Павел Лукницкий - Ленинград действует. Книга 3

• Название: Ленинград действует. Книга 3
• Автор: Павел Лукницкий
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: История
• Год: 1968

Подвиг, совершенный населением и защитниками Ленинграда в годы Великой Отечественной войны, не забудется ни современниками ее, ни грядущими поколениями. Все девятьсот дней блокады и обороны города-героя, а потом месяцы наступательных операций Павел Лукницкий неутомимо вел свой подробный дневник. Никакая обстановка не могла помешать автору делать свои ежедневные записи. В них — мысли, беседы, боевые дела фронтовиков и горожан множества специальностей. Дневник дает широкую картину того времени во всей ее, порой жестокой, суровой, но предельно чистой атмосфере несравненного мужества.

Способность автора записывать происходящее вкруг него в самый момент события помогла ему создать художественный документ большой впечатляющей силы. Эта книга охватывает период времени от прорыва до полного снятия блокады и, затем, до изгнания разгромленных вражеских войск с территории Ленинградской области. Дневник заканчивается описанием судебного процесса над гитлеровскими карателями — в Ленинграде, после войны. Этой книгой автор завершает свою большую трехтомную эпопею, первые две части которой, под тем же названием «Ленинград действует…», изданы «Советским писателем» в 1961 и в 1964 гг.

---

17 января батальон лыжников вышел с переднего края правее Пулкова, в тыл к немцам. За двадцать один день пути по тылам сделал больше трехсот километров. При взятии в лоб одной из деревень погибла вся первая рота; остальные пешком, неся лыжи на себе, двинулись дальше, углубляясь в густой лес. У деревни Федоровки, в удачном бою, погнали немцев так, что те бросили около сорока бронеколпаков с пулеметами; в немецких блиндажах остались лимоны, печенье, ром, новые бурочные сапоги, много всяких трофеев. Наши бойцы, изломав немецкие пулеметы, пустились в преследование.

Батальон лыжников перебил больше трехсот немцев, но и сам потерял сотни полторы людей.

— Тут нас, чтобы дать нам отдых, сменил стрелковый полк. Мы, конечно, отдыхали недолго, пробрались на лыжах и пешком дальше, в немецкий тыл. Шли на Оредеж, восточнее железной дороги на Лугу. Болота — незамерзающие, мы — по пояс в воде, ночи маемся на снегу. Костры — не допущены, еды нет, один сухой хлеб… Потом вовсе голодали пять суток. Задача у нас — избегать боев, сообщать в дивизию по рации данные о противнике. Задачу эту мы выполняли: засели у шоссе, полтора суток пропускали немцев, сплошной колонной отступали они — их танки, орудия… Прошли они… Ну, мы тогда соединились у Красных Горок с нашими передовыми частями, пошли на Лугу.

Рядом с Колыбановым лежит старшина медицинской службы Константин Николаевич Феоктистов. Рассказывает о том, как его 245-й полк 123-й (ныне — Лужской) дивизии первым входил в Лугу и как немцы, отступая из города, оставляли только заслоны автоматчиков и минометчиков. Эвакуация техники и запасов проводилась немцами заблаговременно. Луга горела и в одиннадцать часов вечера 12 февраля, когда наши части вступали в нее, и утром 13-го. Повсюду взрывались не только каменные, но и маленькие бревенчатые дома. В том, четырехэтажном, в котором перед рассветом четырнадцатого погиб при взрыве артиллерийский дивизион, погибла также санчасть 120-й стрелковой дивизии; а неподалеку, в другом взорвавшемся доме — около ста саперов. Грохот сработавших мин замедленного действия мы слышим и сегодня.

25 февраля

Взяты Струги Красные. Бои — на окраине Дно.

Сегодня утром я выписался из госпиталя, вопреки советам заботливых врачей.

Полдня бродил по улицам Луги, наблюдал, делал беглые записи.

Город разрушен и сожжен наполовину. Везде на домах написано «Мин нет», и под каждой такой надписью — цифровое обозначение той саперной части, которая несет ответственность за разминирование. Но у взорванного моста, на некоторых каменных домах есть и такие надписи: «Опасно! Мины!», «Здание не занимать до 5 марта». В числе многих взорванных МЗД (минами замедленного действия) домов я видел и руины того, большого четырехэтажного, который взлетел на воздух 14 февраля и похоронил дивизион 367-го артполка. От дома осталась огромная груда кирпичей, окруженных высокими соснами, с ветвей свисают разлетевшиеся на сто — двести метров клочья одежды, одеял, обрывки окровавленного тряпья. Трупы давно убраны, но кое-где еще виднеются вмерзшие в землю куски человеческих тел. Перед развалинами — братская могила с фанерным памятником. Надпись на доске — перечислены шесть фамилий офицеров (два капитана, старшие лейтенанты и лейтенанты) и двадцать шесть фамилий сержантов и красноармейцев. Первый в надписи: «капитан Андриевский». Фамилии остальных погибших установить, очевидно, не удалось. Вокруг руин — следы гусеничных тракторов, увозивших искалеченные орудия. Местный житель роется в кирпичах, собирает и складывает на санки щепу, обломки досок. Везде валяются бесформенные куски имущества, амуниции, клочья одежды. От здания уцелел только угол…

Комсомольская улица. Бойцы чистят зенитные орудия. Везде у домов — полевые кухни, грузовики и фургоны. Мимо них повсюду прогуливаются местные жители. Разглядываю руины взорванного завода, против него уничтоженный миной замедленного действия каменный дом, — даже не определить размеров: гигантская воронка в груде разметанного кирпича, перевитых железных балок, изломанных печей. Кажется, именно здесь погибла сотня саперов.

