Юлий Крелин - Заявление

• Название: Заявление
• Автор: Юлий Крелин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Современная проза
• Год: 1982

В новую книгу известного советского писателя Юлия Крелина «Игра в диагноз» входят три повести — «Игра в диагноз», «Очередь» и «Заявление». Герои всех произведений Ю. Крелина — врачи. О их самоотверженной работе, о трудовых буднях пишет Ю. Крелин в своих повестях. Для книг Ю. Крелина характерна сложная сеть сюжетных психологических отношений между героями. На страницах повестей Ю. Крелина ставятся и разрешаются важные проблемы: профессия — личность, профессия — этика, профессия — семья.

---

— Так. Как ваши дела? — сказал он, подойдя к первой кровати. — Температура?

— Температура нормальная, Вадим Сергеевич, — сообщила сестра, заглянув в тетрадь, которую держала тоже в левой руке вместе с блокнотом.

— А вы что сами скажете?

— Хорошо, доктор, спасибо… Живот болит еще немного. Не без того. Промокло немного. Наверное, так надо?

— Это мы разберемся — как надо.

Он бегло осмотрел больную, сказал, чтобы сменили повязку, и повернулся к следующей кровати;

— Вы себя как чувствуете?

— Болит. Все-таки болит сильно.

— Вас надо оперировать, у вас камни в желчном пузыре.

— Ой, милый доктор, я боюсь. Я очень боюсь. Я не буду пока. Обожду.

— Я не милый доктор — я обычный доктор, исполняющий свои обязанности, как мне положено; Оперироваться надо.

— Нет, нет. Не буду.

— Дело ваше. Скажите, вы еще чем-нибудь болели?

— Воспаление легких было. Давление в прошлом году поднималось как-то…

— Да нет. На учете нигде не состоите?

— Я?!

— Про себя я сам знаю. Вы, конечно.

— Я — нет.

— В психодиспансере не на учете?

— Я?! Что вы! Никогда.

— Странно. Очень странно. Как же вы тогда не понимаете, что у вас бомба в животе, которая ежеминутно может взорваться, что операция необходима. Только больной, не отдающий себе отчета в происходящем в этом мире, может отказаться от операции.

Вадим Сергеевич повернулся к следующей кровати:

— Ну так. Что у вас?

— Все бы хорошо, Вадим Сергеевич, но икота замучила.

— Икота? Промыть желудок.

— Вадим Сергеевич! Доктор! Не надо! Что вы! Не могу. Сегодня ночью дежурные пробовали — не получилось.

— Пробовали?! Не получилось?! А мы и пробовать не будем — возьму сам и заведу зонд. Пробовали!

Больная с ужасом выкатила на него глаза, полные нечеловеческого испуга.

Наверное, и правда страшно, когда с таким суровым видом, с надменностью в лице тебе говорят: «Я сам введу вам зонд в желудок», — страшно. «Я сам подожгу бикфордов шнур», «Я сам взорву скалу у дома», «Я сам…», «Я сам…»

(Представляю себе, как лежу в больнице, как мне вставляют зонд в желудок через рот, а он не идет, — и мне его опять, а это нужно, а я боюсь, не могу, мне трудно, а я боюсь и, оттого, что очень нужно и ничего не получается, и бог его знает, что произойдет, если я так и не смогу, если зонд в желудок так и не пойдет, не попадет…

И приходит доктор, надменен и суров, и без улыбки говорит, что преодолеет мое сопротивление, мои внутренние препятствия, мою беду и ввергнет в меня зонд для блага моего.)

Да. Я сам введу зонд и посмотрю, как это «не по-лу-чи-лось»!

А в это время в соседней палате Зоя Александровна хлопотала над послеоперационной больной, которая точно так же пыталась избежать подобной процедуры.

(В больницах так часто бывает. Вдруг возникает и расходится по всему отделению волна отказов, ну, скажем, как и в этом случае, от промывания желудка. Отказы начинают носить эпидемический характер. Будто больные сквозь стены начинают индуцировать, заражать друг друга, словно гриппом, невероятной боязнью зонда в желудке. Спора нет — мероприятие не из приятных, но все-таки эпидемический характер отказов тоже не всегда понимаешь. Что произошло в воздухе отделения? Что-то произошло. Когда катятся, отказы от операций, причину найти легче — скорее всего кто-то умер, и, естественно, вокруг лежащие больные пугаются. Это понятно. Но внезапно возникшая зараза мелочного отрицания мелкой необходимости одновременно в разных концах отделения, в разных палатах носит, на мой взгляд, пожалуй, мистический характер. Мистика все, что я не понимаю. Тоже на мой взгляд!.. Я на все смотрю со своей колокольни… А если подняться выше — выше своей докторской колокольни?.. Доктору подняться выше своих докторских забот и проблем?.. Наверное, это невозможно.)

— Зоя Александровна, нет, нет. У меня не получится ничего.

— Миленькая, это очень нужно. — Зоя Александровна присела на край кровати. — Не волнуйтесь, это будет очень просто. Я сама вам все сделаю, осторожненько, через нос, вы и не заметите, мы смажем зонд маслом, он тонкий, легко скользнет, смотрите, это очень легко.

