Юрий Мухин - СССР - потерянный рай

• Название: СССР - потерянный рай
• Автор: Юрий Мухин
• Жанр: Публицистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9955-0714-7

Эта держава канула в вечность, как легендарная Атлантида. Гибель этой великой цивилизации стала трагедией планетарного масштаба, сравнимой лишь с падением Римской империи. Эта страна не просто уничтожена и разграблена врагами, но посмертно оболгана, обесчещена, утоплена в грязи. Однако, чем дальше мы от советской эпохи, тем более очевидной становится простая истина: Советский Союз был не Империей зла, а потерянным раем светлого прошлого.

Новая книга ведущего отечественного публициста — долгожданная правда об СССР, подлинная история незабвенной советской эпохи, пощечина клеветникам и иудам, разворовавшим ее грандиозное наследие, пронзительный, светлый и горький рассказ о потерянном рае русского народа.

---

И несколько слов по поводу того, что в СССР членов «пятой колонны» расстреливали. Вот задайте себе вопрос, почему французы в 1914 году своих уголовников расстреляли, а не посадили, скажем, в тюрьмы? Потому что это было бы страшнейшим попранием гуманизма. Ведь этих людей никто не заставлял быть уголовниками, они сами решили стать паразитами общества. И в тяжелейший период для Франции, когда ее лучшие люди гибнут на фронте, эта мразь будет отсиживаться в тылу, да еще и отвлекать на свою охрану одного солдата на 10 заключенных? Лучшие люди погибнут на фронтах, а эта дрянь после войны снова примется паразитировать на вдовах? Нет, гуманным нужно быть к порядочным гражданам — их нужно любить, и, перефразируя Ленина, гуманизм — это беспощадное уничтожение всех тех, кто мешает жить порядочным гражданам.

Чижам эта истина не нравится очень сильно, и это понятно — чижи знают, кто мешает жить порядочным гражданам, и понимают, кого надо подвергать репрессиям.

Думаю, что чисел достаточно, все же надо иметь привычку, чтобы понимать их и уметь делать выводы, исходя из их жесткой непреклонности. Дальше я буду рассказывать о вещах житейских, обычных и, как я полагаю, несложных для понимания.

Глава 4. Детство и юность в СССР

Советские люди в моем детстве

Теперь мне нужно рассказать о жизни в СССР то, что я помню.

Итак. Я родился и вырос в Днепропетровске, на левом берегу Днепра, в районе, который тогда назывался Сахалин. Это был район в основном частной застройки с небольшим количеством многоэтажных домов, наш дом отец построил в 1948-м или 1949 году — к моему рождению. Жители поселка работали в основном на заводах: на «Артеме» — на заводе тяжелого бумагоделательного машиностроения им. Артема, на этом заводе старшим мастером котельно-кузнечного цеха работал и мой отец; на «стрелке» — на Стрелочном заводе, производившем для железных дорог стрелочные переводы и сопутствующее оборудование; на «узле» — Нижнеднепровском железнодорожном узле; на «жарлаганке» — трубопрокатном заводе им. Карла Либкнехта, который до революции принадлежал бельгийцу Карлу Гантке, откуда и кличка; на бумфабрике; мясокомбинате.

Соседями слева у нас были Колесниковы, он был главным бухгалтером «Артема», она — домохозяйка, их дочь была замужем за военным летчиком и моталась с ним по гарнизонам, а их сын Шурик, на год младше меня, жил с дедушкой и бабушкой и был моим приятелем детсадовских лет. К школьным годам его отец стал генерал-лейтенантом, где-то осел, забрал сначала сына, а потом овдовевшую тещу. Дом купил поп отец Анатолий, тогда ему было лет 28.

Как-то мой брат Гена, будучи в отпуске, перепил ту компанию, с которой начал пить, сам не унимался, вышел на улицу, а там Анатолий снег перед домом отбрасывает. Гена его по-соседски пригласил, налил ему и себе по полстакана самогона, выпили, налил еще по полстакана, снова выпили, и брат спрашивает:

— Толя, скажи честно, ты в Бога веришь?

— Гена, а ты бы меня уважал, если бы я на такой работе работал и не верил? — немного подумавши, ответил вопросом на вопрос отец Анатолий.

— Ну, тогда давай еще выпьем, — и брат налил очередные полстакана.

— Последний раз, Гена, у меня язва.

В те годы офицеры с гордостью носили форму и вне части, а попы ходили в штатском вне церкви, теперь, как вы знаете, все наоборот. Анатолий тоже ходил в обычном костюме, хотя на службу и обратно ездил в такси — церковь оплачивала. Единственно, что в нем было не так, так это презираемая в нашем районе безрукость. Я уже писал, что ему как-то разбили окно, так стекло ему вставлял я, хотя был тогда, наверное, в 8-м классе.

