Марлена де Блази - Амандина

• Название: Амандина
• Автор: Марлена де Блази
• Издательство: Эксмо, Мидгард
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-50560-9

Новый роман Марлены де Блази посвящен истории жизни трех поколений семьи графов Чарторыйских. Краковские дворцы и соборы, парижские отели, католический монастырь на юге Франции и скромная нормандская деревушка — вот фон, на котором разворачиваются события жизни главных героев. Отданная на воспитание в монастырь незаконнорожденная девочка, отпрыск аристократической семьи, отправляется в путешествие по оккупированной Франции в поисках своей матери, сталкиваясь в пути как с человеческой низостью, так и с примерами подлинного благородства и высокого духа.

---

Амандина, сидящая на ряд впереди женщины, повернулась, чтобы окинуть ее взглядом. Девочка хотела объяснить, почему им не должны быть безразличны мадам де Базен, Польша, Шопен, и искала точное слово, но не могла вспомнить и вместо этого прижала палец к губам, чтобы попросить тишины. Когда мадам вернулась на место, Амандина повернулась к ней, оперла подбородок на кулачок и слушала дальше.

По дороге домой Амандина спросила у Изольды:

— Как сказать, когда ты можешь чувствовать то, что чувствует кто-то еще?

Изольда задумалась.

— Ты говоришь о сопереживании?

— Да. Сопереживание.

И так очарована была Амандина Констанцией де Базен в то воскресенье, что она провела следующий вторник и последующие за ним вереницей другие вторники с нею в шато. С Шопеном, фортепиано и сырными булочками мадам Теклы.

Каждую неделю девочка проводила приблизительно около часа за инструментом под нежным руководством мадам и постепенно восстановила потерянную технику. Мадам снабжала ее тетрадями, нотами и подробными лекциями, а где-то через месяц после начала занятий она нашла ей фортепиано.

Спинет, белый, приземистый, треугольной формы, со звуком скорее напоминающим клавикорды, чем истинное фортепиано, был доставлен однажды вечером к дому Катулла на телеге, запряженной лошадью, перенесен внутрь тремя фермерами мадам, и поставлен под руководством Катулла в гостиной, в то время как Изольда наблюдала со стороны, воинственно скрестив руки на груди, а Амандина благоразумно пыталась сдержать ликование.

В один из вторников Констанция де Базен объявила:

— Сегодня я буду танцевать для тебя. Я покажу танец, который выучила еще ребенком. Я не вспоминала о подобных вещах годы и годы, но сегодня, сегодня…

Услышав слова мадам, увидев, как она суетится с граммофоном, Амандина вспомнила Соланж и Доминик и как наяву услышала голос немецкой певицы, поющий песню солдат. Она хотела просить мадам отложить занятие на другой день, но она уже приняла позу, послышалась музыка. Мелодия заворожила девочку, она почувствовала, как уходит горечь, мадам двигалась так легко и изящно. Через несколько тактов руки и ноги Амандины задвигались сами. Она поднялась и начала танцевать. Как если бы она знала этот танец, как если бы она помнила движения. Так могло быть? Как это возможно? Конечно, невозможно. И все же она танцевала. Что она слышала в музыке? Могла ли почувствовать свою принадлежность к ней? к этой музыке? к этому танцу? Прикрыв глаза, Амандина танцевала самозабвенно, ловкая и грациозная, как ее мать в ту ночь, когда она влюбилась в Януша. Если тот, кто видел танец Анжелики тогда, мог сегодня наблюдать за Амандиной, он бы сказал: «Какая мать, такая же и дочь». Можно было предвидеть.

Констанция де Базен с изумлением наблюдала за Амандиной. Каждая в своем углу комнаты, они скользили по темному мраморному полу.

Когда музыка закончилась, девочка открыла глаза, подошла к Мадам и присела в грациозном реверансе. Констанция дотронулась до ее щеки, смахнула слезинку, вернула реверанс.

— Dobrze zroblony, piekna dziewczyna. Хорошо исполнено, красивая девочка.

— Это ваш собственный язык? Польский язык?

— Да.

— Мне нравится как он звучит. Все эти «ж» и «дж». Вы иначе выглядите, когда говорите по-польски. Я слышала, как вы говорили с Теклой. Вы становитесь более мягкой, юной. И во французском у вас особые интонации, более музыкальные, напевные. На вас влияет музыка вашей родины?

— Должно быть, музыка.

Из тяжелого хрустального графина Констанция де Базен налила прозрачный тягучий ликер в серебряную рюмочку. Села на диван, пригласила девочку устраиваться рядом.

— Ты никогда ничего не рассказывала о себе. О своей семье.

Амандина смотрела вниз на свои руки, сжимая и разжимая кулачки.

— Мне нечего рассказать. Я ничего не знаю. Соланж Жоффруа была моим опекуном, и она…

— Я слышала о ней от месье Катулла. Но не считала нужным говорить об этом с тобой. Думала, так будет лучше.

— Да, когда-нибудь я смогу говорить о Соланж. Я хотела бы рассказать о ней мадам Изольде и месье Катуллу, и вам, возможно. Но пока…

— Кто твои родители?

— Неизвестно. Ни мне, ни тем, кто окружал меня с рождения. Господин Катулл говорит, что моя мать сама должна найти меня, потому что у меня нет никакого способа найти ее. Когда он так сказал, мне стало немного легче. С тех пор как я помню себя, я всегда думала о том, как я начну искать ее, и никогда не думала, что, может быть, и она меня ищет.

— А имя? Твое имя?