И, пока Зоя Александровна бубнила успокаивающие слова, сестра постелила на подушку клеенку, окунула кончик зонда в жидкое вазелиновое масло, подсунула зонд в правую руку заведующей, та, в свою очередь, — подложила левую руку под голову больной, чуть приподняла ее, оторвав затылок от подушки, и быстро вставила зонд в нос. — Спокойненько, спокойненько, глотайте, глотайте, быстро, хорошо, замечательно, еще глотните, все, все, уже там, уже, уже, нет, нет, не напрягайтесь, еще глоточек, глубокий вдох… Ну вот и все, а вы боялись. Теперь начинайте промывать.

А в другой палате, где Вадим Сергеевич только что закончил обход, напуганная им больная с ужасом прислушивалась к своим ощущениям, ко всем проявлениям своей болезни, ко всем шумам из коридора — не идут ли к ней уже с зондом, кувшином, тазом, клеенкой… Она ждала — к ней не шли. А когда пришли — икота прошла. По-видимому, здорово ее напугал Вадим Сергеевич. Сама прошла! Очень, наверное, напугалась.

В коридоре на диванчике сидели Галина Васильевна и Марина Ручкина. Зое Александровне неловко было пройти мимо моча.

— Что, последнее напутствие?

— Да. Отпускаю ее сегодня. Уговаривала остаться — не хочет.

— Мне очень надо. Мне хорошо. Все прошло. Спасибо вам за все. У меня экзамены.

— А чего уговаривать? Пусть идет. Поверим. Зачем ей здесь?

— Она в общежитии живет, Зоя Александровна.

— Ну, разбирайтесь сами. Я пошла.

— Галина Васильевна, очень прошу. За мной девочки знаете как будут ухаживать!.

— Хорошо, Мариночка, бог с тобой. Но ты должна знать, что главным образом твое заболевание не аппендицит. Наши воспаления надо лечить как следует. Попятно? Понимаешь, что это значит?

— Больная, значит, буду, Галина Васильевна. Да я буду лечиться, Галина Васильевна.

— Лечись обязательно. И ни в коем случае не манкировать. Иначе, во-первых, в результате воспаления будут грубые спайки, которые могут привести к бесплодию или к внематочной беременности, то есть опять бесплодие. Детей не будет.

— Никогда?

— Мариночка, я говорю тебе о возможных последствиях. Чтобы предотвратить, ты должна сразу же после больницы пойти к врачам. Понятно? Чтобы и нынешнее воспаление прошло и рецидива не было. Поняла, Мариночка?

— А чего тут не понять? Конечно.

— Не играй с огнем. У тебя вся жизнь впереди. Ты замуж не собираешься?

— Да кто его знает.

— Во всяком случае, не в ближайшее время? Отнесись к моим словам серьезно. Сразу же пойди к врачу в консультацию.

— Пойду, конечно, Галина Васильевна.

— Плохо, что мама в другом городе. Мама все же лучше… Мамин уход лучше, чем приятный и веселый уход подружек по общежитию.

— У меня здесь дядя живет и тетя. Они старые только. Да вы не волнуйтесь, Галина Васильевна, все в порядке будет. Я сама со всем справлюсь.

— Будь осторожна.

— Буду, буду. Я все знаю, Галина Васильевна.

— Знаешь… Знаешь-то ты знаешь, да знания еще не есть признак мудрости.

Доктор потрепала ее за челку, посмеялась и пошла в операционную, а больная пошла вещи свои собирать, готовиться к выписке.

* * *

После операции в ординаторской Зоя Александровна включила чайник, Галина Васильевна вытащила из сумки бутерброды и баночку с салатом.

Вадим Сергеевич сидел за своим столом и записывал истории болезней.

Остальные были кто в операционных, кто в перевязочных, в палатах, в конторе, месткоме — работали.

Все молчали.

Раздался телефонный звонок.

— Говорите. Слушаю… Да. Я. Вовремя… Прямо домой… Часа в четыре. Все. — Положил трубку и продолжал бурчать в той же тональности, ни на кого не глядя и как бы роняя слова на стол. — Ненавижу, когда долго по телефону говорят. Сразу надо сказать, что хочешь, или ответить, что надо. И никаких лишних слов. — И он опять молча стал писать истории болезней или, как их называли когда-то, — «скорбные листы».

Зоя Александровна подмигнула Галине, и они сели за маленький, журнальный, а для них чайный столик.

— Вадим Сергеевич, садись попей чайку с нами.

— Дома. Только дома. Сейчас не буду.

Опять телефонный звонок.

— Говорите. Слушаю… Передаю, — он протянул трубку Галине Васильевне.

— Слушало.

— Добрый день.

— Добрый.

— Это Тит Семенович говорит…

Дорогая Танюшка.

Что-то и не знаю, как тебе написать, а поговорить хочется. Я, кажется, на старости лет закрутилась больше, чем надо.

Я ведь тебе писала, что попала как-то в дом к своему больному. А вот сегодня он мне уже и позвонил. Я вся переполнена приключением, чувствую себя авантюристкой и шикарной женщиной. Ты же знаешь, что все четырнадцать лет я не позволяла себе никаких зигзагов, ни на каком уровне. Потому и пишу тебе раз за разом, что жажду с кем-то поделиться, а никого у меня, кроме тебя, нет. Впрочем, неизвестно, что бы я говорила, если бы ты сидела напротив и смотрела на меня своими чистыми и невинными глазами. (Последнее — это лично мое, сугубо субъективное восприятие.) Неизвестно. А сейчас тебя не вижу — так легче, — ни твоих реакций, ни осуждений, ни вскриков, ни вздохов.