Василий Васильевский - Печенеги

• Название: Печенеги
• Автор: Василий Васильевский
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91678-089-5

В конце IX века в восточноевропейские степи из-за Волги нагрянул кочевой народ, доселе в тех краях неизвестный. Кочевники дошли до Крыма, оттеснили за Дунай венгров и по-хозяйски распространились на огромной территории между Русью на севере и Византией на юге. Около двух веков наводили они страх на придунайские народы, разоряли русские города и заставляли трепетать византийцев. Но 29 апреля 1091 года весь этот народ, как написала византийская принцесса Анна Комнина, «превышавший всякое число, с женами и детьми погиб в один день». Сведения об этих кочевниках сохранились в византийских, арабских и западноевропейских источниках, где они носят разные имена; русские называли их печенегами. Об истории печенегов, их появлении на мировой арене и страшной гибели рассказывает эта книга. В нее включены работа академика В.Г.Васильевского «Византия и печенеги» и главы из книги П. В. Голубовского «Печенеги, торки и половцы до нашествия татар».

---

Между тем на Дунае теснились уже новые толпы турецких кочевников, двигавшиеся по следам печенегов, ушедших от них в пределы Византийской империи.

III

В сентябре 1064 года узы явились на Дунае. Это было настоящее переселение; целое племя, в числе 600 тысяч, со всем своим имуществом и скарбом толпилось на левом берегу реки. Все усилия воспрепятствовать их переправе были напрасны. На челноках, выдолбленных из древесных стволов, на кожаных мешках, наполненных соломой, узы переплыли на византийский берег. Болгары и греки, которые хотели удержать их, были разбиты; двое сановников императорских попались в плен. Дунайская равнина оказалась во власти страшной орды. Скоро наводнила она более отдаленные области империи; одна часть узов отделилась от прочей массы и бросилась на юго-запад: Солунская область и самая Эллада испытали все ужасы варварского нашествия.

Император Константин X Дука, услышав о страшном событии, совсем потерял голову; казалось совершенным безумием пытаться противопоставить военную силу империи этим мириадам свирепых хищников, из коих каждый почти родился на лошади и вырос с луком и копьем в руках.

Самые сокровища казны императорской, столько раз спасавшие Византию, казались недостаточными в виду необозримой массы врагов. Только понуждаемый народным ропотом, обвиняющим его в скупости, император отправил посольство к предводителям узов; щедрыми подарками и еще более щедрыми обещаниями он старался склонить их к миролюбивым чувствам и убеждал воротиться опять за Дунай. Несколько знатных узов, привлеченных щедростью императора и богатством его казны, явились, по его приглашению, в Константинополь и были здесь приняты с самым благосклонным вниманием. Но все это мало помогло.

В опустошенной еще печенегами Болгарии многочисленные толпы узов не находили себе ни удовлетворительной добычи, ни даже достаточного пропитания. Вместо того чтобы возвращаться назад, они стремились вперед. Македония и Фракия пострадали подобно Солунской области. Набеги кочевников доходили снова почти до стен Константинополя. Горесть и отчаяние жителей столицы достигли последней степени. Они начинали серьезно рассуждать между собою о необходимости выселения из Европы, точно так, как после в Киеве, под влиянием всеобщего брожения, охватившего Восточную Европу вследствие движения турецких племен, сбирались двинуться в Греческую землю. В Византии объявлен был всенародный пост и покаяние, чтобы умилостивить разгневанное правосудие небесное; крестные ходы в столице повторялись ежедневно, сам император принимал в них участие и плакал в виду сокрушенной толпы.

Несмотря на это сочувствие к народному бедствию, положение Константина Дуки во Влахернском дворце сделалось невыносимым. Византийцы привыкли смотреть на бедствия общественные, как на казнь Божью за грехи правителей: образованный и умный историк этого времени отмечает именно здесь это воззрение и выражает ему некоторое сочувствие, несмотря на то что его сочинение посвящено также одному из императоров. Константин Дука, непопулярный за суровость во взыскании всех податных недоимок, сделался предметом саркастических насмешек толпы, перешедшей от религиозного умиления к дерзким демонстрациям. Скрываясь от народного негодования, император оставил столицу и с небольшой свитой — с ним было 150 человек — остановился в своем загородном имении около местечка Хировакхи в четырех-пяти часах от Константинополя.

Злоязычные византийцы говорили, что их государь отправился против узов с армией столь же многочисленной и доблестной, как армия Диониса (Бахуса), с которой он совершил поход в Индию[28]. Но может быть, император лучше знал, что нужно делать. Когда он раскинул палатки в открытой равнине, через несколько времени явились в его лагерь гонцы, которые были посланы на север: они принесли радостные известия. Пленные воеводы — Апокап и Вотаниат — были освобождены из плена и давали знать о совершенной гибели страшной орды. Лучшие люди в среде узов поддались действию византийского золота и, склонясь на убеждения придунайских правителей, ушли обратно за Дунай, покинув своих на произвол судьбы. Между тем — обычное следствие варварской неумеренности и невоздержности — в многолюдных улусах уже свирепствовали повальные болезни. За изобилием, вызвавшим излишества, последовал недостаток в самых необходимых жизненных припасах, затем голод и эпидемия, как уже это было с печенегами. Необозримое число пришельцев быстро сократилось под ударами этих бичей. Остальные были до такой степени истомлены физически и убиты нравственно, что или сделались легкой добычей болгар и печенегов, которые брали их в плен и без милосердия топтали копытами их же лошадей, давили колесами их же телег, или просили с покорностью милости и пощады у византийских властей.

