Инна Бачинская - Два путника в ночи

• Название: Два путника в ночи
• Автор: Инна Бачинская
• Жанр: Детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-72212-9

Они стояли, словно пригвожденные к полу, не в силах отвести взглядов от женской фигуры в кресле. Темно-красные шторы были задернуты, и в комнате царил густой полумрак. Луч света, неожиданно яркий, пробивался из узкой щели между шторами и падал на женщину за столом. Она сидела, запрокинув голову, с прямой спиной и улыбалась незваным гостям. Через долгую минуту они поняли, что женщина не улыбается. Мертвые глаза смотрели поверх их голов. Толстый золотистый шелковый шнур, обвивающий ее шею, был завязан узлом вокруг высокой спинки кресла и удерживал тело в неестественно прямом положении, не давая ему упасть… Вычурный маятник высоких готических часов в углу комнаты с металлическим стуком двигался из стороны в сторону, и чудилось что-то пугающе странное в неподвижной человеческой фигуре в кресле и живом движении бездушного механизма…

---

Папа Веник, субтильный и тоненький, как подросток, был на семь лет моложе жены. Иногда он не выдерживал атмосферы родного дома и убегал к своим родителям глотнуть свободы и тишины. Пожив у родителей месяца два-три, он возвращался в семью. Потом снова убегал и снова возвращался. Носителем положительного начала в семье был первенец Павлуша, основательный и серьезный мальчик. Галка очень гордилась сыном, правда, не переставала удивляться, в кого он уродился таким занудой. Дворовый Галкин дружок, юный отец Павлуши, насколько она помнила, не отличался никакими положительными качествами, кроме умения громко вопить под гитару.

Месяц назад Павлуша женился, и теперь молодые сняли себе отдельную квартиру.

– Да ладно, это я просто так ору, для души. Ну, рассказывай! – потребовала Галка.

– О чем рассказывать?

– Как о чем? Об Америке! Александр Павлович тоже вернулся?

Галка трепетно относилась к Ситникову, глубоко уважала его, считала настоящим мужиком и передавала мне все сплетни о нем, имевшие хождение в ситниковской «конторе», где трудился Павлуша.

– Твой Ситников – единственный стоящий мужик в городе, – говорила Галка, закатывая глаза.

– Грубиян и неряха, галстук в кармане носит! – даже самое невинное упоминание о Ситникове возбуждало во мне дух противоречия.

– Ну и что? Тоже мне – недостаток! А если даже и носит! Он – мужик, и недостатки у него тоже мужские!

– А достоинства?

– Что – достоинства?

– Достоинства у него какие?

– Ой! Я вас умоляю! Вагон и маленькая тележка! Светлая голова. Чувство ответственности. Мужики с чувством ответственности – не жильцы, вымерли, как мамонты, и больше не родятся. Сила! Умеет работать – дай бог всякому! Павлуша рассказывает, по трое суток из кабинета не вылазит.

– Знаем. Наслышаны и навиданы.

Сарказм в моем голосе зашкаливал, но я не могла не признать за Галкой известной правоты. Я внимала ей со смешанным чувством гордости, ревности и обиды, сознавая, что в ситниковский «деловой» мир хода мне не было.

– И что? Чем он тебе не хорош? Стихи не читает? На луну не воет? Так у него на эту фигню времени нету! Он вкалывает! Это тебе не твой хлыст и кривляка Юрий Алексеевич!

Юрий Алексеевич был моим старинным другом и поклонником, человеком эстетичным, тонким и неприятным в общении. Мы встречались с ним бесплодных семь лет, а потом он… И вспоминать не хочется!

– Может, хлыщ?

– Какая разница? Хлыст или хлыщ! Суть-то не меняется. Конечно, простой бизнесмен Ситников ему и в подметки не годится. И рыбу, наверное, ножом ест. И зубом цыкает в общественном транспорте. Между прочим, Катюха, тебе давно пора замуж.

– Да при чем тут – пора замуж?! Ты знаешь, как он мною командует? Туда не ходи, с тем не дружи, «Охоту» продай!

Галка называла «Охоту» «явочной квартирой» и «охранкой», считала, что нужно от нее немедленно избавиться и взамен купить бутичок модной одежды. Я только фыркала в ответ.

