Юрий Мишаткин - Особо опасны при задержании [Приключенческие повести]

• Название: Особо опасны при задержании [Приключенческие повести]
• Автор: Юрий Мишаткин
• Издательство: Нижне-Волжское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

Герой повестей чекист Николай Магура знаком читателям по книге Ю. Мишаткина «Схватка не на жизнь», вышедшей в нашем издательстве в 1977 году.

В новой книге читатель встретится с молодым Магурой, который в 1918 г. организует поездку бригады артистов на фронт под Царицыном.

Вторая повесть — о борьбе майора государственной безопасности Магуры с агентами абвера, заброшенными для диверсионной работы в районы Сталинградской области накануне великой битвы на Волге.

Для старшего школьного возраста

---

— Побойся бога, не гони так! — умолял Мокей. — Мне ж не двадцать, как тебе, а давно за полвека… Жалость и сострадание поимей!

Григорий не отвечал. И поняв, что слезные просьбы не ехать с такой бешеной скоростью ни к чему не приведут, что сержант сейчас глух и нем к любым жалобам, конюх Мокей Ястребов смирился. При каждом новом толчке он лишь громко охал и вновь прощался с жизнью. Лишь увидев вершину колокольни, а подле нее крыши хуторских домов, Мокей мысленно перекрестился: «Миновала меня на этот раз костлявая с косой, стороной обошла. От такой езды да по такой дороге вполне свободно и карачун мог приключиться. Как только сердце выдюжило и сам под колеса не вылетел?»

— Где висела газета? — стараясь перекричать шум мотора, спросил Григорий, когда мотоцикл миновал пустошь, затем ложбину и, оставив позади несколько окраинных домов, подъехал к коновязи.

— У школы! — ответил Мокей.

Сержант госбезопасности резко свернул в проулок, и мотоцикл понесся к окруженной забором школе.

— Тут! — крикнул конюх.

Григорий заглушил мотор, и мотоцикл замер.

Мокей с трудом привстал в коляске и шагнул на землю. Первые шаги дались конюху нелегко — ноги затекли за тряскую дорогу, стали ватными.

— Что за черт?! — Мокей оторопело заморгал выгоревшими ресницами.

На заборе, рядом со старой афишкой кинофильма «Трактористы», подле тетрадного листка с напоминанием о сроках сдачи яиц, висела газета «Правда» за минувшую субботу. Точная копия того фальшивого номера, какой рано поутру сорвал Мокей Ястребов и какой заставил сержанта госбезопасности забыть о всех делах и поспешить в глубинный хутор.

12

Он не любил затягивать террористический акт или красноречиво разглагольствовать перед ним, чем страдали другие боевики, устраивая из расстрела целый спектакль. Саид-бек привык справляться с «мокрым» делом быстро и молча. Стоило за спиной закрыться воротам конюшни, а глазам привыкнуть к полумраку, Саид достал пистолет и дважды мягко спустил курок, вначале выстрелив в председателя хуторского Совета, целясь ему под левую лопатку, затем в седоусого казака.

Вспугнутые выстрелами, в стойлах забились, заржали кони. К кислому запаху лежалого сена примешался быстро выветривающийся запах пороха.

Трофимов лежал, уткнувшись лицом в земляной пол правая штанина на ноге председателя поднялась, оголив деревяшку. Тупиков упал на спину и широко распахнутыми глазами с застывшими зрачками уставился в стропила крыши.

«Надо бы оттащить и завалить сеном, чтоб не мозолили глаза, — поразмышлял Саид-бек. — Впрочем, незачем пачкать рук».

Носком сапога он перевернул председателя и сорвал с его гимнастерки орден. Затем толкнул ворота конюшни, и те со скрипом отворились, впустив поток света.

…По данным НКВД СССР также разыскиваются:

Саид-бек, 1900 года рождения, уроженец Северного Кавказа, сын князя, магометанин.

В 1919 году есаул «дикой» дивизии Шкуро. Эмигрировал в Европу в 1922 году. Проживал в Праге, Париже, Берлине. Примыкает к ближайшему окружению хана Султан-Гирея Клыча. Один из активных деятелей по организации в Германии кавказско-магометанского националистического легиона и его подрывных действий в так называемом генеральном немецком округе «Таврия» в Крыму. Сотрудник германского управления «Иностранные армии — контрразведка», член центрального комитета эмигрантской «Народной партии горцев Кавказа», инструктор сформированного осенью 1941 года из советских военнопленных батальона «Бергманн».

Ярый националист. С отличием закончил школу германской разведки в Дальвитце близ Инстербурга в Восточной Пруссии. Награжден Железным крестом II степени, бронзовой медалью. В совершенстве владеет стрелковым оружием. Особо опасен при задержании.

Словесный портрет: рост ниже среднего, лицо овальное, лоб прямой, брови густые, глаза темно-карие. Особые приметы: в челюсти несколько золотых и металлических коронок, на подбородке глубокий шрам. Обмундирован в форму капитана Красной Армии…

13

Саид-бек очистил у порога прилипшую к подошвам сапог грязь, затем без стука вошел в дом, снял фуражку и прищелкнул каблуками:

— Желаю здравствовать!

