Артур Мейчен - In convertendo. Рассказы

• Название: In convertendo. Рассказы
• Автор: Артур Мейчен
• Издательство: Энигма
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-94698-027-0

«Артур Мейчен никогда не писал для того, чтобы кого-то поразить, он писал потому, что жил в странном мире и прекрасно это чувствовал и осознавал», — отмечал Х. Л. Борхес. «Алхимия слова», которой он владел во всей полноте, позволяла ему оживлять на страницах своей прозы замутненные, полустертые временем образы давно забытых легенд и традиций, чересчур схематичные формулы «тайноведения», превращая их в «живое чудо».

В сборник Артура Мейчена «IN CONVERTENDO» вошли избранные рассказы и эссе разных лет.

---

Было и еще кое-что. За год до описываемых событий кто-то проник в дом мистера Харрисона, пока тот находился на «наставлении» — пуритане все еще были сильны в 1659 году, — и взял 140 фунтов. Мировой судья, пользуясь покаянным настроением Джона, спросил, не знает ли он что-нибудь об ограблении. Конечно же, он знал. Ричард взял деньги и спрятал их в саду. Сад обыскали, но ничего не нашли.

На сентябрьской выездной сессии суда присяжных все трое предстали как обвиняемые и ограблении, отягченном убийством. Судья, сэр Кристофер Тернер, отказался вести дело об ограблении и убийстве за отсутствием трупа. Что касается ограбления — ограбления 1659 года, — обвиняемые сначала говорили о своей невиновности, а потом, последовав доброму совету, признали себя виновными и были помилованы на основании Королевской амнистии. Позднее они опять заговорили о своей невиновности.

В 1661 году весной все трое вновь предстали перед судом, который вершил сэр Роберт Хайд. Признание Джона было расценено как свидетельское показание. Но Джон заявил, что был не в себе и ничего не помнит. Всех троих признали виновными в убийстве Уильяма Харрисона и казнили на Бродвей-Хилл в виду Кэмпдена. Первой повесили мать — Джоан Перри. Ёе считали ведьмой, наложившей заклятье на своих сыновей, отчего, пока она была жива, они не могли признаться в своей вине. Потом на виселицу взошел Ричард и умер, клянясь в своей невиновности и умоляя брата сказать все, что он знает, о мистере Харрисоне. «Упрямый и злой» Джон был последним и заявил, что не обязан ннкому ни в чем признаваться. Тем не менее, в конце концов он сказал, что ничего не знает о смерти хозяина, однако добавил, что когда-нибудь правда откроется.

Так и случилось. Прошло немногим меньше двух лет, как мистер Харрисон возвратился в Кэмпден.

Он рассказал о своих приключениях в письме, адресованном сэру Томасу Овербери, рыцарю, из Бортона (недалеко от Кэмпдена), что в Глостершире. И начал с самого начала.

«Был сезон жатвы, когда в четверг вечером я отправился в Чаррингворт собрать арендную плату для моей госпожи Кэмпден, а так как арендаторы работали в поле и возвращались домой поздно, то и я припозднился в Чаррингтоне. Хотя рассчитывал получить много денег, на руках у меня было всего двадцать три фунта; по дороге обратно (по узкой тропе в зарослях дрока) я встретил всадника, который спросил: „Это ты?“ Испугавшись, что он затопчет меня, я ударил его лошадь по морде, а он ударил меня мечом несколько раз и поранил мне бок, хотя я защищался (моей легкой тростью), как мог. Потом кто-то сзади ударил меня по ноге и, схватив за воротник дублета, потащил к живой изгороди, находившейся неподалеку. Потом пришел еще один, но денег они не взяли, а посадили меня на лошадь позади одного из них, заставили обхватить его руками и надели мне на руки что-то вроде кандалов, потому что я слышал щелчок, после чего они накинули на меня широкий плащ и повезли прочь. Уже давно наступила ночь, когда мы остановились возле стога сена, находившегося рядом с каменной ямой; там они отобрали у меня деньги, и это было за два часа до рассвета (так сказал один из них). Спустив меня в яму, они оставались там еще (как мне показалось) около часа. Когда же они опять привели лошадь, то потребовали, чтобы я вылез из ямы, а на мой вопрос, что они собираются со мной делать, ведь деньги уже отобрали у меня, один из них ударил меня; потом они вместе вытащили меня наверх и, прибавив к моим деньгам еще много денег, посадили на лошадь. В пятницу вечером, перед самым закатом солнца, они внесли меня в дом… почти мертвым, потому что я был весь в синяках из-за тяжелых кошелей с деньгами. Увидев, что я не могу ни стоять, ни говорить, женщина, которая была в доме, спросила, не принесли ли они ей покойника? И те люди ответили, что я не покойник, а их друг, который тяжело ранен и которому требуется помощь лекаря. На это она сказала, что, если они не поторопятся, я умру еще до прихода лекаря. Тогда они положили меня на подушки и позаботились о том, чтобы никто не входил в комнату, кроме одной маленькой девочки; сами же оставались в доме — дали мне суп и напоили бренди. Утром, очень рано, меня вновь посадили на лошадь, и около трех или четырех часов мы уже были на побережье в местечке Дил, где они положили меня на землю. Один из них остался со мной, а двое других отошли в сторону, чтобы поговорить с подошедшим к ним человеком. Я услышал, как они упомянули семь фунтов, после чего все трое исчезли, но через полчаса вернулись.