— Имя мне дал епископ. Тогда мы жили в женском монастыре. Соланж назвала меня Амандиной, а позднее епископ Фабрис присоединил к нему имя своей матери, Жильберта, и свое собственное — Нуаре де Креси. Я никогда не пыталась пересказать вслух все, что я помню, с тех пор как начала осознавать себя. Воспоминания. Со мной всегда была Соланж, и так как она знала все обо мне, и у меня не было близких друзей, я не умею говорить об этом.

— Я понимаю.

— Господин Катулл и мадам Изольда — мои первые друзья. Скажем так, первые, кто еще не умер. Была Доминик, но мы с ней провели вместе всего несколько дней. О, и конечно вы, мадам. Я сожалею, что я не могу рассказать о себе больше, но я не знаю…

— Иногда мы находим себя в самых неожиданных местах, Амандина.

Констанция де Базен все еще сидела на диване, потягивая сливовицу из серебряной рюмочки, и думала о следующем.

Если в девочке нет польской крови, то и я не полька. Форма ее рук, то, как она касается клавиатуры, как держит книгу, расставляет цветы, пользуется столовыми приборами. Даже свою убогую одежду носит не без элегантности. Да, да, конечно, монастырское воспитание, пансион благородных девиц… тем не менее есть в этом ребенке что-то большее. Как она двигалась под музыку. Ее еще детский голос. Голос крови не такой уж редкий феномен. Толстой описал его в сцене с танцем Наташи Ростовой в деревне. Инстинкт, право рождения. Почему это не может быть верно для Амандины? Все, что приходит теперь на ум, слово «zal». Даже если бы я хотела, я не смогла бы объяснить девочке, что такое zal. Составная часть польской души. Сожаление, траур, горе, меланхолия. Чувство вины. Все там. Она мучается вопросом, нет ли ее вины в гибели Соланж. Она борется с этим. Амандина, вероятно, думает, что именно в ней была причина, заставившая ее родителей бросить ее. Бог знает, какую тяжесть она несет в душе. Zal. И все же она держит себя в руках, гордо держит голову, работает, учится и улыбается. А если она полька? Что бы изменилось, если я или она об этом узнали бы? Сирота, возможно знатного происхождения, оставленная в монастыре. Довольно заурядная история. Чей-то грех. Но такая изящная. Еще немного, и я поверю, что забота о ней и ее воспитание — мое жизненное предназначение. Ее сегодняшний танец против моих собственных zal. Если Бог поможет нам, думаю, я на верном пути. Поскольку она становится старше, Катуллу будет необходима помощь с взрослеющей девочкой. Вот если бы вернулась Доминик, но… А глупая Изольда никогда не даст ребенку того, что могу дать я. Выход один — мы с Катуллом должны пожениться. Он любит ее до безумия. Он — один, и я одинока. Девочка тоже одна.

Убедив себя вышеприведенными доводами, что она и Катулл должны пожениться, Констанция де Базен в ближайшее воскресенье вызвала его на разговор. Пригласив прогуляться по саду, она описывала свои впечатления от ребенка, от ее таланта, который заслуживает пестования, о тонкой душевной организации и самобытности.

— Что вы скажете о моем искреннем желании посвятить себя этому ребенку? Поскольку у меня нет никаких других обязательств, я могу сделать то, что не сможете вы по разным причинам. И ваша экономка не справится. Позвольте мне заняться Амандиной.

— Нет. Боши забрали трех моих детей, и я не отдам вам четвертую. Вот как я думаю о ней. Она — мой ребенок.

— Согласна, вы давно считаете ее своей дочерью, в этом я и не сомневалась.

— Тогда о чем мы говорим?

— Вы оба могли бы перебраться ко мне. Или, что будет более уместно, я — к вам.

— Да вы что? Покинуть благоустроенное шато ради моего значительно более скромного дома? Вы этого хотите, мадам?

— Не для того, чтобы стать хозяйкой, но добавить изящества. Вы должны признать, что в этом-то вы испытываете недостаток, месье. Мое присутствие стало бы неплохим дополнением.

Катулл осторожно коснулся ее щеки, испытывая ее и задавая себе вопрос, может ли эта совершенная женственность не отпрянуть перед далеко не нежными руками фермера.

— Вы действительно готовы бросить все к…

— Похоже, месье, я шла к этому всю свою жизнь.

Как если бы господин Катулл согласился на ее предложение, Констанция де Базен начала приводить в порядок вещи. Она откладывала и упаковывала то, что планировала перевезти за два километра в дом Катулла, и решала, что должно быть убрано в чуланы шато. Она послала в Париж за одеждой, которую еще возможно приобрести, чтобы пополнить гардероб Амандины. Она устраивала небольшие чаепития и завтраки, и всегда девочка сидела подле нее. Но больше всего ее занимал званый ужин, в который он вложила всю свою изобретательность и имеющиеся запасы, — человек на двенадцать приглашенных. Скромное торжество, во время которого, была уверена мадам де Базен, месье Катулл объявит, что он и она, с благословения их любимой Амандины, решили пожениться. Хотя она не до конца объяснила свои намерения Катуллу, а он не высказал полного понимания, мадам верила в его догадливость, его чувство чести. Несмотря на то что месье действительно обладал всеми перечисленными качествами, он отказался от стула во главе стола, предпочтя место среди соседей, и встал, только чтобы сказать тост за великодушие и гостеприимство мадам. Констанция де Базен склонила голову, помахала кокетливо рукой, отказываясь от похвалы, обвела сияющими глазами дорогих гостей, улыбаясь каждому. Бой проигран — zal — но битва впереди, подумала она и поднялась, чтобы пригласить всех в сад.