Марина Друбецкая - Продавцы теней

• Название: Продавцы теней
• Автор: Марина Друбецкая
• Издательство: КоЛибри, Азбука-Аттикус
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01757-3

Захватывающий рассказ о России, которой не было… 20-е годы прошлого века, большевистский заговор раскрыт, стране удалось избежать революционных потрясений. Однако мятежные страсти XX столетия разыгрываются на площадке кинематографа — новейшего и грандиозного искусства, оказавшегося в эпицентре событий эпохи.

В романе «Продавцы теней», словно в неверном свете софитов, затейливо переплетаются жизнь и киноистории, вымысел и отражение реальности — строительство «русского Голливуда» на Черноморском побережье, образы известнейших режиссеров и артистов. Увлекательное чтение, призывающее задуматься об истории страны, о сущности власти, о природе таланта, о совместимости гения и злодейства и, конечно, о всепобеждающей силе любви.

---

Тут входная дверь отворилась, и появились Жорж с Лизхен и Ленни. Глаза Лизхен засияли сильнее при виде Долгорукого.

— Он сладкой стал добычей хищным птицам! — проговорил Жорж, туманным взором оглядывая Долгорукого. — Королева! Клеопатра! Все, чем пленяются очи мужей, даровала богиня! Хочешь, мы тебе с Эйсбаром заткем эти мерзкие голые деревья шелковой листвой? Хочешь? Он теперь богатенький! А вот, кстати, и он! Выходите, Эйсбар! — Эйсбару ничего не оставалось делать, как вылезти из машины. — Кстати, богатенький, можешь себе представить, оказывается наша Елен-н-ни прр-рек-расная еще не видела полотна великого мастера! Ее, видите ли, футуристы отвлекли! Это куда годится? Я сгреб ее в охапку — и айда в кино! У нас весь опять встреча с публикой — теперь в кинотеатре «Арс».

Жоринька трепался, молотя всякую чушь то гекзаметром, то хореем, то переходя на онегинскую строфу, то бросаясь в «Слово о полку Игореве». Он мог так трепаться бесконечно. «Издержки воспитания, — говаривал он. — Мамаша, обезумев от родительской любви, впихнула в меня всю папашину библиотеку. Половое созревание наступило позже».

Ленни радостно улыбалась Эйсбару. Обида, тоска, вечерние вздохи и ночные слезы в подушку — все улетучилось. Она сбежала по ступенькам, протянула руку без перчатки для пожатия — не обниматься же при всех. Оглянулась на Лизхен. Та погрозила ей пальцем: туже завяжи платок и скорей залезай в машину. Эйсбар подал Ленни руку, и ее фигурка скрылась в недрах автомобиля. Лизхен покачала головой — ох уж этот режиссер, еще заставит Ленни наплакаться, но что делать! Она повернулась к Долгорукому. Импрессионисты! Французы! Какой приятный ожидается день!

— Сергей Борисович, наша встреча очень кстати, — Долгорукий задержал Эйсбара, который хотел сесть в автомобиль, и протянул для пожатия руку — новая демократическая мода. — Я как раз хотел вам звонить. Помните нашу беседу с иностранными журналистами в Петербурге, после премьеры?

Эйсбар кивнул. Он помнил тот разговор и то, как один американец сказал: «Вам надо снимать в Индии». Эйсбар удивился: почему? «Человеческие массы, — ответил журналист. — Вас ведь они интересуют?» Эйсбар тогда задумался и не заметил внимательного взгляда Долгорукого, устремленного на него. А тот думал, вертя в руках сигаретку с золотым обрезом: «Индия… Хорошая идея. Услать его в Индию, пока еще можно им управлять. Кумиры часто выходят из-под контроля, а уж этот-то и подавно. С его-то безумными идеями. Пусть остается героем где-нибудь подальше от нас. А заказик мы ему сочиним».

— Почему бы не вернуться к разговору про Индию? — продолжал Долгорукий. — Вы ведь хотите снимать массовые омовения, несуществующую улыбку Будды? Правильно я понял тогда вашу реакцию? Сейчас есть возможность открыть большой проект. Как вам название «Цвет Ганга»? Отправим туда технику, съемочную группу. Англичане давно замысливают разместиться в том регионе. Надо бы их опередить. Это, конечно, их колонии, но в случае с кино на первое место ставятся вопросы оборудования и договоренностей. И то и другое мы вам обеспечим.

Эйсбар смотрел на холеное лицо Долгорукого и думал: надо торговаться. Просить кран для съемок с воздуха? Самолет? Массовка там бесплатная, это понятно. И все-таки, зачем им это нужно? Зачем им вообще Индия? Обогнать англичан? Глупость какая!

— Вы вернете мне негативы сна «ворона»? — спросил он вдруг.

— Вот опять, Сергей Борисович. Их не существует более, и вы это знаете.

Усылать, усылать немедленно! И подальше! Года на два, а то и на три!

— Не очень верю вам в этом вопросе.

— Это все ваше недюжинное драматургическое мышление, господин Эйсбар. Пленки нет — не та ситуация, чтобы оставлять вещественные доказательства. Вы показали себя умелым историком и знаете, какая опасность может таиться в этом стометровом лоскуте. — И он повел Лизхен к своей машине.

Автомобили разъехались в разные стороны, чтобы мельком встретиться на одном из перекрестков. Жоринька рассматривал профиль князя, мечтательно и отчасти сладострастно улыбаясь. Эйсбар проследил за его взглядом.