Соседом справа была семья Краснощековых, дядя Леня работал на «жарлаганке», на фронте ему снесло часть черепа, и на этом месте была серебряная пластина, из-за этого ранения страдал эпилептическими припадками и терял сознание. Как-то он крыл крышу, и приступ захватил его на коньке, тетя Маруся закричала, мой отец взлетел к нему и удержал от падения, затем обвязал веревкой и спустил на землю. Я уже был студентом, когда очередной припадок случился на кровати: дядя Леня, потеряв сознание, уткнулся головой в подушку и задохнулся. У них было три сына, старший Валера был старше меня на год, Саша младше на два, Сергей тогда был совсем маленький. Дружили мы с Валеркой, а он отличался исключительной тщательностью в работе и легко находил различные технические решения. Его рогатки были, как сказали бы сегодня, эксклюзивными, поджоги (самодельные пистолеты по типу старинных) хоть в музее выставляй, голубятню он построил такую, что и самому жить было бы не стыдно, на его мотоцикле «Ява» было столько полированных прибамбасов, что она была как игрушечка. И меня впоследствии нисколько не удивило, что именно он возглавлял бригады, которые монтировали за рубежом изделия завода им. Артема.

Не думаю, что нашу компанию ребят следовало бы назвать хулиганской или преступной, хотя кое-кто все же отсидел, мы, скорее, защищали свою территорию от хозяйствования чужих компаний. А в целом же собирались для различных игр и времяпрепровождения. Единственно, мы безбожно матерились, причем я сейчас даже и не понимаю, почему. От своего отца я за всю жизнь матерного слова не услышал, такое впечатление, что он их и не знал, соседи тоже матерились очень редко и не при детях, а мы сквернословили вовсю. Как-то я прочитал, что французы едят лягушек, вечером рассказал ребятам, мы быстро, хотя было уже темно, настреляли из рогаток несколько штук, развели на берегу Днепра костер и начали жарить. Пожарить-то мы их пожарили, но есть никто не хотел, а тут незаметный в темноте подошел мой отец, разыскивавший меня, и услышал, на каком языке я изъясняюсь. Сильно меня потрепал, но не исправил, разве что я стал осмотрительнее.

Интернационал в детстве

Национальность друг друга нас, само собой, в СССР не интересовала, как не интересовала она и взрослых — мы все были свои. Одно время у нас в компании был парнишка, как я сейчас думаю, якут. Ну, был он не похож на остальных — ну и что тут такого? Через день-два этого уже никто не замечает.

Поскольку у нас в России часть местных евреев имеют крайне расистское мировоззрение и уверены, что все остальные нации им должны, то я в своем рассказе больше уделю внимания тому, как обстояло дело с еврейским вопросом.

В детстве про евреев мы слыхали байки, что это народ вредный, на войне они, мол, не воевали, а теперь все устроились в магазины и на базы и спекулируют дефицитным товаром. Но дефицитным был какой-то модный товар, а ни нам, ни нашим родителям он был не нужен, поэтому практически мы этих спекулянтов никогда не видели и дел с ними не имели. Были они для нас какими-то персонажами из анекдотов. А те евреи, с которыми мы общались, были такие же, как и все, посему и на их национальность никто внимания не обращал.

Что касается «такие, как и все», вспоминаю такой забавный случай. Мы, несколько пацанов, зачем-то вертелись у пивной, которую в округе называли «шалманом». Пива нам бы не продали, да и посетители не допустили бы, чтобы мы пили, я вообще вне дома попробовал в первый раз вино в десятом классе на чьем-то неофициальном дне рождения. В это время в «шалмане» крутился районный «бич» — мужичок, вечно пьяный, вечно что-то подворовывающий по пустякам. В тот момент он выпрашивал у мужиков на кружку пива и забавлял их историей. Согласно ей он еще недавно выдал себя за еврея и напросился в какой-то магазин к евреям грузчиком. Те его приняли и помогли, однако он в благодарность что-то у них украл.

— Они зазвали меня в кабинет директора и говорят: «Покажи свой поц!» — а что я им покажу? Так они и узнали, что я не из их числа, и сразу же выгнали меня, — рассказывал этот мужичок под смех остальных.

Мы, конечно, слышали слово «поц» и из контекста догадывались, что это. Но теперь получалось, что поц — это какой-то документ. Ребята посмотрели на меня, поскольку я брал книги из трех библиотек сразу и считался самым «продвинутым». Однако я сам ничего не мог понять и спросил мужичка, при чем тут поц? Тот успел сказать, что у иудеев он обрезанный, но остальные мужики нас отогнали. Мы тогда озадачились еще больше: как так? И как обрезают: наполовину или чуть-чуть? И зачем это? Правда, другие заботы тут же отвлекли нас от этого садизма, а потом, когда я читал «Занимательную библию» Лео Таксиля, то снова ничего не понял: получалось, что не режут пополам, как мы предполагали, а просто отрезают какую-то «крайнюю плоть», но как было узнать, что это такое? Мы-то называли ее по-другому. Так что я ничем не смог помочь нашей компании в прояснении этого вопроса, да и сам узнал подробности уже студентом.

В уличной компании нашим другом был Дима Пинхасович, в нем было плохо то, что он мог задраться к чужим и затеять драку тогда, когда она и даром не была нужна. Потом я пришел к выводу, что этим он скорее всего хотел показать нам, что хотя и еврей, но не трус, но нам-то его еврейство было без разницы, а приключений на свою шею и от него вполне хватало.