Владислав Гравишкис - Миасская долина

• Название: Миасская долина
• Автор: Владислав Гравишкис
• Издательство: Челябинское книжное издательство
• Жанр: Публицистика
• Год: 1959

---

Обязанности обрубщика не сложны, но легкими назвать их тоже нельзя. С помощью кувалды, молотка и зубила надо выбить из отливок стержни, обрубить литники и весь лишний металл. Редуктор, задний мост и ступица весят от 30 до 70 килограммов, за смену их надо обработать не менее 10 тонн.

Пирогов работает легко, быстро и ловко ворочает тяжелые детали. Движения скупы, отчетливы, неторопливы. Есть в его работе что-то спортивное, как говорят физкультурники — отработанное. Эта предельная точность и экономность в движениях позволяют Павлу Михайловичу в одинаково высоком темпе проводить всю смену от начала до конца и добиваться высокой производительности — не менее двух норм в смену. Накануне дня нашей встречи он, например, обработал 800 ступиц при норме 165.

Когда смотришь на этого молодо работающего, оживленного и веселого человека, на весь его цветущий вид — с трудом веришь, что ему давно уже идет шестой десяток и что работает он на таком участке, который даже молодые рабочие считают трудным.

Не раз Павлу Михайловичу предлагали перейти на более легкую работу, — ну, хотя бы мастером. Он неизменно отказывался:

— Напрасный разговор! Рабочим был, рабочим и останусь. Тут я на месте: поработаю и вижу, что я что-то сделал, что и пощупать можно, и пересчитать, а потом и на автомашину поставить. И пойдет машина с моим задним мостом гулять по белу свету! Приятно! Пусть в канцеляриях и конторах сидят те, кому нравится, а мне хорошо здесь…

Рассказывал мне Пирогов об этом натиске, посмеивался и вдруг стал серьезным, хмурым:

— Слушай, давно хотел тебе сказать, — неправильно вы частенько пишете, не ту установку взяли…

— Как так, Павел Михайлович?

— А вот так. Надо вам, скажем, передовика описать, советского человека, вот и строчите: был он, передовик, раньше простым рабочим человеком, а теперь вот стал мастером, а в скорое время перейдет в начальники пролета — ох, как хорошо! А чего хорошего, спрашивается? Выходит, что тот, кто был рабочим и на всю жизнь рабочим остался, тот плохо свою жизнь устроил? Так, что ли? Вот и выходит — начитается молодежь вашей писанины и начинает помышлять: надо и мне из рабочих выбираться, благо все пути открыты. Рабочая жизнь — не настоящая жизнь, настоящая — там, в верхах. Сами того не замечаете, как карьеризм проповедуете, вот оно как…

Мы долго разговариваем о жизни. Дети Павла Михайловича учатся и все до единого после семилетки кончают вечерний техникум при автозаводе. Пирогов очень одобрительно отзывается об этой форме обучения:

— Самое подходящее дело для рабочего класса. И в самом деле, в какую рабочую семью ни загляни — везде полно ребячьей мелкоты. Учить ее каждому охота, а это не так-то просто, когда у тебя пять-шесть гавриков на руках. Один выход: вечерний техникум или институт. Надо только дело организовать получше. Трудновато? Правильно — трудновато, но опять же наши ребятишки к трудностям привычные, все пересилят….

Много мыслей и раздумий носит в себе Павел Михайлович. Вызваны они необычайно широким размахом его жизни. Он избирался в состав Челябинского областного и Миасского городского комитетов партии, работал народным заседателем в суде, был партгруппоргом очистного пролета. Все это обогащало его, открывало возможность активно воздействовать на жизнь, быть коммунистом в полном смысле этого слова. Не случайно сейчас, когда Пирогов уже на пенсии, о нем тепло и ласково вспоминают в цехе. За несколько лет работы он оставил здесь заметный след и хорошую память…

Да, в 1957 году Павел Михайлович ушел на пенсию. И вот теперь, на отдыхе, частенько поднимается на безлесную Чашковскую гору, нависшую над городом, и смотрит, смотрит на шумную, кипучую жизнь долины.

Вечереет. Над горами пылает, переливаясь многообразием красок, уральский закат. В долине вспыхивают сотни тысяч огней, как бы образуя необычайной величины созвездия. Предостерегающе трубя, пронизывая вечерний полумрак ослепительными лучами прожекторов, внизу проносятся электропоезда.