— Да нет, тут другое, — пробормотал Жоринька, откинувшись на спинку сиденья.

— А Лизхен с тех пор, как ей наскучили ваши эскапады, очень расцвела. Есть женщины, которым идет быть равнодушными. Такой была Лара Рай, во всяком случае, на экране… — отозвался Эйсбар. Ленни посмотрела на него с удивлением.

— А пожалуй, здесь притормозите, — сказал вдруг притихший ненадолго Жоринька, когда они проезжали по Тверской. — Около вывески «Студёнкин и компания». Сейчас я выясню, кто ему компания, а кто нет!

Эйсбар посмотрел на него вопросительно.

— Этот прощелыга должен мне за «Печальные грезы забытой любви». И что-то мямлит и тянет с новым контрактом. А расходы мои требуют, знаете ли, известной упругости в кошельке. Вы, горделивая Ленни, стройностью стана известна, который юношам тихим на зависть — ох, люблю древних авторов, кашей своей наводнили мне уши они, — так вот, пожалуйста, замените меня, Ленни, в «Арсе». Может быть, я подскочу туда к финалу фильмы, а может быть, и нет, если Зевес мне укажет дорогу другую! — Он картинно зажал себе рот, будто бы помимо его воли изрыгающий цитаты, и вылез из авто.

Ленни пожала плечами. Машина тронулась дальше, и Эйсбар, глядя в окно, привлек ее к себе: «Соскучился!»

Начинался вечер, московский холод окрашивался розовым предзакатным светом — он поглаживал пальцами ее тонкую шею, потом нажал сильнее. Ленни вскрикнула.

— Простите, — пробормотал Эйсбар. Он уже привык мять, как упругий гипс, сильную шею Жориньки, с готовностью превращающуюся в идеальный слепок. Размашистый Жорж сам любил играть при нем в прирученного тигра, его это смешило, когда он был в себе, и неплохо раззадоривало после того, как доставал щепотку порошка из заветной серебряной коробочки.

Жоринька взбежал по изогнутой мраморной лестнице конторы Студёнкина, рывком распахнул дверь, ворвался в кабинет, не спросясь, опустился в глубокое кожаное кресло и закинул ногу на ногу. Студёнкин поморщился.

— Ну и что это значит, дорогой мой Владимир Никитич? — по инерции гекзаметром вопросил Жоринька.

— Вы о чем? — Студёнкин сделал удивленное лицо.

— Где гонорар за «Печальные грезы»? — Жоринька перешел на нормальный язык.

— Будет гонорар, будет. К сожалению, не в том объеме, на который мы рассчитывали. Сборы, милый Жорж, весьма подкачали, — заторопился Студёнкин, заметив, как дернулся Жоринька. — Все идут на вашу «Защиту Зимнего». Истории любви стали неинтересны.

— Не верю вам ни на грош, старый вы лис. А что с контрактом на «Безвинную жертву страсти роковой»? Помнится, мы с вами говорили о нем чуть ли не весной.

— Как не помнить. Поймите и меня, Жорж. Весной вы сидите в Петербурге, потом возвращаетесь с, извините, черт знает чем на голове. Как вас снимать, если у вас голова, как после тифа? Все лето отращиваете волосы, а осенью у вас, видите ли, премьера и опять — под скобку. Вот и пришлось…

— Милославский? — прошипел Жоринька.

— Милославский, — удрученно вздохнул Студёнкин, разведя руками.

— А вы негодяй, любезный Владимир Никитич. Слово свое не держите! — Жоринька в ярости вскочил и занес было кулак, чтобы ударить Студёнкина, но только рассек воздух, выругался и выбежал из кабинета.

…У входа в кинотеатр «Арс», на стене которого красовался плакат с перерисованной грубыми мазками фотографией Ленни: Александриди-«ворон» на крыше, — их уже ждала директриса. Ленни увидела остановившийся взгляд зверька и инстинктивно прижалась к Эйсбару.

— Пожалуйста, прямо на сцену! А где господин Александриди? Какая жалость! Тут столько специальных гостей! — охала директриса. — Госпожа Оффеншталь? — Она смерила Ленни плачущим взглядом: слабая замена! — Известный художник фотографии? Единственный хроникер, допущенный к съемкам? — повторяла она слова Эйсбара.

Зал. Опять полный. Лампы ударили Ленни в глаза — она никогда не бывала раньше в лучах рампы: оказывается, все растворяется тут, на сцене, в этих лучах. Директриса вещала, выйдя на край подмостков. Что именно она говорила, было непонятно, но голос ее плыл над залом, как густой дым. Потом вперед шагнул Эйсбар и молча поклонился. То же самое сделала и Ленни. Потом они прошли коридорами и оказались в ложе. Бархат, кресла, диван, портьеры. Дверь закрылась снаружи, они остались одни. Эйсбар достал коробку с папиросами.

— Лисица разрешила здесь курить.

Язычок пламени от спички мигнул в темноте, поднялся занавес, и светлеющий экран осветил тлеющий край папиросы, жесткую линию губ. Фильма началась.

Ленни устроилась в кресле, а Эйсбар полуприлег на диване. Тапер лихо бил по клавишам. Впрочем, как и на предыдущем сеансе, очень неплохой пианист — в сопровождении оркестра дали только несколько сеансов, но было сделано переложение для рояля, которое нравилось музыкантам, в том числе отменным солистам. «Надо подойти после окончания и поблагодарить его», — подумал Эйсбар.