Олег Верещагин - Новое место жительства

• Название: Новое место жительства
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: Научная Фантастика

А что будет, если группа подростков обнаружит портал, ведущий на другую планету? Они расскажут об этом родителям или «раструбят» на весь мир? Нет! Только сами и только вперёд! в новый мир!

---

   Короче, я ничего не стал распаковывать и доставать ничего не стал, даже читалку свою не достал, хотя там были и книги, и фильмы, и музыка, причём даже совсем новые, неосвоенные — и весь первый день просидел на мягком диванчике, глядя в окно, за которым — то быстрей, то медленней — ползли, мелькали, появлялись и останавливались прославленные среднерусские (средне–северо–русские? Или российские? Сейчас у нас всё, что красивое — называется «российское», всё, что дерьмо — «русское»…) пейзажи и то и дело проскакивали одичалые, заброшенные, заросшие полустанки, так, кажется, это называется. На меня словно какое‑то оцепенение напало, как будто я смотрел очень интересное кино… нет, не так. Не знаю, как. Мне не думалось ни о чём и, наверное, если бы кто‑нибудь заглянул ко мне, то решил бы, что я просто–напросто манекен.

   С другой стороны — разве это не так? Оденем–разденем. Поставим в витрину–на склад отправим. По необходимости, так сказать. Или вообще утилизуем. Года два назад я в Интернете на одном литературном сайте читал книгу какого‑то Лавров — «Перекрёсток конца одиночества». Там был описан мир, в котором на заказ делали биороботов–детей для многочисленных бездетных семей. Ну и завод по утилизации этих роботов — чаще всего, просто–напросто надоевших. И склад на заводе — большой пустой зал, где на специальных подвесах размещены ставшие никому не нужными роботы, внешне неотличимые от живых детей и ждущие уничтожения.

   Мне потом полгода снился тот склад. И я — на одном из подвесов. Я понимаю, что я не робот, и эти, вокруг, они никакие не роботы, они переговариваются, кто‑то плачет… но всем всё равно, и мы можем только ждать, ждать, ждать… всё понимать, и понимать, что от нас ничего не зависит. Вообще ничего…

   …Но тогда, в поезде, я обо всём этом не думал и ничего этого не вспоминал. Я не думал вообще.

   Когда же за качающимся окном солнце потихоньку себе спустилось к лесным верхушкам, и всё вокруг тяжело зазолотело и почернело, я вздохнул, уткнулся щекой в сложенные на откидном столике руки и… уснул. Первый раз в жизни уснул сидя…

   … Я открыл глаза и не сразу понял, где нахожусь и что вижу перед собой в окне.

   Поезд шёл медленно — кажется, куда‑то поворачивал по длинной дуге. Снаружи было странно светло, почти белая ночь, как и положено в это время года в здешних местах. А прямо за окном — рукой подать! — проплывала поляна. Могучие раскидистые дубы смыкались кронами над густым подлеском. И всё это было пронизано и связано в одно единое целое каким‑то серебристым неподвижным сиянием, по которому пробегали сполохи ледяного огня.

   Я ошалело провожал глазами необычайно красивую картину, пока она медленно не уползла куда‑то назад и вбок — а поезд тут же рывком не набрал ход.

   Мне показалось, что я проснулся снова — ну, вы знаете, снится, что спишь и просыпаешься. Может, так и было? Так или иначе, но я понял, что спать пока не хочу и начал всё‑таки кое‑что распаковывать. Сходил попить к крану, потом вспомнил, что в сумке лежат бутылка с водой и упаковка с бутербродами. Тогда я попил из крана ещё раз, а упаковку и бутылку, вернувшись, немедленно выкинул в окно — открыл, швырнул в шумную темноту и опять закрыл.

   Мне, если честно, хотелось выкинуть следом и чемодан — но это было бы уже слишком. Поэтому я скинул кроссовки, улёгся на ту самую полку, под которой был спрятан чемодан, подключил к читалке наушники и стал просматривать новые файлы, которые набил туда не глядя перед отъездом, думая, что бы посмотреть, послушать или почитать, раз уж так неудачно выспался. Начал с музыки — я завсегдатай сайта «Полнолуние», а у них там как раз выложили кучу новых песен, которые я закачал себе, и теперь наугад включил «Сон звездолёта» Андрея Земскова. Послушаем, что там за сон и какого звездолёта…

   …Я не прогадал. Я редко ошибался с песнями — может быть, потому, что слушал те, которые редко кто слушает. Была, наверное, какая‑то взаимосвязь… Вот и эта оказалась — в самый раз. Как будто какое‑то пророчество, иначе не скажешь. Я просто сразу так подумал, а потом — слушал, и всё…

   …Сон звездолёта помнит свет золотой планеты,
   Два раскалённых солнца над вековым песком.
   Скоро ты станешь, мальчик, рыцарем из легенды!
   Скоро в Великой Силе произойдёт раскол.
   Тысячами осколков брызнут миры сквозь пальцы,
   Сжавшие твоё сердце, как рукоять меча.
   Ветры родной планеты шепчут тебе: «Останься!»
   Но «Торопись в дорогу!» — звёзды тебе кричат.
   Мальчишка–джедай, на своей стороне
   Ты снова остался один.
   И сон звездолёта по этой войне
   Несёт тебя на Татуин.
   Сон о погибшем детстве рушится с тихим звоном,
   Магия предсказанья прячется между строк
   Книги, в которой бьётся всяк со своим драконом.
   Прав ли был твой учитель, в руку вложив клинок?
   Так пусть пожинают пламя те, кто по искре сеют!
   Кто был врагом, кто братом — не разберёшь, пока
   Зверь этот роет лапой душу твою, как землю.
   Прячет лицо под маской сын твоего полка.