Преображен край. Преображен волею партии, силой народной…

— Да. Сделали, что могли, — вслух произносит Павел Михайлович и спускается с горы в шумные городские улицы. Он идет к своей семье — старинной уральской семье, вот уже более полутора веков живущей здесь, в Миасской долине…

2. Высшее техническое

Ночью позвонили из редакции. Дежурная стенографистка Лида, девушка обычно малоразговорчивая и застенчивая, несколько минут болтала о том о сем, нанося явный ущерб лицевому счету редакции на междугородной телефонной станции. Потом перешла к делу — редакция просит сделать зарисовку на тему «Институт на заводе».

Не улыбается? Почему? Если бы она умела хоть капельку писать — непременно занялась бы такой темой. Да потому, что сама учится в девятом классе вечерки и знает, что это такое — работать и учиться. А в вечернем институте, надо полагать, и того труднее. Ни на танцульки сходить, ни картину посмотреть. Всех подруг растеряла, смеяться совсем разучилась. Знал бы кто, как каждый вечер подмывает бросить все к шутам и зажить по-человечески. Лида даже расчувствовалась: жизнь коротка, пройдет быстро, а что увидишь? Только бы и пожить, пока молода…

Пробормотав что-то подбадривающее, я положил трубку и призадумался. Стало досадно, что хорошую, интересную тему нашел не сам, а подсказали из редакции. Вечерний филиал Челябинского политехнического института существует, а я ничего путного о нем не писал, ограничился равнодушной информацией о первых днях учебы.

А ведь явление для Миасса такое, что заслуживает большего. Там происходят какие-то значительные события, должны быть интересные люди. Вероятно, за создание филиала пришлась долго и упорно бороться. Права Лида — надо немало душевной силы, чтобы добровольно, без принуждения, обречь себя на почти аскетический образ жизни, на бессонные ночи, на годы уплотненного до предела времени. Любопытно знать, как это у них получается, у студентов-вечерников.

Постепенно разгорался интерес к теме. Утром я уже входил в отдел технического обучения, который в течение нескольких лет был своего рода штабом борьбы за создание в Миассе филиала института.

Помещался отдел в бараке — низком, приземистом здании неказистого вида, построенном еще в первые годы существования завода. Теперь таких уже не строят. Однако внутри барака, в комнатах — чисто и опрятно. Стены пестрят самыми разнообразными плакатами на технические темы. Места на стенах не хватает, и плакаты, сшитые в пачки, развешаны на специальные крючки.

Посреди одного из кабинетов стоит махина автомобильного двигателя. Вернее — половина двигателя, потому что он распилен вдоль оси. Стальные внутренности открыты взору. Словно застыли половинки поршней. Замер, не довершив оборота, массивный коленчатый вал. Здесь есть что посмотреть….

А рядом в витринах в музейном порядке выставлены образцы руды, чугуна, стали, формовочных песков, инструмент, приспособления, мерительные приборы. На щербатых классных досках, точно белые оспы, остались несмытые следы мела. Учебные столы украшены чернильными пятнами, а кое-где и следами перочинного ножика. Совсем как в школе.

Впервые пришлось мне столкнуться с этой малоизвестной стороной многогранной жизни завода — с поставленным на широкую ногу делом подготовки и переподготовки заводских кадров и младшего командного состава. А ведь судьбы многих тысяч людей решаются здесь. Здесь они впервые приобщаются к теоретическим основам промышленного труда, получают и повышают свою квалификацию. Здесь окончательно определяется жизненный путь многих людей. В учебных кабинетах неказистого барака я ощутил, как серьезно, деловито и усиленно учатся наши люди.

Как летопись борьбы за создание вечернего института из шкафа извлекается довольно пухлая папка с документами. Чего только здесь нет! Обширная переписка с министерствами — своим и высшего образования, с Челябинским политехническим институтом, протоколы рабочих собраний, требующих открытия филиала, заявления отдельных рабочих и служащих об этом же, скрупулезно обоснованные докладные записки, — все это сохранено на память грядущим поколениям. Три долгих года длилась борьба, три года доказывалась необходимость создания института на заводе.

Завод нуждался в своих, местных руководящих технических кадрах. Дело в том, что многие из основателей завода — московские инженеры и техники стремились вернуться в Москву. Москвичи хотели иметь замену, миассцы хотели стать такой заменой. Вот почему, когда еще только начались разговоры об организации вечернего филиала, в отделе технического обучения уже лежало более ста заявлений.

Первым в пачке лежит заявление Геннадия Головачева. Заведующая ОТО так характеризует его: