Василий Васильевский - Печенеги

• Название: Печенеги
• Автор: Василий Васильевский
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91678-089-5

В конце IX века в восточноевропейские степи из-за Волги нагрянул кочевой народ, доселе в тех краях неизвестный. Кочевники дошли до Крыма, оттеснили за Дунай венгров и по-хозяйски распространились на огромной территории между Русью на севере и Византией на юге. Около двух веков наводили они страх на придунайские народы, разоряли русские города и заставляли трепетать византийцев. Но 29 апреля 1091 года весь этот народ, как написала византийская принцесса Анна Комнина, «превышавший всякое число, с женами и детьми погиб в один день». Сведения об этих кочевниках сохранились в византийских, арабских и западноевропейских источниках, где они носят разные имена; русские называли их печенегами. Об истории печенегов, их появлении на мировой арене и страшной гибели рассказывает эта книга. В нее включены работа академика В.Г.Васильевского «Византия и печенеги» и главы из книги П. В. Голубовского «Печенеги, торки и половцы до нашествия татар».

---

Князья половецкие, и во главе их тесть Киевского князя Святополка II — Тугоркан, не были настолько дикими варварами, чтобы не понять выгод, какие могло им доставить присутствие в их кочевьях претендента на греческий престол. Они решились еще раз послужить Византии, взяв на себя обязанность восстановления сына Диогенова на престоле его отца, и стали готовить поголовный поход в пределы империи. Анна Комнина говорит, что варварами руководило только желание напиться человеческой крови и насытиться человеческим мясом. Так отзывается она о спасителях Византийской империи, — но людоедами они, во всяком случае, не были, хотя мысль о добыче, несомненно, занимала важное место в их планах. Можно думать, что прежде всего они хотели отомстить императору Алексею за то, что он недостаточно оценил их услуги в 1091 году. Так или иначе, половцы довольно благоразумно скрывали до времени свое намерение двинуться за Дунай, желая застать императора Алексея врасплох. Как узнал Алексей о планах, созревших снова в половецких вежах, не известно; но они от него не скрылись, и он заранее принял меры против половецкого нашествия. Замечательно, что, несмотря на истребление Печенежской орды, византийский император вовсе не думал или не находил возможным принимать какие-либо меры на Дунае; границей империи все-таки считались Балканы, приготовления к встрече полчищ Тугоркана ограничились укреплением узких горных проходов и расположением в них военных отрядов.

Наконец пришло ожидаемое известие, что половцы перешли Дунай вместе с самозванцем. Алексей собрал совет из высших военных чинов и своих родственников и предложил ему вопрос: что следует делать, идти ли с войском навстречу варварам или же защищаться, как это было принято во время печенежского нашествия, в крепостях и за стенами? Синклит высказался в пользу более осторожного и более безопасного образа действий; император питал предпочтение к более мужественным решениям. Но еще не было забыто, чем кончилось смелое движение к Дерстру, предпринятое Алексеем вопреки советам людей старых и опытных. Чтобы не подвергнуть себя упрекам и снять с себя ответственность, император, не возражая против общего голоса, обратился к высшей воле и объявил, что он отдает решение вопроса на волю Божью. Кроме гаданий по книгам Священного Писания, в Византии существовал особенный торжественный способ вызывать или узнавать решение Верховной силы и мудрости, способ, известный нам близко по его приложению в Новгороде к избранию новгородских владык[75]. Император, сопровождаемый военными чинами и многочисленным духовенством, отправился вечером в храм Св. Софии. В присутствии патриарха он написал два жребия на двух табличках, или хартиях, то есть на одной было написано — следует идти в поход против половцев, на другой — не следует. По приказанию императора патриарх положил оба жребия на престоле великой церкви, где они и оставались во время всенощного бдения. По окончании богослужения, уже утром, патриарх снова вошел в алтарь и вынес одну из хартий, которая была им при всех распечатана и громогласно прочитана. Вышел жребий — идти в поход навстречу половцам.

Собрав войско, император расположился лагерем в городе Анхиале. Никифор Мелиссини и Георгий Палеологбыли отправлены в Верою с наказом бдительно охранять этот город и соседние пункты; другие отряды высланы были к горным Балканским проходам. Сам император прибыл из Анхиала и осмотрел весь ряд укреплений, или «запоров», вдоль Балканского хребта. Едва успел он воротиться в свой лагерь, расположенный около «Священного озера» близ Анхиала, как ночью явился сюда какой-то знатный влах и принес известие о приближении половцев к Балканам. Утром был созван военный совет, состоявший из главных военных начальников и родственников императора. Совет единогласно решил, что император со своим войском должен оставаться в Анхиале. Алексей согласился оставаться на своем наблюдательном посте возле морского берега и, считая нужным занять также город Фермы (Бургас) на юг от Анхиала, отправил туда Татикия и Кантакузина. Узнав потом какими-то путями, что варвары имеют в виду нападение на Адрианополь, император вызвал к себе знатных жителей этого города — слепой Никифор Вриенний, Катакалон и Тарханиот занимали среди них самое видное место, — чтобы дать им надлежащие внушения и нужные наставления. Он убеждал жителей Адрианополя не терять мужества при виде врагов, но и не увлекаться излишним пылом, крепко запереть городские ворота, держаться бдительно на стенах и не щадить стрел, когда неприятель вздумает к ним приблизиться. Мысль о возможности удержать кочевников в горных проходах была покинута; отряды, расположенные при клисурах, получили приказание идти по пятам варваров, как скоро сделается известным, что они прошли Балканы, и тревожить их неожиданными нападениями с тылу.

