминико, — мы ведь из рода Медичи!

— Из его боковой ветви, — напомнила язвительно дочь. Знает ведь, что это уточнение всегда болезненно для отца. — Потом ты обязательно увлечешь меня к дому Петрарки, напомнишь, что в Ареццо родился сам Меценат, спонсор Вергилия и Горация. Ах, как же я забыла самое главное? Здесь родился Гвидо Монако, придумавший ноты. Это же просто невероятно! Ноты! Ну и конечно, Джорджо Вазари, придворный художник и архитектор семьи Медичи.

— Ты несносная девчонка! — сеньор Доминико схватился за сердце. — Не хочешь — я съезжу сам. Но больше твоих дерзких речей я слушать не стану, — и он обиженно замолчал. — Пожалуй, прополощу горло еще одним глотком кьянти. Что-то пересохло во рту.

День торжественно угасал. Тонкие блики солнца на полированной поверхности стола становились все тоньше, а потом и вовсе растворились в мягких сиреневых сумерках.

Франческа осталась одна в своей комнате. Ей вдруг стало невыносимо стыдно за свое поведение, за свои крамольные речи. Что-то накатило. Просто она поняла, что после русского периода жизни она не может с прежней серьезностью выслушивать пространные рассуждения отца о роде Медичи. О Медичи, прибравшим к рукам Ареццо. Не может с упоением говорить о своей принадлежности к миру избранных. Там, в тесной питерской квартирке бабы Сони, томится Сержик, умный, талантливый и невероятно обаятельный русский мужик, которому нечем кичиться, но который для нее дороже Петрарки, Гвидо Монако и Джорджа Вазари вместе взятых.

Ночь тянулась бесконечно. Короткие интервалы сна сменялись долгими мучительными промежутками бессонницы. Она вспоминала свою несчастную жизнь в Ареццо, в монастыре святого Бернардо, как словно бы это происходило только вчера. В общем-то необычайно живописный городок из нежно-охристого камня с романскими колокольнями всплывал в памяти глухой, болезненной, бесконечно длящейся нотой, изредка прерывавшейся мощным басовитым аккордом колокольного звона. По воскресеньям их водили на мессу в церковь Сан-Джиминьяно. Из открытых окон старинных домов доносился гул человеческих голосов — обитатели жилищ пребывали в нетерпеливом ожидании долгожданного семейного обеда, празднично звенела посуда. Улицы резко взбирались вверх. Всюду витал запах домашних пирогов и оливкового масла. Нестерпимо хотелось домой, на набережную Арно. Дома все ближе теснились друг к другу, принадлежавшие им дворы ограждали себя все более глухими каменными стенами выше человеческого роста. Весь мир был враждебно настроен, он глядел на Франческу такими же глухими, каменными стенами.

За каждым новым поворотом пряталась еще одна башенка или дом. Подобно нотному листу, площади пересекались бесконечными рядами веревок с полощущимся на ветру бельем. Казалось бы, улица вела в тупик. Но нет, за углом открывался проход на соседнюю, такую же узкую улочку, лабиринт демонстрировал новый тупик и тут же подсказывал скрытое решение.

Внутри церкви было темно и прохладно. Эхом отдавались шаги. Мраморный алтарь был украшен крупным жемчугом, за алтарем просматривались мутноватые витражи. В глубине церковного пространства Франческа разглядела белокурые локоны похожего на ангела ребенка. Когда он неожиданно обернулся, она поняла, что это маленький Сержик с грустными глазами. Над ним струились молочные потоки света, обволакивали со всех сторон.

Франческа вскочила с кровати. Кровь пульсировала в висках. Было невыносимо жарко. Жутко разболелась голова. Господи, что с ней творится? Так и до клиники неврозов рукой подать. Сейчас она встанет, выпьет снотворное. Утром непременно извинится перед отцом и попросит его взять с собой в Ареццо. Ей нестерпимо захотелось посетить две церкви — Санта-Марии дельи Пьев и Сан-Джиминьяно. Пьяцца Гранде она оставит на десерт.

