Василий Васильевский - Печенеги

• Название: Печенеги
• Автор: Василий Васильевский
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91678-089-5

В конце IX века в восточноевропейские степи из-за Волги нагрянул кочевой народ, доселе в тех краях неизвестный. Кочевники дошли до Крыма, оттеснили за Дунай венгров и по-хозяйски распространились на огромной территории между Русью на севере и Византией на юге. Около двух веков наводили они страх на придунайские народы, разоряли русские города и заставляли трепетать византийцев. Но 29 апреля 1091 года весь этот народ, как написала византийская принцесса Анна Комнина, «превышавший всякое число, с женами и детьми погиб в один день». Сведения об этих кочевниках сохранились в византийских, арабских и западноевропейских источниках, где они носят разные имена; русские называли их печенегами. Об истории печенегов, их появлении на мировой арене и страшной гибели рассказывает эта книга. В нее включены работа академика В.Г.Васильевского «Византия и печенеги» и главы из книги П. В. Голубовского «Печенеги, торки и половцы до нашествия татар».

---

Продолжавшиеся затруднения со стороны печенегов помешали исполнить обещание. Между тем в глазах всех настоящих византийцев эти затруднения были именно следствием продолжавшегося гнева небесного: император, святотатственно прикоснувшийся к церковному достоянию, был не лучше, чем прямой еретик и, следственно, он нес ответственность за все несчастья. В бесчисленном сонме константинопольского монашества нашлись лица, которые не стеснялись громко и почти в лицо говорить это «тирану». Епископ Лев Халкидонский, поплатившийся за свою смелость низвержением и ссылкой, в глазах толпы окружен был ореолом мученичества, и даже лица, приближенные к императору, рассказывали о его чудесных явлениях.

Император Алексей, истый и кровный византиец, не устоял против такого напора общественного мнения; сильные сомнения закрались в его душу. «Так как сокровища, взятые у святых церквей, были истрачены не на приличные этому достоянию нужды, и всякое прежнее намерение наше (исправить злоупотребление) при затруднениях, окружающих Романию, обратилось в противное, так как со многих сторон возвысился род восстающих на ны, и ладья империи подвергается опасности утонуть в волнах, ее обуревающих, если всемогущая Божественная сила не поможет ей какими знает путями и не превратит кораблекрушения в ясную тишину, — то изводилось нашему императорству прилежнее исследовать и разыскать, что же такое именно подвигло на столько гнев Божий и направило на нас стремление ярости его. Мы рассмотрели с духовными и божественными мужами этот вопрос и узнали от них, что не последняя причина Божественного гнева заключается в том, что мы коснулись святых сокровищ Господних; хотя это сделалось и совершилось не от лукавого сердца, но совершенно не позволительно приношения, врученные в руки Бога, снова вынимать из этих рук и обращать на другие нужды». Император дал обет перед лицом Божьим возвратить церквам их достояние, как скоро утихнет мирская буря вражеского нашествия, и произнес страшные заклятия на будущее время против себя и своих преемников.

Не куплена была этим милость Божия. Напротив, после 1088 года, к которому относится приведенная нами новелла, буря, воздвигнутая гневом небесным, достигла еще большего напряжения. После десятилетней неустанной борьбы за целость империи на востоке, севере и западе, у императора Алексея опустились руки, упал дух, смирилась его гордость, гордость православного царя в отношении к неправоверному Западу.

Нет сомнения, что в тех событиях, которые привели к окончательному разрыву восточной и западной церквей, большая часть вины падает на властолюбие и заносчивость представителей Римского престола. Но едва ли также можно утверждать, что все слова и действия Керулария[61] были проникнуты духом христианской кротости и братолюбия, хотя, конечно, весьма можно сомневаться в том, что лицо противоположного характера на Константинопольском патриаршем престоле могло бы предупредить разрыв, коренившийся весьма глубоко. Во всяком случае, мы думаем, что честь православного Востока гораздо более поддержана была возвышенной, миролюбивой и в то же время твердой речью патриарха Антиохийского, чем страстными обличениями Керулария. Следует пожалеть, что полемика, которая потом завязалась между богословами обеих церквей, вовсе не шла тем путем соглашения, мира и уступчивости, который был указан истинно христианским, истинно гуманным голосом Петра Антиохийского. «Нам прилично, — писал он, — принимать в расчет доброе намерение (заблуждающихся) и там, где дело не касается ни Бога, ни веры, всегда склоняться к миру и братолюбию. Они — наши братья, хотя по грубости и неведению часто уклоняются от того, что прилично, следуя своей воле».

