Александр Сапсай - Семейная реликвия. Ключ от бронированной комнаты

• Название: Семейная реликвия. Ключ от бронированной комнаты
• Автор: Александр Сапсай
• Издательство: Астрель, АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-042912-7

Проклятая икона, принадлежавшая, согласно легенде, самому Емельяну Пугачеву.

Икона, некогда принадлежавшая предкам Ольги, — но давно утраченная.

Теперь след этой потерянной реликвии, похоже, отыскался… И путь к иконе ведет в прошлое Ольги, во времена ее детства, проведенного в тихом южном городе.

Однако чем ближе Ольга и ее муж, смелый и умный журналист, подбираются к иконе, тем яснее им становится — вокруг бесценной реликвии по-прежнему льется кровь.

Проклятие, довлеющее над «Спасом», перестанет действовать, только когда он вернется к законным владельцам.

Но до возвращения еще очень далеко!..

---

«А ташкентская речка Салара будет раем казаться тогда…», — улыбнувшись, чуть слышно вновь напел Геннадий засевший в памяти куплет ресторанной песенки, подъехав к дому сестры на юго-западе Москвы, прямо напротив церкви, в которой собрались отпевать так и не рассказавшего об их семейной иконе Вогеза.

ГЛАВА ВТОРАЯ «Пропах наш город сладостью восточной…»

Татьяна, сидя за кухонным столом родительского дома, беседовала за чаем с соседкой, интеллигентной женщиной, районным врачом-терапевтом Людмилой Сарычевой, муж которой был известным в городе хирургом-онкологом. Отец ее — полковник в отставке, фронтовик, так же, как и Александр Иванович, преподавал историю КПСС в техническом вузе. Однако в связи с тем, что их дочь Лариса надумала поступать на филфак Ташкентского университета и больше никуда, Людмила решила заранее проконсультироваться по этому вопросу именно с Татьяной — во-первых, как с ученым-филологом, а во-вторых, как со старинной приятельницей их семьи. Интересовали Людмилу многие детали: порядок подготовки и сдачи экзаменов на филологический факультет, главным образом на романо-германское отделение как наиболее популярное, контингент обучающихся там студентов и пр.

— У нас довольно много красивых девочек из самых известных, уважаемых в городе семей. А ребята есть просто талантливые. Некоторые, представляете, уже рассказы свои в «Юности» публикуют, не говоря о наших изданиях, таких как «Звезда Востока». А кое у кого даже есть изданные в Москве поэтические сборники, — рассказывала Татьяна Алексеевна, время от времени беря в руки пиалу с зеленым чаем и подливая чай Людмиле. — Взять, к примеру, хотя бы сегодняшний день. Подошел ко мне студент третьего курса после занятий, небезызвестный, наверное, и вам Виктор Энкер. Его отец сейчас высокий пост в республике занимает — директор Главташкентстроя. Так вот, показывает он мне отпечатанный на машинке лист бумаги со стихами. И говорит, улыбаясь: «Татьяна Алексеевна! Пожалуйста, прочтите и оцените мое творчество. Я вам очень доверяю. Уверен, вам это должно понравиться».

Представляете, Людочка, я читаю и с каждой строчкой удивляюсь все больше и больше. Процитирую дословно вам первое четверостишье, которое запомнила:

Пропах наш город сладостью восточной.
Во рту ужасный привкус от нее.
Я по трубе спускаюсь водосточной,
А мне навстречу говорящее ОНО…

Сами понимаете, кто и что под этим имелось в виду, расшифровывалось в следующем четверостишии. Даже не пойму, как к этому мальчишке относиться теперь. Может, он вообще провокатор. Всякое мы видели за последнее время. Однако парень, скажу я вам положа руку на сердце, очень талантливый. Я сужу не по этому, конечно, шутливому стихотворению. А двое ребят, которые у меня учатся на первом курсе, так просто журналисты от Бога. Уже в «Известиях» столичных печатаются. Большие проблемные материалы о жизни республики пишут. Их фамилии Меликянц и Вулис, может, слышали или читали? Они у нас на факультете еще и юмористическую газету «Утюг» издают, в которой мой муж по линии парткома с большим удовольствием участвует. Просто наслаждение от каждого номера получает и всем рекламирует то, что ребята там пишут. Так что совсем не пожалеет ваша дочь. Ей, думаю, будет очень интересно у нас. Стоит поступать, но конкурс, будьте уверены, очень большой. Нужно готовиться уже сейчас, немедленно. Потом поговорим, а то, может, и с педагогами позаниматься стоит. Учиться у нас — престижно. Сам Рашидов к нам не раз приезжал. А это о многом говорит, вы же понимаете, моя дорогая.

Татьяна Алексеевна на минуту прервалась и, раздвинув занавеску, выглянула через раскрытое окно во двор и ужаснулась.

— Олюшка! Ты где это так испачкаться умудрилась? — всплеснув руками, воскликнула она.

— Алина, мамочка, меня толкнула специально, да еще и стукнула, — наябедничала тут же Оля. — Не буду я с ней играть, она плохая девочка! — громко плача, сквозь слезы выкрикнула дочь, подбежала и уткнулась матери в колени.

— Станислав, а ты что там сидишь в песочнице, как в рот воды набрал? Что же ты за сестренку не заступаешься? Не видишь, что ли, ничего, что вокруг происходит? Она же самая маленькая из вас, — намеренно строго проговорила мать.