Император с торжеством воротился в столицу. Избавление от страшного врага справедливо приписывалось одному Богу, потому что храбрость войска или уменье его вождей нисколько в том не участвовали. В народе говорили о чуде; рассказывали, что в тот самый день, как в Константинополе совершался крестный ход, отряд узов, расположившийся в Чуруле (Чорлу), был прогнан невидимой силой, воздушным войском, которое метало свои стрелы и не оставило ни одного врага не уязвленным.

Неизвестно, как велико было число узов, уцелевших после видимых и невидимых казней; но, вероятно, оно было довольно значительно. Часть поступила на службу византийского императора, получив в надел казенные земли в Македонии; в греческой армии являются потом отряды узов, при дворе и в высоких званиях встречаются имена, принадлежащие этому племени, там и здесь часто соединяемые и смешиваемые с печенегами под одним общим названием скифов. Другая часть, перебравшись вовремя за Дунай, если избегла болезней, то не спаслась от голода и также принуждена была подчиниться высшим требованиям оседлой жизни среди христианского народа. Византийский писатель[29] говорит о каком-то князе мирмидонов[30], который рассеял узов по своим городам. Он разумеет под этим странным названием какого-либо из князей русских, у которых узы именовались торками[31].

«Таким образом, при царе Константине, с одной стороны, обрушились сильные удары на Ромэйскую землю, с другой — последовало избавление от величайшей опасности: враги были поражены неожиданной гибелью, какой никто и никогда не мог надеяться. Поэтому люди, разумно сопоставляющие обстоятельства, соизмеряли бедственные или благополучные события не достоинством или добродетелью императора. Но не погрешит против истины и тот, кто сочтет бедственные события возмездием вообще за грехи человеческие, а благополучие припишет единственно божественному милосердию, а не царской добродетели. Ибо всякое благо нисходит свыше. Но при этом усердная молитва, подкрепляемая благими делами, также преклоняет на милость. На счет царей ставятся события, потому что на них, по справедливости, падает большее порицание и большее неудовольствие за неразумные действия, равно как им принадлежит большая благодарность за разумные действия, совершенно так, как на тех, кто управляет колесницей, а не на самых лошадей, возлагается ответственность за успех или неудачу в состязании».

Между тем как печенеги и узы тревожили европейские области империи, их восточные соплеменники сельджуки постоянно расширяли круг своей власти и своих завоеваний в Азии. В 1050 году Тогрильбей вошел в Багдад с узами и туркменами, частью приведенными им с берегов Окса (из Бухары и Киргизских степей), частью еще ранее выселившимися во владения халифов. В 1064 году Альп-Арслан[32], племянник Тогрильбея, напал на Грузию, покорил Нахичевань, Каре, Ани, главный город Армении. В 1067 году турки опустошали Месопотамию, Сирию, Киликию и Каппадокию. Они перерезали жителей Кесарии, ограбили в церкви Василия Великого богатства, составившиеся пожертвованиями многих поколений, и остались зимовать в границах империи. Слабая рука женщины не в силах была управлять государством в такое тяжелое время. Разрешенная патриархом от клятвы, данной умирающему мужу, оставаться до смерти вдовой, императрица Евдокия[33] посадила на трон рядом с собою присужденного к казни заговорщика и бунтовщика. 1 января 1068 года был провозглашен императором героический и несчастный Роман IV Диоген[34], прославившийся прежде того в войнах с мадьярами и печенегами.

Печенеги и узы, поселенные в пределах монархии, очерченных некогда мечом Василия II, принимали деятельное участие в турецких походах Романа IV. Они составляли в византийской армии легкую конницу — род войска, столь важный в борьбе с племенами, также сохранявшими быстроту и смелость кочевых набегов. В передовые отряды и сторожевые разъезды посылались узы и печенеги. Когда утомленное войско греческое останавливалось на привале, не имея, чем подкрепить свои силы, печенеги, не слезая с коней, бросались в окрестности для добывания припасов. Когда нужно было разорить страну, занятую неприятелем, отправляли вперед узов[35]. Одним словом, услуги бывших степных наездников были весьма полезны. Но было одно неудобство и одна опасность при пользовании этим родом войска. Участники походов Романа, наблюдая вблизи своих новых товарищей в их стычках с турками-сельджуками, поражены были близким родственным сходством тех и других: та же, на взгляд греков, безобразная наружность, те же крики, те же военные ухватки. Когда турецкая конница нападала на узо-печенежский стан, то греки теряли всякую возможность разобрать, кто их союзники и кто неприятель: только привычный глаз мог при близком сходстве отыскать внешние признаки отличия. Язык в этом случае едва ли мог оказать помощь: если и была разница в наречиях сельджукском и печенежском, то не такого рода, чтобы поразить слух не знающих ни того, ни другого языка. Следовало опасаться, что, несмотря на византийское золото и ткани, скифы не останутся глухи к голосу крови, узнают в турках своих братьев и передадутся на их сторону. Перед самой роковой битвой, которая кончилась пленом Романа, целый отряд узо-печенежский ушел в лагерь врагов. Страх, что все другие последуют этому примеру, едва ли был изглажен возобновленною присягой на верность империи, которую предводители узо-печенегов дали по обычаям своей варварской обрядности. Может быть, это опасение роковым образом подействовало на исход сражения при Манцикерте, хотя печенеги честно сохранили клятву (1071 год).