Алексей Евсеев - Кукук

• Название: Кукук
• Автор: Алексей Евсеев
• Жанр: Современная проза

Этот текст является чисто биографическим и в нём отсутствуют какие-либо вымыслы. Возможны ошибки, неверное восприятие реальности, слежавшиеся воспоминания, невероятные совпадения, но ни в коем случае — фантазия.

Прожив эмигрантом в Германии 11 лет, в 2007 году я решил было вернуться в родной город. В Петербург. Вернувшись, начал писать письма русскоязычным друзьям в Германии, стал рассказывать обо всём том, что им могло быть интересным. Я писал сперва один текст на всех, затем сохранял его под именем адресата, прочитывал, держа друга-подругу в голове, и мысленно обращаясь к нему, вносил корректуры в зависимости от затронутых в нем тем. Очень быстро мне это дело наскучило, и я стал лениво отсылать всем одно и тоже по электронной почте на несколько адресов единовременно. Оттого — что теперь я писал, не имея перед собой конкретного лица, — письма мои сами собой обратились в повествовательную форму. Набралась у меня, таким образом, чёртова дюжина этих полурассказиков.

Этими текстами я продолжительное время разговаривал с самим собой. Забалтывал себя ими от депрессии. И они мне, признаюсь, помогали.

---

Захват

Чувствую притормаживающий рядом автомобиль. Поворачиваю голову на его шум.

Полиция.

Надо же, как неожиданно!

Полицейский-водитель: Hallo! Sind Sie Herr Josef?!.[3]

Догадываюсь, что это обещанная Таней полиция.

Я (равнодушно мотая головой): Nein.[4]

Полицейский: Sind Sie sicher?!.[5]

Я: Ja. Mein Name ist Jew-sej-jew…[6]

Дальше все, что будет говориться по-немецки, я записываю в переводе.

Полицейский: Вы уверены, что Вы не господин Йозеф?

Я утвердительно качаю головой.

Полицейский догадывается по моему внешнему виду, что я именно тот, кого они ищут.

Он (выходя из машины): Ваша жена обеспокоена Вашим состоянием…

Я молчу.

Из машины также выходит женщина-полицейский и преграждает мне путь с той стороны, в которую я направлялся. За моей спиной — стена из кустарника, впереди — машина, по бокам — полицейские. Я в западне.

Мужчина женщине вполголоса: Да, это он.

Она связывается с кем-то по рации и сообщает о том, что меня нашли.

Они вежливо и одновременно просят меня предъявить аусвайс.[7]

Кстати, по странному совпадению, я взял его с собой таки для полиции. Подумал ранее, будучи ещё в квартире, что, а вдруг, они меня ночью где-нибудь остановят… Отчего-то возникла такая мысль…

Ватными руками достаю аусвайс из нагрудного кармана и не знаю, кому из двоих его отдать. Протягиваю мужчине, а надо было женщине. Она забирает его у меня и возвращается в машину. Я думаю о том, что сейчас бы вот рвануть прочь. Там вон — через сотню метров — уже видна тропка, по которой машина не проедет. Не побегут же они за мной. Или побегут?

Полицейский: Ваша жена позвонила нам… Что Вы собирались делать?..

Я: Хочу покончить с собой…

Он явно удивлён моей откровенностью. Второй вопрос следует с заметным запозданием.

Полицейский: Каким образом?

Я: Каким-нибудь.

Далее идут бесконечные расспросы — почему да зачем. Глупо играть в молчанку, и я отвечаю на вопросы — честно и прямо.

Полицейский: Вы поссорились?

Я: Нет. Мы расстались мирно.

Он: Вы её били?

Я (удивляясь вопросу): Нет…

Никогда не бил.

К нам подходят два мальчугана. Им интересно: полиция, задержанный, что-то случилось…

Полицейский: Валите отсюда!

Они, молча, смотрят на него.

Полицейский пытается их прогнать.

Всё это время женщина ведёт переговоры по рации, считывая мою информацию с аусвайса. Мне уже ясно, что просто так они меня не отпустят. Немного стыдно за то, что так глупо попался. Почему не пошёл другим путём? Тогда бы меня уже не нашли, ушёл бы «огородами» в лес. Жаль, не догадался. Не знал, что полиция так оперативна. Да я о полиции и не подумал. Забыл о ней тут же, как помахал Тане. Мысли даже не мелькнуло, что меня вычислят. Просто дышал этим своим предсмертным воздухом и топал.

Опять желание пробежаться, но не решаюсь — а вдруг всё-таки побегут за мной, догонят (я ведь не спортсмен) и будет стыдно на всю катушку. Вокруг уже скопилось несколько человек, наблюдающих нас.

Два десятка вопросов, два десятка ответов.

Полицейский: Вы употребляете наркотики?

Я: Нет.

Он: Вы принимаете медикаменты?

Я: Нет.

Он: Что нам теперь с Вами делать, господин Josef? Простите, господин (неудачная попытка произнести мою фамилию)…

Я: А какие есть варианты?

Он: Мы отвезём Вас добровольно к врачу…

Я: А если я откажусь?!

Он: Тогда… нам придётся доставить Вас в участок…

Всё говорится предельно вежливо.

Я: …Ясно. А из участка опять-таки к врачу…

Он начинает мне объяснять почему «насильно». Мол, я могу себе «навредить», находясь в том состоянии, в котором я сейчас нахожусь, а им бы этого не хотелось, да и по закону…

Я: Ok.