— Она сама виновата, мам, играть не дает никому. Ко всем все время пристает, — тоже, чуть было не заплакав и надув губы, пробурчал Стасик. — Всегда она хочет быть главной да чтобы ее только все и слушались. Все время ко всем лезет. Командует…

— Ребята, сейчас разберемся, только вы не ссорьтесь и не плачьте, — быстро скомандовала Татьяна Алексеевна. — А ну живо мыть руки и домой, кушать. Посмотрите только, какие вкусности бабушка вам наготовила.

На город наконец после долгой и казалось бы нескончаемой дневной жары уже опускалась вечерняя прохлада. В саду разливался аромат спелых яблок. С мягким стуком падали с тяжелых, склонившихся ветвей, время от времени разбиваясь о землю, налитые соком абрикосы и громадные красно-желтые персики, благоухали лепешки сладкого светло-зеленого и темно-фиолетового инжира. Свисали чуть не до земли ветви, сплошь усыпанные большими, почти со сливу, вишнями…

Перезрелые гроздья белого и почти черного нежнейшего тутовника, любимого лакомства среднеазиатских гусениц-шелкопрядов, падали и разбивались вдребезги — в тени под невысокими густыми деревьями стояли фруктовые лужи. Соседи вытаскивали через окна во двор прикрепленные к латунным носикам кухонных кранов длинные, узкие черные шланги. Начинался ежевечерний полив двориков и цветочных клумб. Обдавали водой, которую здесь, в Средней Азии, испокон века считали синонимом жизни, и всё вокруг — скамеечки, столики и многое другое, вынесенное специально на воздух из домов для вечерних посиделок с непременным чаепитием. Бывало, поливали дворики наспех и ранним утром, перед работой. Днем же это делать было нельзя, так как цветы на клумбах, кустарники и даже трава на невыносимой жаре и под прямыми палящими лучами азиатского солнца моментально сгорали, а деревья сохли, сбрасывая с себя, как осенью, скрутившиеся в трубочки листья. Поэтому вечерний полив всего и вся, когда земля начинала остывать и люди жаждали прохлады, был для многих жителей — особенно в таких маленьких одноэтажных домиках, как на улице Чехова, — занятием первостепенным. Многие стали высокопрофессиональными поливальщиками. Профессия эта очень ценима на Востоке. Переодевшись в спортивные хлопчатые бриджи, как правило с обвисшими коленками, белые майки, обтягивающие торс, и стоптанные и покорежившиеся от воды башмаки на босу ногу, некоторые, можно сказать, даже священнодействовали, исполняя этот вечерний ритуал, заодно обливая приятным холодным душем носившихся вокруг них мальчишек и девчонок. А любили вечерний полив своих и прилегающих к ним участков за редким, конечно, исключением практически все населявшие узбекскую столицу представители бесчисленных наций и народностей Советского Союза. И — от мала до велика. Не оставили это замечательное занятие даже те люди, которые в связи с начавшимся в республике массовым жилищным строительством, переселились из глинобитных мазанок в многоэтажные кирпичные и бетонные постройки новых жилых районов столицы солнечного Узбекистана. Там были предусмотрены архитекторами небольшие коллективные дворики с непременными фруктовыми деревьями и благоухающими цветочными клумбами. Только здесь жителям приходилось, прижимая конец шланга пальцами, направлять тонкие струйки воды на клумбы и площадки прямо со своих балконов и раскрытых окон. По сравнению с ними обитатели одноэтажного Ташкента имели преимущество — у них были пусть маленькие, но свои собственные огородики со свежим зеленым лучком, петрушкой, укропом, кинзой, райхоном, портулаком и другой зеленью, с маленькими пупыристыми огурчиками и сладкими помидорчиками. А то и аккуратные ровные грядки с клубникой, а также хотя бы несколько бережно охаживаемых фруктовых деревьев и даже несколько лоз винограда.

Не были исключением и Беккеры. Садик у них перед домом на улице Чехова был совсем небольшой, но аккуратненький и очень ухоженный. Алексей, немало сил тративший на работу в нем, по праву гордился делом своих рук, превратив домашний дворик почти в произведение огородно-клумбового искусства. Трава здесь была всегда подстрижена, цветы посажены на постоянно взрыхленных и удобренных клумбах, со слегка приподнятым грунтом: учитывалось и время цветения разных видов и высота стеблей с распустившимися и еще зелеными бутонами. Деревья и кустарники всегда окапывались, а стволы деревьев белились известью. Похож был садик на небольшие, радующие глаз вылизанные и причесанные, буквально картинные участки перед домами в Германии, Австрии, Франции и других странах Европы. Сказалось, наверное, немецкое происхождение Алексея, которое, видно, давало себя знать, хоть и слишком давно, чуть ли не с времен императора Петра Первого, переселились мастеровые Беккеры в Россию. Но корни есть корни — аккуратности, четкости, ответственности, предприимчивости, честности, огромной по российским меркам работоспособности Алексею было не занимать. И не у него одного из тех обрусевших немцев, которые осели навсегда в Узбекистане, в определенных жизненных обстоятельствах проявлялись такие черты. Например, переселенные накануне войны из заволжских степей по приказу всесильного наркома Берии для освоения голодной степи, в частности в выстроенный ими самими целинный город Ержар, бесчисленные немецкие семьи, как было широко известно, в том числе и Алексею Беккеру от близких ему людей, сумели здесь не только выжить, но и построить добротные дома и поселки, обустроить хозяйство. В отличие от ленивых местных жителей они получали несколько урожаев тех же овощей в год, активно используя местные природно-климатические условия.