Хорст Бастиан - Тайный Союз мстителей

• Название: Тайный Союз мстителей
• Автор: Хорст Бастиан
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1968

«Тайный Союз мстителей» — первая большая книга немецкого писателя Хорста Бастиана (ГДР).

Действие романа происходит в немецкой деревне Бецов, в первые послевоенные годы.

В центре повествования — история группы мальчишек, которые ставят перед собой романтическую цель: мстить за несправедливость, бороться за правду и свободу.

В деятельности мстителей причудливо сочетаются благородные и низкие поступки, правые и преступные дела. Постепенно, ценой больших испытаний и потерь, ребята находят верный путь в жизни и надежных друзей.

Роман печатается с небольшими сокращениями.

---

— Ты вправду так думаешь? — тихо спросил он Альберта.

— Точно!

— Мне кажется, ты обо всех плохо думаешь, — проговорил Друга, грустно улыбнувшись. — А люди бывают и хорошие!

— Вот чудило! «Люди бывают и хорошие»! Сказал тоже! Когда спят — все хорошие, а вообще — нет. К примеру, лежат двое в одной кровати и то во сне один у другого одеяло норовит стащить. Так-то. «Люди бывают и хорошие»! Мура!

— Мама у меня хорошая, — тихо произнес Друга.

Альберт с презрением взглянул на него.

— Тоже мне маменькин сынок нашелся!

Друга промолчал.

— Ты, может, воображаешь, что я тебе на большой перемене помочь хотел? — спросил Альберт.

— Может быть, — неопределенно ответил Друга.

— Как это понимать «может быть»?

— У тебя, наверное, были и другие мысли.

— Какие?

— Некоторые люди не любят принимать подарков, думают: как бы не пришлось отдариваться. Я тебе дал свою тетрадь, а ты вступился за меня, чтобы мы с тобой квиты были.

Альберт задумался. Потом сказал:

Может, оно и так… — Помолчав немного, он добавил: — А ты хитер, парень!

Они медленно шли по деревенской улице, каждый думал о своем. Альберт никак не мог успокоиться. Немного погодя он спросил:

— А ты почему дал мне свою тетрадь? Я ж тебе до этого ничего не дарил?

— Я Грабо терпеть не могу. Потому.

Быстро взглянув на него, Альберт что-то пробормотал себе под нос. Неожиданно он прямо посмотрел на Другу и спросил:

— Куришь?

Друга опешил.

— Курю? Зачем мне курить?

— Ну ладно. Все равно. — Они молча шагали дальше.

Снова Альберт остановился первым, — Мне пора к ребятам. Хочешь — приходи к нам. Знаешь, где я живу?

— Знаю.

— Пока. Сегодня в четыре. У меня на дворе. Еще кое-кто придет. — Он зашагал было прочь, но еще раз остановился и спросил: — А ты ведьм не боишься?

— К чему это ты? — Друга прямо посмотрел Альберту в глаза.

— Так просто! — сердито буркнул Альберт. — Нет, правда, так просто.

Глава третья КРОВНЫЕ БРАТЬЯ

Детская головка покоится на мозолистой, огрубевшей руке. Лицо грустное-грустное, с красивыми глазами: одним — карим, другим — голубым. Губы пухлые, рот большой с крупными белыми зубами. К уголкам глаз сбегаются три крохотные морщинки, и от этого лицо кажется плутоватым. Ганс Винтер и был маленьким плутишкой, хотя ему уже шел пятнадцатый год. Когда его лицо бывало грустным, как сейчас, это производило странное впечатление. Такому лицу идет заливистый, беззаботный смех, а грусть и печаль на нем неуместны. И все же прошло уже много времени с тех пор, как Ганс в последний раз смеялся от души. Теперь смех его бывал горек, полон иронии.

Ганс сидел неподвижно и не отрываясь смотрел на замызганные обои этого старого деревенского дома. Перед ним на выскобленном столе стояла пустая тарелка.

По другую сторону сидел грузный человек с опухшим лицом и набрякшими мешками под глазами. Сжав губы, он зло уставился на сына. Седые волосы прилипли ко лбу. Он отводил свой взгляд только тогда, когда опоражнивал стакан и вновь наливал себе спирта, чуть разведя его водой из глиняного кувшина. Порой он глубоко вздыхал, словно намереваясь подняться. Но тут же ронял голову. Человек был пьян.

— Расскажи чего-нибудь, Ганс! — вдруг послышался его хриплый голос.

— Хорошо, отец.

— «Так точно!» положено отвечать. Олух!

— Хорошо, отец. Так точно! — ответил Ганс, не шелохнувшись.

Так они и сидели. Ганс, не сводя глаз с замызганных обоев, а человек, который был его отцом, — с грустного мальчишеского лица. Больше они не проронили ни слова.

Ганс думал о матери. По деревне ходили разговоры, будто этот человек, который был его отцом, убил ее. Но это было не так. Мама сама взяла веревку и ушла в ригу. Два года назад это было. Нашли ее на следующее утро. Веревку она привязала к лестнице, которая вела на сеновал. Рубцы на лице мамы посинели. Человек, который был его отцом, всегда избивал ее. Последнее время она часто плакала, а иной раз и Ганс с ней. Но когда человек, который был его отцом, уходил из дому, оба смеялись. Чаще всего он уходил в трактир и возвращался пьяный. Этого мама больше всего боялась. Но пока его не было, она спешила насмеяться вволю. Ганс догадывался, что это она ради него старается, и как-то сказал ей об этом. Она ласково поворошила его волосы, но вид у нее при этом был усталый. А после того как тот, кто был его отцом, снова избил ее и Ганс перестал с ним разговаривать, она шепнула: «Будь с ним поласковей. Он ведь не всегда был таким. Это война довела его. Он никогда и пьяным не напивался. Раньше он и тебя баловал, да».