— Раздевайтесь и присаживайтесь, — пригласил Камынин и обернулся к матери: — Это мой друг, однополчанин.

Старушка привстала со стула. Саид-бек взял протянутую ему сухую, с набухшими венами руку и прикоснулся к ней губами, чем несказанно смутил старушку, непривычную к такому обхождению.

— Рад познакомиться. И рад вашей встрече с сыном.

Портупею с ремнем, а за ними шинель и фуражку Саид-бек повесил у двери на вешалку. Дважды провел по голове расческой, выдув из нее волосок, спрятал в карман кителя и присел за стол.

Появление Федора, которого старушка не чаяла увидеть, а за ним товарища сына на какое-то время выбило мать из привычной колем. И, знакомясь с чернявым военным, она растерялась.

— Не обессудьте. Чем богаты… Время нынче, сами понимаете… К обеду уж кабанчика заколю… — Старушка прятала руки под фартуком, стыдясь сетки набухших на них вен. — Ежели б знала… За встречу полагается не всухомятку… К суседям сбегаю — может, у них чем разживусь…

Камынин властно остановил:

— Никуда бежать не надо. Достаньте, Саид. — И пока напарник развязывал вещевой мешок и выуживал из него фляжку, поставил на стол три граненые стопки. — Как жила без меня?

— Да как все.

— Вот и ладно. Как говорится — чтоб не журились. — Камынин поднял стопку. — За тебя, маманя!

— Мне на ферму надоть… — старушка выпростала руку из-под фартука, несмело взяла стопку. — За тебя, Федя. И за Ванятку нашего. Чтоб войне скорее конец пришел, и народному горюшку тоже. Супостату Гитлеру чтоб света больше не видать и в могиле лежать. — Она отпила глоток и замахала у рта ладонью.

— За батяню, мама! Пусть земля ему пухом будет! Старушка закивала. Глаза ее вновь набухли слезами.

Сквозь застилавшую взор пелену ей представилось, что за одним столом рядком сидят все трое ее мужиков: и погибший в гражданскую войну муж, и не подающий с начала войны о себе весточек Ваня, и на радость нежданно объявившийся Федор…

— Где?

— Да в конюшне, тута!

Григорий Полетаев перемахнул перегородившую двор жердину и бросился к воротам, которые поскрипывали под ветром на петлях. За сержантом госбезопасности спешила дородная казачка в наспех накинутом полушубке. Козий пуховый платок домашней вязки сполз у нее с головы, волочился краем по земле. У жердины женщина затопталась, затем подобрала юбку и полезла следом за Полетаевым.

Два хуторских коммуниста, казалось, спали на полу конюшни после сморившей их работы. Тупиков и Трофимов словно грелись друг подле друга.

— Вначале думала, что послышалось: уж больно глухой звук был. Потом кони захрупали с испугу. Ну я и… — Казачка жалась за спиной сержанта и прикрывала рот платком. — За Трофимихой побегли, уж и не знаю, как она переживет такое… А к Тупикову — горе-то какое! — и звать некого. Сродственников у него не осталось — все в лихую годину, сердечные, в одночасье померли…

Полетаев не отрываясь смотрел на двух хуторян на земляном полу и, казалось, не слушал причитаний казачки.

— Чужие в Венцах появлялись?

Казачка не успела ответить, как в распахнутых воротах конюшни вырос запыхавшийся Мокей Ястребов.

— Стало быть… — Мокей не договорил, поперхнулся. Потом сделал несмелый шаг к сержанту государственной безопасности и двум распростертым на полу членам партийной ячейки и остолбенел. — Да как же это? Я ж с ними с обоими поутру еще балакал… И Трофимова видел, как он в Совет хромал…

— Что узнал? — продолжая смотреть на убитых, спросил Полетаев. — Есть в хуторе посторонние?

Конюх замотал головой, словно все, что видел, было страшным сном и Мокей желал поскорее проснуться. Затем сказал:

— К Дарье Камыниной из армии на побывку сын приехал. И с ним еще кто-то из военных. Окромя их никто не объявлялся.

— Оружие при себе?

— Ружье дома держу. Одностволку. Уж и забыл, когда на зайцев с ним ходил…

— Держи. — Полетаев протянул гранату «лимонку». Мокей несмело взял ее.

— Зачем?

— Спрячь покуда. И пошли к Камыниной.

— Зачем? — повторил Мокей. — Я ее сынка хорошо знаю, еще несмышленышем помню. Старше тебя званием. Орден в боях на Халхин-Голе заслужил. Бравым мужиком вырос, весь в батьку.

— Пошли! — глухо приказал сержант.

14

Саид-бек похрустел на зубах огурцом.

— Отвык от домашнего уюта, — он потянулся за фляжкой, вновь наполнил рюмки. — Теперь буду считать своим долгом принять вас у себя в ауле. Если, правда, живы-здоровы мои родные.