Мужчина (как я потом узнал, его звали Реншо) сказал, что боится, как бы я не умер, прежде чем меня доставят на борт, после чего меня уложили в лодку и отвезли на корабль, где перевязали мои раны. На корабле я оставался недель шесть, в течение которых, несмотря на отсутствие заботы, оправился от ран и слабости, а потом пришел капитан корабля и сказал мне (и остальным, пребывавшим в том же положении), что он обнаружил три турецких корабля. Мы предложили ему свою помощь, но он приказал нам держаться вместе, заявив, что справится с ними без нас. Немного погодя он призвал нас наверх, и когда мы поднялись на палубу, то увидели рядом два турецких корабля. Нас перевели на один из них и поместили в трюм, так что я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мы приблизились к берегу. Потом нас ждало двухдневное путешествие по суше, после чего мы оказались в большом доме или тюрьме, куда через четыре с половиной дня пришли восемь человек, по-видимому, офицеры, чтобы посмотреть на нас. Они задавали нам вопросы о том, кем мы были в прошлой жизни. Один сказал, что он был хирургом, другой — искусным ткачом, а я (после того, как вопрос был повторен несколько раз) сказал, что немного понимаю в лекарствах. Нас троих отвели в сторону, и меня взял с собой степенный аптекарь, которому было восемьдесят семь лет. Он жил недалеко от Смирны, недавно побывал в Англии и знал Кроуленд, что в Линкольншире, который предпочитал всем остальным английским городам. Ему был нужен кладовщик, и он дал мне серебряную чашу с двойной позолотой, чтобы пить из нее; в основном я работал в кладовой, но однажды меня послали собирать хлопок, а так как я не справился, то аптекарь нанес мне весьма чувствительный удар, повалил на землю и уже вытащил нож, чтобы прирезать меня, но я с мольбой протянул к нему руки, и он, топнув ногой, отвернулся… Пробыл я у него год и девять месяцев, а потом (в четверг) мой хозяин заболел и послал за мной. Назвав меня по своему обыкновению Боллом, он сказал, что умирает и что я должен позаботиться о себе. Умер он в субботу, и я тотчас отправился, взяв свою чашу, в ближайший порт, который был в сутках пути… Добравшись до него, я обратился к двум мужчинам, сошедшим с корабля, прибывшего из Хэмборо и через три-че-тыре дня отплывавшего в Португалию. Я спросил, нет ли там корабля, который направляется в Англию, но так как такового не было, то попросил их взять меня на свой корабль, однако они ответили, что боятся досмотра».

Пожалуй, пора немного сократить рассказ мистера Харрисона. Ему удалось найти еще одного человека с того же корабля, который провел его на борт, — подействовало то, что мистер Харрисон показал ему позолоченную чашу. Его поместили едва ли не в трюм, «в очень неудобное место», однако турки его не нашли, и в конце концов он оказался в Лиссабоне, свободный, но без гроша в кармане. К счастью, ему удалось познакомиться с неким англичанином, уроженцем Висбича, который оплатил его проезд до Дувра, и на благочестивом выражении приличествующей случаю благодарности мистер Уильям Харрисон закончил рассказ о своих приключениях, о пережитых опасностях и счастливом спасении.

Итак, заметили вы или нет, но я пересказал всю историю, не делая замечаний и не вставляя комментариев. А не делал я этого, потому что не имею представления, есть ли во всей этой истории хоть слово правды. Мой источник — «Государственные суды», а если так, то, казалось бы, о более солидном свидетельстве можно только мечтать. А вот и нет. Отчет в «Государственных судах» — всего лишь перепечатка памфлета, появившегося в Лондоне в 1676 году:

«Правдивый и полный отчет о следствии, признании, судебном процессе, осуждении и казни Джоан Перрн и двух ее сыновей Джона и Ричарда Перри, обвиненных в убийстве Уильяма Харрисона, жителя Лондона, напечатанный для Роланда Рейнольдса, Арундел-Гейт, рядом с церковью святого Клемента в Стрэнде, 1676».

В памфлете указано в качестве источника письмо сэра Т. О. [47] Т. Ш. [48], лондонскому аптекарю, но так как оба джентльмена недоступны для допроса, то ничего нельзя доказать наверняка. Конечно же, в истории много невероятного. На первый взгляд, самым невероятным является поведение Джона Перри, лишившего жизни не только себя, но и своих мать и брата. Однако такие прецеденты случаются. Вплоть до наших дней люди признаются в убийствах, которых не совершали, а во времена Джона Перри женщины по доброй воле признавались в участии в жутком ведьмовском шабаше.{93} Если Уильям Харрисон написал правду, то Джон Перри был сумасшедшим, подверженным истерикам. С другой стороны, осуждение и казнь за убийство при отсутствии corpus delicti[49] — другими словами, не было трупа или хотя бы идентифицируемой части трупа. Неужели такое было возможно? Увы, да. Хоть это и противозаконно. Гражданское право в таких случаях запрещает вынесение обвинительного приговора. Лорд Хейл говорил: «Я никогда не вынесу обвиняемому в убийстве приговор, если у меня не будет прямых доказательств преступления или хотя бы трупа». Однако очевидно, что это дело было отдано на откуп судье, ибо лорд Хейл приводит в пример два случая, когда обвиняемые были повешены за убийство, а их жертвы оказывались живыми. Так что в этой части истории нет ничего неправдоподобного. Как мы видели, первый мировой судья, сэр Кристофер Тернер, был одного мнения с лордом Хейлом и отказался выносить приговор Перри из-за «отсутствия трупа». Но другому мировому судье, сэру Роберту Хайду, отсутствие трупа не помешало.