И люди в деревне говорили то же самое. Будто он был хорошим каретником. Во всей округе лучше не найти. И девушки бегали за ним, когда он еще холостым ходил. Он выбрал мать — смех ее приворожил его. Об остальных он и знать не хотел. Сам Ганс не помнил, каким раньше был тот, кого называли его отцом. Помнил только, что он разрешал ему сидеть у него на коленях, даже когда брюки были только что выутюжены и к ним никому не позволяли притрагиваться.

Потом началась война. И человек, который был его отцом, ушел в солдаты. Два раза он ненадолго приезжал домой. Но уже тогда он стал другим. Доброго слова никогда не скажет и глядит зло-презло. Будто привидение, бродил он по дому, люди сторонились его. Тогда-то он и начал пить, и они с матерью только и вздыхали свободно, когда он уходил из дому.

Но вот война кончилась. И человек, который был его отцом, в залатанном мундире вернулся в деревню совсем седой. В день приезда он в первый раз побил мать и напился. А после того как мать покончила с собой, с ним уже никакого сладу не стало. Он бросил работу, все распродал, кастрюли и те ушли на водку. И все побои, предназначавшиеся матери, доставались теперь Гансу.

Человек, сидевший напротив, не сводил глаз с грустного мальчишеского лица. Вдруг он резко пододвинул стакан с водкой так, что даже немного выплеснулось.

— Пей! — прохрипел он. Глаза его налились кровью.

Ганс молча отодвинул стакан. И даже не повернулся — он все еще смотрел на стену. Человек, который был его отцом, разозлившись, махнул рукой. Тарелка слетела на пол и разбилась.

— Пей, говорю! — заорал он.

— Отец! — взмолился мальчик.

— Сказано, пей! — Он закрыл глаза, вцепился огромными ручищами в край столешницы и снова разжал пальцы.

Ганс поднялся и подошел. Он обнял его за плечи и снова попросил:

— Отец!

Опершись кулаками о стол, пьяный человек с трудом встал и закрыл глаза. Открыв их, он несколько секунд не отрываясь смотрел на сына.

— Вон! — прохрипел он. И прежде чем Ганс успел увернуться, швырнул его на пол. И сам рухнул.

Ганс поднялся. Нет, он не плакал. Просто ему было очень грустно. Привычным движением он подсунул отцу подушку под голову и прикрыл его старым пальто. Осколки тарелки сдвинул ногой к стенке. Взглянул на часы. Без нескольких минут четыре. Пора. В четыре сбор у шефа.

Друга сделал еще несколько шагов и в неуверенности остановился. Радость сменилась робостью: стало уже совсем темно, и это лишило его остатков мужества. Долго он стоял перед серым домом. На улице ни души. Он глубоко дышал, губы шевелились, будто он сам себе задавал какие-то вопросы и сам на них отвечал. Ветер налетал на ворота и, как бы испугавшись ласкового скрипа петель, снова убирался восвояси. Ворота казались Друге каким-то важным рубежом. Здесь еще можно повернуть, по что ждало его за ними? Что ожидало его там? Встретят ли его честно и прямо или надо быть готовым к хитростным уловкам и предательству, к новым унижениям? И если честно, то какая она, эта честность? А какой он будет сам? Не оробеет ли, не испортит ли всего своей застенчивостью? Друга колебался. В нем боролись любопытство и страх, мечта о товарищах и недоверие к ним.

Ветер донес издали тихое позвякивание сбруи. Друга заставил себя толкнуть калитку. Громко лая, навстречу выскочила пятнистая дворняга — какая-то помесь сеттера, дога и длинношерстой таксы. Короткие кривые лапы никак не подходили к мускулистому телу и округлой сплюснутой голове. Позади Други громко хлопнула калитка. Страх парализовал его. Еще секунда, и собака собьет его с ног. Но тут раздался свист, и пес, вытянув передние лапы, прокатился по снегу и застыл, скаля клыки. Еще свист — и он длинными прыжками помчался обратно.

Перед воротами риги стоял, улыбаясь, Альберт. Собака, виляя хвостом, пристроилась у его ног. Альберт жестом подозвал Другу.

— Струхнул? — спросил он вместо приветствия.

Друга смущенно улыбнулся.

— Остальные уже ждут, — сказал Альберт. — Только Ганса еще нет. Ты его знаешь. Толстогубый такой.

Альберт шагнул к длинному низкому сараю. Друга последовал за ним. Внутри было совсем темно. Ориентируясь только на слух, Друга ощупью брел за Альбертом. Впереди послышался приглушенный разговор. Они остановились, и Альберт ударил обо что-то деревянное два раза ногой и один раз ладонью. Друга понял, что это был условный знак. Разговор сразу смолк, стукнул деревянный засов, и дверь со вздохом отворилась. Они вошли.