При помощи влахов, которые указали им горные тропинки, половцы легко перебрались через Балканы и явились под Голоей; жители города встретили их как друзей, перевязали гарнизон крепости и выдали его. Примеру Голой последовали Диамполь и другие соседние города, отворившие ворота половцам и провозгласившие императором лже-Константина Диогеновича. Самозванец, обольщенный такими успехами, хотел решить дело смелым ударом и повел своих половцев прямо на Анхиал, где находился его соперник, император Алексей. Предприятие слишком дерзкое, чтоб увенчаться успехом. Анхиал представлял собою почти неприступную крепость, защищенную с одной стороны морем, с другой — виноградниками, разведенными на неровной холмистой местности, что отнимало у половецкой конницы всякую возможность действовать. Три дня простояли варвары под стенами города; увидев, что они здесь ничего не могут сделать, они обратились на Адрианополь.

Самозванец обещал своим спутникам легкий успех и уверял всех, кто его слушал, что стоит ему только явиться под стенами Адрианополя, и город будет в его руках. Он ссылался на тесную дружбу, которая соединяла его отца, бывшего императора Диогена, с Никифором Вриеннием, главным лицом в городе. Он называл Вриенния своим дядей на том основании, что Вриенний и Диоген, как всем было известно, заключили некогда формальный союз братства пред церковным алтарем, а названые братья считались такими же близкими родственниками, как и братья по крови. Но Никифор Вриенний не отворил ворот Адрианополя своему племяннику и не принял самозванца с распростертыми объятиями, как тот обещал половцам. Напротив, вызванный мнимым сыном Диогена для объяснений на городские стены, слепой Вриенний объявил, что сын его названого брата, как ему хорошо известно, давно убит в Антиохии и что только обманщик и самозванец может говорить другое.

Семь недель простояли половцы под Адрианополем, думая голодом принудить жителей к сдаче. Осажденные действительно начинали терпеть большую тесноту и дали знать об этом императору, прося о помощи. Попытка Катакалона, отправленного Алексеем, тайком пробраться в город кончилась неудачно. Половецкая конница, разъезжавшая по всем окрестностям, открыла приближавшийся отряд и принудила его воротиться назад. Большая вылазка, устроенная Вриеннием, также не привела к освобождению города от осады, несмотря на храбрость местной молодежи. Один из ее представителей поскакал на самого хана Тугоркана и уже занес над ним смертельный удар, но едва сам не погиб от руки половцев, окружавших хана. Едва избегнув смерти, он встретился потом с самим самозванцем, который уже нарядился в царскую одежду и в красную обувь, но в пылу битвы был покинут своей свитой. Молодой аристократ поднял над головой самозванца свой бич и, обругав его лжецом и обманщиком, нанес ему позорный удар.

Вылазка стоила больших потерь той и другой стороне, но не улучшила положение дел в Адрианополе. Император Алексей, опасаясь за судьбу одного из первых по значению городов в империи, готовился двинуться на помощь осажденным из Анхиала. Но прежде чем приступить к решительным действиям, он успел освободить себя от опасного врага, присутствие которого в лагере половецком превращало обыкновенный разбойничий набег в предприятие, направленное против династии. С согласия Алексея, но по собственному вызову в стан самозванца под Адрианополем отправился один ловкий византиец; он сумел вкрасться в доверие к лже-Константину, явившись с позорно обритыми бородой и волосами на голове, что некогда испытал сам мнимый сын Диогена. Новый Зопир[76], как называет проходимца царевна Анна, для довершения сходства с древним даже изувечил свое лицо, чтобы придать вероятие сказке о жестоком обращении со своими подданными императора Алексея. После этого ему не стоило большого труда заманить лже-Диогеновича в одну крепость, комендант которой заранее получил от императора приказ исполнять все требования Алакасея — так назывался византийский Зопир. Принятый комендантом с почестями, подобающими его сану, самозванец заснул после обильного угощения и проснулся уже в кандалах, а его пьяные спутники без церемоний были перерезаны. Драгоценная добыча не могла быть отправлена в Анхиал — прямо к императору: половецкие шайки мешали этому, и самозванца повезли в столицу. В крепости Чуруле он был принят высланными навстречу важными чинами империи, которые и распорядились его ослепить, вероятно, на основании полномочия, данного императрицей-матерью, оставшейся в Константинополе.