Не дослушав его, я делаю шаг к машине, чтобы залезть в неё на заднее сидение, забиться там в угол и замолчать. Дверца заперта. Полицейский вежливо останавливает меня и просит позволения на обыск. Ja, bitte![8] Развожу руки в стороны. Ничего подозрительного не найдено. Я могу садиться в машину, но только с другой стороны. Видимо, сидеть за спиной водителя не положено. Женщина выходит из машины и пересаживается на заднее сидение рядом со мной — лицом ко мне и так на протяжении всего пути. Мне сказано пристегнуться. Двигаемся в путь, на протяжении которого мне приходится по второму разу рассказывать всё то же самое. На этот раз женщине. Я рассказываю, или точнее сказать — коротко отвечаю на вопросы, сам же думаю: какого чёрта им всё это нужно знать?! Любопытство? Привезут в психушку, и будь здоров! Или же для исчерпывающего рапорта?

Привезли, однако, не в больницу, а в полицейский участок. Linden.[9] Начали обзванивать врачей. Несколько раз пересказывают ситуацию со мной. По всей видимости, их отсылают от одной инстанции к другой. В конце концов, договариваются с кем-то. Мне сообщают, что сейчас через какое-то время приедет врач. Предлагают что-нибудь выпить. Я отказываюсь. Сижу тупо около часа. Гляжу по сторонам: ничего интересного. На стене замечаю плакат «Карги»[10]: «Krisentelefon: Zwangsheirat».[11]

Начал думать о детях. Два часа назад я отвёл Севу в школу на занятия гитарой. Что он подумает, вернувшись домой и не найдя меня там?.. Что с Настей? Начинаю плакать. Ухожу в туалет. Реву разве что не в голос. Возвращаюсь, предварительно обсохнув, и прошу наконец-то воды. Во рту дурной привкус. Женщина приносит мне пластиковый стаканчик из-под йогурта или кефира с доверху налитой водопроводной водой. Думаю, что мог бы и в туалете из-под крана попить. Делаю лишь один глоток.

Приехали врачи: женщина и мужчина. Поздоровались. Сначала очень долго общаются с полицейскими в другой комнате (я слышу отрывки разговора, ничего интересного), затем возвращаются ко мне. Вопросы-ответы. Заметно, что они больше наблюдают за мной, за моим поведением, нежели слушают мои россказни. Женщина постоянно смотрит в глаза. Я ей в ответ. Играем в гляделки.

Депрессия от всех этих ерзаний по открытым ранам взяла своё, разлилась по всему телу. Я лишь сдерживаюсь от того, чтобы опять не расплакаться. Врач-женщина отходит ещё раз переговорить с полицейскими. Врач-мужчина задаёт для проформы пару вопросов и оставляет меня в покое. Сидим, молчим.

Возвращается женщина и говорит, что меня сейчас отвезут в клинику, в которой есть отделение, специализирующееся на суицидальных случаях. Там мне помогут. Меня спрашивают — не против ли я. Я понимаю, что альтернативы опять не будет, и говорю, что нет, не против. Мне всё равно.

Меня отводят в соседний кабинет (тащусь туда, забрав с собой зачем-то стаканчик с водой) и вторично (уже более тщательно) обыскивают. Опять-таки ничего, кроме телефонной карточки, трёх жетонов для питерского метро да пары евроцентов, не найдено. Обыскивая, извиняются за эту необходимость. Тем не менее, мне очень неприятно. Чувствую себя глупо. Я же не вены резать собирался, не травиться… ножа, таблеток не припас, горЫ же у меня в карманах не найти. Выводят обратно в холл. Я опять не знаю, куда деваться с этим стаканом. Ставлю его на стол и забываю о нём. Сижу какое-то время, рассматриваю стенд со значками отличий полицейских. Через четверть часа уводят в кабинет начальника. На полу я тут же замечаю свои вещи. Кто-то съездил за ними к Тане. Зачем она отдала им сумку с компьютером?! Чтобы я потом к ней по этому случаю не заявился, что ли?!.

Мне дают мой кошелёк, из которого полицейские выудили медицинскую карточку. Я забыл её выбросить, покинув пределы Германии полгода назад. Говорю полицейскому, что она больше не действительна, объясняю почему. Мне отвечают, что разберутся.

Начальник участка сообщает мне, что заказал машину из клиники и через полчаса меня увезут в Вуншдорф. Говорит мне также, что по заключению врача я нахожусь в эдаком состоянии, что в любой момент готов броситься под трамвай — в том случае, если меня отпустят на волю. Он сожалеет о принятых против меня мерах. Желает мне всего доброго и советует после прохождения лечения уматывать (нет, не «уматывать», конечно, а вежливо «уехать») в Питер, оставив тем самым свою бывшую жену в покое. Так, он считает, будет лучше. (Я только что хотел оставить её в покое навсегда, так, чтобы потом не донимать её даже телефонными звонками, но мне этого не позволили…) Мне возвращают аусвайс и медицинскую карточку.

Врач-женщина говорит, что мне очень повезло: дежурный врач сегодня в больнице — выходец из Питера. Мы, мол, быстро найдём с ним общий язык.

Прибывают санитары. В комнате шефа скопилась толпа, связанная с моей историей: сам шеф, два полицейских, которые меня отловили, два, которые меня обыскивали в участке, два врача и два санитара. 9 человек. Чувствую себя неловко при такой-то процессии.

Was kostet das alles zusammen?[12]

Беру свои вещи.

Все с сожалением смотрят на меня. Из-за того, что с каждым из них я уже пообщался, они, видать, чувствуют себя приобщёнными к моей персоне, замаранными в моей истории. Прощаюсь со всей группой одним кивком головы и следом за одним из санитаров выхожу на улицу.