Взорванный деревянный мост через реку Лугу. От него осталась только изуродованная половина; сделан объезд, и машины движутся по новому, временному мосту. Копошатся мальчишки, взрывают патроны, слышу смех и восторженный голос: «Моя техника действует!» По льду реки жители волокут на саночках обломки досок. Проволочные заграждения у моста прорваны.

Шоссе. Стрелки-указатели: «Красные Струги», «Новгород». Против поворота — большой мраморный постамент. Фигуры нет — торчит железный прут.

Мрамор замазан краской, по ней черными буквами надпись:

«В память освобождения германскими войсками г. Луга от большевистского террора». Сверху: «24 авг. 1941», снизу: «24 августа 1942» и подпись «Бургомистр».

Сквозь краску проблескивает золото букв: «В. Ленин».

Везде, где только мог, враг кощунствовал!

Собор — сохранился, но изгажен. Пуст. У собора — три обсаженные елочками, обложенные кирпичами могилы, с цветами из крашенной синим и красным марли и с надписями:

«Старший лейтенант Воронов Михаил Семенович. Погиб геройски за освобождение г. Луга, похоронен 13. 02. 44».

«Полковник Царев Фома Юрьевич, 1906 г. р., погиб в боях за освобождение Родины от немецкой оккупации в борьбе за город Луга, 13 февраля 1944».

«Вечная слава погибшим героям. Командир 996 стр. полка 286 сд. майор Козырев. Погиб 18 февраля 1944».

Святые могилы!

Против собора — примкнутый дверцами к киоску автобус-лавка Военторга.

Торговля бельем, мелочью. Толпятся военные и местные жители. Дальше на фанерном щите разложена военторговская галантерея — жестяные портсигары, звездочки, картонные домино, открытки.

Дом горисполкома. Женщины моют полы, убирают двор.

Захожу к председателю горисполкома Кустову.

Он еще несколько дней тому назад был командиром одного из отрядов 9-й партизанской бригады, а перед оккупацией Луги немцами работал здесь в исполкоме, эвакуировал большую часть населения. Кустов рассказывает: до войны в Луге было тридцать тысяч жителей. Ныне, по приблизительным данным, осталось восемь — десять тысяч.

Около пяти тысяч гитлеровцы арестовали в разное время, заключенных отправляли в неизвестном направлении. Многих расстреляли, повесили на улицах, замучили в тюрьмах и концлагерях; массовый угон населения, эшелонами, под угрозой расстрела происходил за пять — десять дней до отступления гитлеровцев из Луги. Некоторой части угоняемых удалось бежать в леса Лужского района, — пока таких зарегистрировано около четырех тысяч.

Немцы полностью разрушили и сожгли при отступлении здания заводов всесоюзного значения — абразивного и «Красного тигеля», все здания больничного комбината, городской поликлиники, разрушили кирпичный завод, больницы имени Михайлова и детскую; Дом культуры, типографию, краеведческий музей, педучилище, дома отдыха связи, 1-ю, 2-ю, 3-ю, 7-ю и 10-ю школы; из двенадцати детских садов сохранилось здание одного; все дома четырех детских яслей уничтожены; взорваны помещения электростанции, городская библиотека, многие другие общественные и административные здания.

Узнав у Кустова адрес штаба партизан, направляюсь дальше. Улица (шоссе) сплошь в развалинах. Уцелели только отдельные, главным образом деревянные дома.

Иду к вокзалу. Квартал, обнесенный двойной, загнутой внутрь высокой сеткой колючей проволоки. Здесь был лагерь военнопленных. Внутри — развалины взорванного каменного здания. Вхожу через ворота (угол улицы Урицкого и Транспортного переулка) в эту обитель смерти и пыток. Ряд блиндажей — пустых, глубоких, мрачных. Остатки «столовой» — деревянных в тричетыре ряда столов и скамей на дворе. Длинные бараки. Внутри одного — огромный деревянный чан и кирпичные, разрушенные «нары». Отдельно, за воротами, оплетенные сеткой колючей проволоки казармы.

Встречающиеся мне партизаны рассказывают, что заключенных в этом концлагере, падавших от истощения военнопленных, гитлеровцы выгоняли на работу в лес, многие страдальцы вели друг друга под руки, умирали по дороге.

Грузовики с трупами выезжали из лагеря каждый день. Только в последнее время немцы чуть смягчили террористический режим лагеря, вынуждали обессиленных людей вступать в РОА — фашистскую армейскую организацию.

Сюда, в Лугу, приезжал изменник родины Власов и, окруженный немецкими офицерами, произносил речь у собора перед «роавцами». Кое-кто из местных жителей надеялся, что, может быть, Власов и не изменник, а «тайно прислан советской властью, чтоб собрать «роавцев», пробудить в них патриотические чувства и увести в лес». Но вскоре все убедились в том, что это не так, что Власов, казнивший многих русских людей, действительно гнусный предатель…

При немцах в городе магазинов для русского населения не было, торговали только хлебные ларьки. Открыт был — для демонстрации фашистских фильмов — один из кинотеатров.