Александр Ломм - Ночной Орел

• Название: Ночной Орел
• Автор: Александр Ломм
• Жанр: Героическая фантастика

Сержант Иван Кожин, советский боец-парашютист осенью 1944 года десантированный в немецкий тыл в составе группы, попадает в переплёт: его парашют не раскрывается.

Непонятным ему самому образом он ухитряется уцелеть и добирается до чешских партизан. Он должен разобраться в случившемся, поверить в невозможное и в себя — только так он спасёт дорогих ему людей и станет «Ночным Орлом», диверсантом-одиночкой, грозой немецких штабов и гарнизонов.

Впервые повесть «Ночной Орел» Александра Ломма (настоящее имя автора Вацлав Кличка) была напечатана в газете «Пионерская правда»: 1 часть — №№ 91–96, 98-103 1965 г., №№ 1–2, 4–6 1966 г.; 2 часть — в 1966–1967 гг., (рисунки Л. Смехова). В дальнейших изданиях, по непонятной причине, отсутствовала третья часть этого произведения, соответствующая 2 части газетной публикации. В данном материале эта часть восстановлена в полном объеме. Номера газеты «Пионерская правда», использованные для этой работы, были частично обнаружены в интернете (2 номера), большая часть найдена через справочный отдел города Североморска в «Детской и юношеской библиотеке» города Мурманска и в фонде Отдела газет РГБ. Выражаю глубокую признательность Ефимовой С.П. за оказанную помощь без которой выход данного материала был бы проблематичным. С уважением к потенциальным читателям Юрий Владимирович, 61 год.

Аннотация: vladimirih52

Добавлена третья часть!

---

Написав последние слова и поставив точку, профессор с отвращением отбросил перо и долго сидел, закрыв лицо ладонями.

Потом решительно поднялся и подошел к кровати-весам.

— Нет никаких оснований… — пробормотал он, поглаживая блестящие поручни загадочного прибора.

И вдруг, крепко сжав кулаки и даже зажмурив от напряжения глаза, громко произнес:

— А все-таки он летал, и я должен узнать, как он это делал!..

5

От Миши скрывали, что отец его когда-то умел летать. По молчаливому уговору родители никогда не упоминали о Ночном Орле. Но после встречи в Академии наук Ивета нарушила этот уговор. Воспоминания о прошлом вспыхнули в ней с новой силой, и было обидно сознавать, что ученые зря трудились все эти долгие годы, что тайна свободного полета, ослепительно сверкнувшая людям, исчезла безвозвратно.

Выбрав время, когда сына не было дома, Ивета заговорила с мужем о том, что ее волновало:

— Иван, неужели в тебе абсолютно ничего не осталось от твоих прежних способностей? Ведь этому трудно поверить!

Но Ивана, по всей видимости, эта проблема нисколько не тревожила. Ночной Орел был для него посторонним человеком. На вопрос жены он недоуменно пожал плечами:

— Не знаю, Ветушка. Скорей всего, так и есть — ничего не осталось… Впрочем… — он вдруг рассмеялся и как-то странно посмотрел на жену.

— Ну чего ты, Иван, говори!

Равнодушие исчезло с лица Кожина, как отброшенная маска. Он стал серьезен. Более того, в глазах у него появилась тоска.

— Зачем тебе это? — спросил он.

— Как это — зачем? Ведь люди работали!.. Говори, Иван! Я вижу по твоим глазам, что ты от меня что-то скрываешь. Кожин вздохнул.

— Ладно, так и быть. Тебе одной… Недавно, Ветушка, мне начали сниться сны о полетах. Я летаю во сне по воздуху с такой легкостью, что трудно передать. И знаешь, при этом не ощущаю ни малейшего страха! Вся моя боязнь высоты куда-то исчезает. Появляется что-то противоположное — меня влечет к высоте и всего охватывает такое чувство, словно я вернулся в родную стихию, которую утратил давно и навсегда. А утром выйду на балкон, чтобы проверить себя, гляну вниз — и опять головокружение, тошнота… — Он безнадежно махнул рукой и отвернулся.

Но Ивета так и вцепилась в него после такого важного признания:

— Иван, почему ты не сказал об этом Николаю Николаевичу?

— Почему?… Как тебе сказать… Стыдно было. Ведь это только сны, которые, наверное, снятся очень многим людям и причины которых давно изучены и понятны.

— А что, если ученые ошибаются? Что, если… Иван! А вдруг кровать-весы именно и сделана из-за этих снов о полете? _ Ивета, взволнованная, подсела к мужу и схватила его за руку. — Ты должен рассказать об этом Батурину, Иван. Вдруг это и есть та ниточка, за которую можно ухватиться распутать весь клубок? Расскажешь, Иван? Кожин задумчиво посмотрел на синеющее за окном небо и медленно покачал головой.

— Нет, Ветушка, не проси меня об этом. Я не могу этого сделать, хотя, если говорить откровенно, меня и самого преследуют эти мысли… Хотелось бы, но при этом… Знаешь, внутренне я до сих пор не уверен, что я тот, за кого меня принимают. Мне говорят, что я был Ночным Орлом, подробно рассказывают историю этого Ночного Орла. А у меня такое чувство, словно я прочел все это в книге, а не сам пережил.

— Но ведь тут не может быть ошибки! Если другие Ошибаются, то я-то наверняка не ошибаюсь! Я знала тебя, когда ты был Ночным Орлом! Я любила тебя уже тогда!

Неужели ты и мне не веришь?!