После прибавления к символу[62], которым Римская церковь действительно нарушила самым глубоким образом союз единения, наиболее важным пунктом разногласия было совершение таинства евхаристии на опресноках вместо квасного хлеба. Известно послание Петра Антиохийского к архиепископу Аквилейскому (или Градскому, Гра-до), отличающееся высокой ученостью. Восточный иерарх доказывал в нем, что вечеря, на которой Христос установил таинство, была совершена прежде наступления ветхозаветной еврейской Пасхи, когда закон еще не допускал опресноков, следовательно, употребление их в западной церкви ни на чем не основано. Несмотря на это, Петр Антиохийский писал Михаилу Керуларию: «Я выскажу свою мысль прямо: если они (латиняне) исправятся относительно прибавления к символу, то я не искал бы от них ничего более, оставляя безразличным в числе других и вопрос об опресноках, хотя в послании к епископу Венецианскому я показал ясно, что вечеря, на которой Спаситель и Господь наш предал своим ученикам обряд божественного таинства, была совершена, когда еще не наступило законное время есть Пасху. Увещеваю и твое боголепное блаженство принять мою мысль, чтобы, всего требуя, не потерять всего».

Понятно, что с тем большим снисхождением расположен был смотреть патриарх Антиохийский на другие обвинения против латинских братьев, сообщенные ему Керуларием: одни из них исцелимы, другие могут быть оставлены без внимания. Если латинские епископы носят на руках перстни в знак обручения с церковью, то и в восточной церкви существуют аналогический обычай; если латиняне бреют бороды, то и мы оставляем на верхушке головы венчик и т.д. «Прошу, умоляю, припадая мысленно к твоим святым ногам, пусть твое священное блаженство ослабит излишнюю строгость и снизойдет к действительному положению вещей». Мы уже сказали, что не в таком духе велась дальнейшая полемика. Все жестокие обличения и нетерпимые упреки, все презрительные выходки, весь пыл и задор вражды продолжают, к несчастью, обнаруживать себя на обеих сторонах. Близкий нам пример представляет послание ученого митрополита Киевского Иоанна II Продрома[63] к папе Клименту, писанное около 1089 года. Заблуждение относительно опресноков есть, по его мнению, одна из многих ересей, в которых повинна западная церковь, начало и корень их. Это пятое заблуждение, которому предшествует неправильность в соблюдении постов и безбрачие духовенства, есть именно скрытая ересь древних еретиков — Валента, Аполлинария, Евтихия, Диоскора и т.д.

Император Алексей и как ревностный богослов — ибо богословское образование составляло необходимую часть высшего образования в Византии, — и как политик, которому необходимо было примирить духовенство с мерами, ознаменовавшими начало его правления, вполне проникнут был воззрениями строгой противолатинской партии. Практическое применение этих воззрений можно видеть в запрещении христианам латинского обряда, живущим в пределах империи, отправлять богослужение на опресноках и в предписании, им данном, следовать греческому обычаю. Эта мера повела к переписке с папой. Урбан II, восшедший на престол римских первосвященников в 1088 году, нашел необходимым вступиться за своих единоверцев. Около 1089 года он отправил в Константинополь посольство, во главе которого стоял аббат греческого Гроттаферратского монастыря близ Рима. Посольство пришлось именно на то время, когда византийский император тяжелыми обстоятельствами, в которых находилась империя, был расположен к смирению и уступчивости, когда после переговоров с графом Фландрским он уже думал о помощи Запада. Чтоб устранить препятствия к союзу с латинским миром, чтобы склонить в свою пользу папу, от которого так много зависело это дело, Алексей Комнин, отказавшись от прежних своих связей с Генрихом IV Германским, подал Урбану II руку примирения и соглашения. В своем ответном послании, отправленном с аббатом Гроттаферратским, он предлагал папе собор в Константинополе; на этом соборе вопрос об опресноках, а с ним, конечно, и другие вопросы должны были подвергнуться дружелюбному рассмотрению представителей той и другой церкви. Со своей стороны император заранее обязался принять беспрекословно решения собора и, сверх того, назначил срок для его собрания не позже как через полтора года.

Папа Урбан, посоветовавшись с графом Рожером Сицилийским, во владениях которого находилось много греков, державшихся восточного обряда, принял предложение византийского императора. Серьезность его миролюбивого настроения доказывается тем, что в том же 1089 году последовало разрешение Алексея Комнина от церковного отлучения, которое лежало на нем как схизматике.

В самом Константинополе желание примирения с Западом могло только возрастать сильнее и сильнее. При отсутствии прямых исторических на это указаний мы обращаемся к произведениям знаменитого иерарха и богослова греческой церкви, известного нам Феофилакта Болгарского, который именно около этого времени был поставлен в сан архиепископа и всегда был очень близок ко двору и к сферам, решавшим вопросы церкви и государства. Мы не ошибемся, если его в высшей степени замечательное сочинение о заблуждениях латинян отнесем приблизительно к 1091 — 1092 годам и увидим в нем знамение времени. Сочинение писано по вызову одного духовного лица[64], занимавшего довольно видное место в рядах клира великой церкви в Константинополе, но автор имеет в виду более обширный круг читателей и постоянно обращается вообще «к братьям», к «рабам Христовым, друзьям и братьям», то есть ко всему клиру Софийской церкви, глубоко заинтересованному в начатых переговорах с папой. Вопрос о заблуждениях латинян, обращенный к Феофилакту, именно был вынужден тяжелыми и суровыми обстоятельствами, как это прямо сказано в самом начале ответного послания. Но автор радуется, что Божественные знамения, служащие одним в наказание, на других производят спасительное действие.