   И — снова припев, тот же самый, от которого я зажмурился… Он почему‑то показался мне тревожным и в то же время зовущим, как какое‑то пророчество. Определённое и даже, пожалуй, обрекающее…

   Мальчишка–джедай, на своей стороне
   Ты снова остался один.
   И сон звездолёта по этой войне
   Несёт тебя на Татуин.[2]

   …Я думал ещё и почитать что‑нибудь, но так и не стал. Лежал, слушал музыку, выбирая то одну, то другую песню, чувствовал, что постепенно засыпаю. И уже на самой грани сна услышал строчки -

   Чей‑то крик: «Держись!»,
   Пламя маяка!
   И уже к тебе
   Тянется рука!
   Проломив твой лёд,
   Кто‑то встал с тобой…
   …Смерти нет. Есть друг
   За твоей спиной.[3]

— Не бывает так, — ясно и спокойно сказал я тёмному стеклу, за которым летела покачивающаяся ночь. — Просто не бывает, и всё.

   И закрыл глаза, выключив и отложив читалку…

   …Следующий день я опять сидел у окна. Правда, уже не в оцепенении, как вчера, а на самом деле смотрел. И не всё время — ходил в туалет, потом даже в вагон–ресторан выбрался, он был соседним, оказывается. Цены там были, как я понимаю, круче, чем в настоящем ресторане. В «Хуторке», где я иногда ел после школы, за тысячу можно было именно что наесться до отвала — с первым, вторым, с десертом… А тут ту же тысячу стоило одно блюдо. Я даже пожалел, глядя меню, что выкинул бутерброды, но, когда подумал про них, то решил всё‑таки поесть здесь. И, хотя с тысячи всё‑таки полагалась какая‑то сдача — рублей семьдесят — я просто оставил бумажку на столе, и всё.

   На обратном пути в тамбуре торчали двое парней года на три–четыре старше меня, подпирали двери, курили. Кажется, один из них хотел меня придержать — и словами, и рукой — но я, открывая дверь в «свой» вагон, посмотрел ему в глаза. И он ничего не сказал и не сделал, просто отвернулся. Я почти сразу про них забыл, вспомнил только вечером, подумал: не приползут ли на дальнейшую разборку? Но и эта мысль не напрягла, а ночью меня никто не беспокоил, скажу, забегая вперёд…

   …Было около трёх дня, когда поезд остановился на какой‑то станции — старый вокзал, покрашенный яркой жёлтой краской с белыми узорами, за вокзалом была видна площадь с двумя автобусами, окружённая домами, точнее — какими‑то «присутственными местами», старавшимися походить на столичные. Памятник Ленину, задумчиво смотревшему себе под ноги, на выставленный носок ботинка… Мимо моего окна по перрону протрусили цепочкой озабоченные усталые бабки с корзинками и колясками — до меня донеслось: «Пи–раж–киии… би–ля–шииии… кыт–лет–киииии… да–маш–ни–иииии…» На заборчике — из ребристых столбиков, увенчанных шарами — около вокзала сидели трое пацанов помладше меня, тощих, в дешёвых майках, шортах и сланцах на босу ногу. Двое играли в телефон, третий смотрел на поезд и показал мне «фак» — очень спокойно, равнодушно и неспешно, с полным сознанием собственного достоинства и моего убожества. Я отвернулся и стал смотреть на вокзал, на мусорную урну, из которой торчали пустые смятые пивные «пазыри».

   И мне неожиданно ужасно захотелось выйти здесь. Взять спортивную сумку, оставить чемодан, выйти и пойти. Пофик, куда, пофик, зачем. Уйти отсюда и пропасть. Раствориться. Измениться. Я даже очень ясно представил себе это. Так ясно, что, когда поезд тронулся, я удивился тому, что по–прежнему сижу на мягком диванчике.

   Я не сделал этого только потому, что лениво, но всё‑таки достаточно ясно подумал: нет, не хочу людям неприятностей. Той женщине, к которой я еду. Она будет ждать, начнёт паниковать, всё такое… зачем? Она же не виновата.

   В чём она не виновата — я не додумал. Поезд, набирая скорость, как раз протаскивал мой вагон мимо тех мальчишек, которые уже слезли с заборчика и куда‑то брели по тропинке, провожая состав взглядами — и я с удовольствием показал им всем троим тот же жест.