— Ну что ты, что ты! Конечно, верю. И тебе, и друзьям верю. Кому интересно придумывать такое. Но верю я, так сказать, рассудком, а в душе все равно сомнения. Это и мешает говорить от имени Ночного Орла и подсказывать какие-то новые эксперименты. Не могу я пойти на такое. Не могу, и всё!.. Боюсь стать обманщиком! Эх, если бы…

Кожин умолк и пристально посмотрел Ивете в глаза.

— Ну что, дорогой? Говори! Мне ты все можешь сказать!

— Да, тебе могу все… Знаешь, Ветушка, я рискнул бы окунуться в новые поиски, даже над собой стал бы работать, если бы была полная уверенность, что Ночной Орел — реальная действительность. Ну, хоть какое-нибудь настоящее, вещественное доказательство!

— Глупый ты мой! Ну где же взять такое доказательство? Разве это возможно?

— А почему бы и нет? До сих пор не обнаружена база Ночного Орла. Горалек говорит, что она должна быть где-то в окрестностях города Б. Называет даже какой-то совершенно неприступный утес Чертов Палец. Вот если бы найти базу Ночного Орла! Ведь там должно многое сохраниться. Это были бы не просто рассказы очевидцев, а доказательства! А мне — мне бы это дало уверенность, что Ночной Орел в самом деле был и что этим Ночным Орлом был именно я. А так и перед собой стыдно, и перед Мишкой. Ведь от него потом не скроешь, если начнутся эксперименты, поиски…

— Я понимаю тебя, Иван. Но это не легкая задача. Я видела Чертов Палец. Это страшная скала. Впрочем…

Ивета глубоко задумалась. Потом подняла голову и решительно сказала:

— Хорошо, Иван. Подождем этих вещественных доказательств. Я напишу в Прагу — в Союз молодежи, в спортивные организации. Буду просить, чтобы организовали экспедицию, осмотрели горы и особенно этот Чертов Палец. Взбираться на него совсем не нужно, сейчас с такой задачей вполне может справиться вертолет.

— Вот это дело! — сразу повеселел Иван. — Я бы и сам поехал принять участие в поисках, но какой из меня альпинист или наблюдатель в экипаже вертолета! С балкона и то не могу смотреть. Напиши, Ветушка, а потом решим, как быть — беспокоить Батурина моими снами или бросить все это дело и больше к нему не возвращаться.

6

Ивете не пришлось писать в Прагу. На другой день после откровенного разговора с мужем она получила от брата Владика толстый пакет. В нем было письмо с подробным описанием пещеры Чертова Пальца и найденных в ней предметов и тетрадь с собственноручными заметками Ночного Орла. Живое прошлое властно напомнило о себе.

Этот день стал праздником в семье Кожиных, Понимая, что Ивану необходимо побыть наедине со своим забытым дневником, Ивета забрала сына и уехала за город, на дачу.

Кожин, оформив отпуск, двое суток просидел дома. Он не просто читал старую покоробленную тетрадь, — он всем своим существом впитывал каждую строчку дневника, стараясь вызвать в себе воспоминания об утраченном прошлом. Но завеса, скрывавшая это прошлое, упорно не поднималась. Несмотря на все усилия, Кожин помнил себя только с деревни Кнежевесь, словно он там и родился десять лет назад. Двадцать два года жизни оставались в черном провале.

Занявшись тетрадью, Иван прежде всего удостоверился, что записи сделаны его собственной рукой. Он знал, что почерк человека такой же устойчивый фактор, как и рисунок кожи на пальцах. И действительно, почерк его с тех пор нисколько не изменился. Кожин сразу признал своими эти бледные, полувыцветшие строчки, убористо заполнявшие несколько десятков страниц пожелтевшей бумаги в клетку.

На первой странице было много раз повторено имя Иветы в различных ласкательных формах и неумелой рукой нарисован профиль девушки. Потом стояли два стиха из Лермонтова:

Печальный демон, дух изгнанья,

Летал над грешною землей…

Затем сразу:

«К черту! Холодно! Ужасно холодно! Прямо собачий холод! И ветер воет, как голодная собака: Трудно быть летающим человеком, особенно зимой. Сейчас бы миску горячих пельменей — да на русскую печку!.. Чепуха! Нельзя раскисать! Буду вести дневник. Может, когда-нибудь пригодится».

Со следующей страницы шли датированные записи. Они были лаконичны, без подробностей, с массой сокращенных слов. Первая запись, сделанная, по всей вероятности, в тот же день, когда было решено вести дневник, была самой длинной — целых две страницы. В ней Кожин умудрился изложить всю свою историю, от прыжка с самолета и кончая устройством жилья в пещере Чертова Пальца. Здесь же было сказано про кровать-весы и про научную гипотезу доктора Коринты. Но до чего коротко сказано, всего четыре фразы:

«Несколько суток спал на весах, пока не увидел сон о полете. Потерял тридцать килограммов веса! Доктор Коринта объяснил про ферменты-антигравы, убеждал, что могу летать. Сначала не верил, но потом пришлось полететь.»

У Ивана чуть сердце из груди не выпрыгнуло, когда он прочел эти строки.

«Умница Ивета! Правильно догадалась про кровать-весы! Вот уж Николай-то Николаевич обрадуется! Ведь это… это — прямое указание!..»

Дальше в дневнике шли короткие записи такого примерно содержания:

«8 дек. Удачная ночь. Летал к аэродрому. Взорвал склад с горючим. Отлично полыхало! Светло было, как днем. Надо устроить фейерверк и на ж. — д. станции.