* * *

Когда Франческе исполнилось восемь, родители отправили ее в католический пансион закрытого типа, полагая, что тем самым совершают благочестивое дело, ибо, где еще, как не в закрытом католическом пансионе молодой итальянке привьют истинную веру в Бога и подскажут, в чем главное предназначение женщины. Маленькая Франческа пережила настоящее потрясение, когда ее мать, всеми уважаемая сеньора Лучия, поцеловав дочь в последний раз, так во всяком случае дочери казалось, мягко повернула ее в сторону вышедшей к ним монахини, уверенным движением подтолкнула ее навстречу новой жизни.

Все было чужим и враждебным: огромные холодные залы со сводчатыми окнами и куполообразными потолками, одинаковые ряды коек, крякающий голос монахини-воспитательницы и бесконечная череда монотонных, унылых, так похожих друг на друга дней.

Франческа затосковала, как только переступила порог обители, у нее пропало желание пить, есть, двигаться, постепенно она превратилась в прозрачное существо с огромными глазами и темными тенями вокруг них. Монахини срочно вызвали сеньору Лучию, той не осталось ничего другого как забрать дочь. Через год она снова привезла девочку в пансион. Франческа поняла: на этот раз — надолго. Отныне единственной отрадой стало ждать рождественских каникул, которые казались чем-то далеким и абсолютно несбыточным.

Распорядок дня в пансионе был жесткий: день начинался молитвой, ею же и заканчивался, молитвой сопровождалось всякое дело. Воскресную мессу посещали исправно. После уроков читали религиозные книги, занимались рукоделием. В своих беседах монахини наставляли дерзких учениц, главным образом, в том, что самая большая опасность в их жизни исходит от мужчин, они для того и созданы Богом, чтобы искушать невинные девичьи души. В то же время из этих бесед следовало, что женщина должна служить своему единственному мужчине, данному ее Богом, нарожать ему кучу детишек, холить, лелеять своих домочадцев, служить им правдой и верой. Франческа всегда теряла основную нить нравоучений, не улавливала момент, когда мужчина из искусителя женщин превращался в повелителя. Наверно, слишком рано монахини начинали душеспасительные беседы со своими ученицами, слишком тонкой была обсуждаемая тема.

И все же Франческа любила воскресные мессы, они вносили некоторое разнообразие в дни, полные тоски и слез. Месса была маленьким праздником, можно было поглазеть на прихожан, полюбоваться шляпками молодых женщин, точеным профилем какой-нибудь красотки с соседней улицы, таких она видела в кино, куда ее водили когда-то давным-давно родители. Нет, не любят они ее вовсе, всеми уважаемые сеньора Лучия и сеньор Доминико, иначе ни за что на свете не отдали бы свою единственную дочь в такое унылое заведение, а позволили бы ей по-прежнему носиться с Джулией и Тони по узким улочкам Флоренции. А читать и вышивать она и так умела. И даже по-русски читала превосходно — бабка Луиза всегда гордилась способностями внучки к языкам.

Во время одной из воскресных месс Франческа и увидела его. Это был мальчик, словно спустившийся с небес. Таких красивых детей она никогда не встречала на улицах Флоренции. У него была мерцающая матовым блеском кожа, прямой нос. Извилистые, широкие дужки бровей придавали лицу завершенность. А губы… таких губ не было ни у одного знакомого мальчика. Обладателем таких губ мог быть только самый совершенный ребенок, у него, должно быть, красивая душа и красивые мысли. Кажется, ее окликнули несколько раз, прежде чем она поняла, что настало время покинуть храм.

Теперь Франческа не могла дождаться дня и часа, когда снова наступит момент для воскресной мессы. Все мысли отныне были об ангелоподобном мальчике, о новой встрече с ним. Если он по каким-то причинам пропускал службу, неделя для Франчески была напрасно прожитой. Она стала рассеянной, на уроках путалась в ответах, теряла иголку на рукоделии, переставала следить за текстом Библии, начинала читать не с того абзаца.

Первой неладное почуяла Моника. Она не то что бы дружила с Франческой, но милостиво позволяла той находиться рядом. Франческа была немного странной, чтобы вот так, до конца, как к примеру, это происходило у нее с другими девочками, Моника прониклась бы дружескими чувствами к этой непонятной девчонке. Иногда Моника с Софьей подшучивали над доверчивой Франческой. Девочка вздыхала по ночам: почему ее по-настоящему никто не любит? Зато мыслям о мальчике с бледным ликом никто помешать не мог, и она все больше отдавалась своим мечтам о нем. А было ей в ту пору всего одиннадцать лет.