– Ревнует – значит, любит! – припечатала Галка. – Ну, и продай к растакой-то матери! Я тебе давно говорю! На фиг она тебе нужна? Будь просто красивой бабой без дурного довеска. Маникюр сделай! Ты посмотри на себя – как ты одета? Плакать хочется! Роди ему кого-нибудь, наконец.

– Ну, и как я одета, по-твоему?

– Скулы сводит, праздника нет.

– У нас с тобой разные вкусы. И мне нравится работать, понятно? Я – рабочая лошадь!

– Нашла, чем хвастаться! – фыркнула Галка. – Лошадь она! Да за Ситникова… не знаю! Да за ним, как за каменной стеной, любая бы на твоем месте… вцепилась! Лично я, наконец, выспалась бы. До полудня каждый день, и кофе – пожалте вам, в постельку. В нашем возрасте надо спать одиннадцать часов.

– Сказал кто?

– Софи Лорен!

– Сама Софи Лорен? Тогда конечно! А кофе тебе кто в постель?

– Какой кофе?

– Ты же только что сказала: кофе в постель!

– Домработница! То есть горничная. Будет привозить в тачке на колесиках.

– Ага, а ты, не успемши глаз продрать, нечесаная, неумытая, с нечищеными зубами… бр-р-р!

– Ты, Катюха, всегда все испортишь! Скучная ты!

Разговоры протекали в одинаковом ключе с небольшими вариациями и сводились всегда к одному и тому же: «Ситников! О, Ситников! Ах, Ситников! А ты, Катюха, дурочка и не понимаешь своего счастья!» – и напоминали ритуальные пляски дикарей вокруг костра.

– Нет, – сказала я сдержанно, – Ситников не вернулся.

– Как – не вернулся? – поразилась Галка. – Вы что, опять полаялись?

– Меня твой Ситников больше не волнует.

– Ну, ты, мать, даешь! Вот так, бросила все на фиг и свалила?

– Да при чем здесь я?! Почему сразу я?!

– А кто?

– Он! Твой Ситников распрекрасный!

– А ты ни при чем?

– Ладно! Я приехала, жива-здорова, а сейчас – извини, страшно занята. Надумаешь – звони.

– Да ладно тебе, Катюха, я ж любя… Заскочу вечерком, покалякаем.

Я обиженно помолчала, потом не выдержала:

– А я тебе подарок привезла.

– Правда? – обрадовалась Галка. – А что?

– Придешь – увидишь. Ладно, некогда мне тут рассусоливать… Жду!

Ситников… Опять Ситников, снова Ситников. Почему этот человек все время будит во мне дух противоречия? Не соглашаться, стоять на своем, упираться рогом в стенку, не уступать ни пяди? Мама считает, что я иду у всех на поводу по причине бесхарактерности и бесхребетности; бабуля Мария Александровна говорит, что на мне можно воду возить; с другом сердечным Юрием Алексеевичем за семь лет знакомства мы поссорились всего-навсего три раза. А с Ситниковым… хвост дыбом, искры из глаз! Не на жизнь, а на смерть! Не понимаю…

Глава 4 Римма. Начало

Художественный салон-магазин «Вернисаж», правда, тогда еще не «Вернисаж», а обанкротившийся магазин «Народные промыслы», достался Римме Якубовской совершенно случайно, когда она уже отчаялась найти приличную работу. Работа уборщицы в ночном клубе вряд ли может считаться приличной для молодой цветущей женщины. Там, правда, была еще должность администратора с неплохой зарплатой, плюс обязанность спать с шефом. Римма сгоряча согласилась, но, увидев шефа, передумала.

– Ну и дура! – сказала ее приятельница, работавшая там же танцовщицей. – Он, конечно, не Микки Рурк, но мужик невредный.

И тогда она набралась смелости… да-да, набралась смелости, ибо, когда просишь на кусок хлеба, нужно гораздо больше смелости, чем когда просишь всего-навсего о прибавке к жалованью, и позвонила своему старинному поклоннику Волоше Смолянскому, которого случайно увидела по телевизору. Повзрослевший, солидный Волоша, теперь – Владимир Иннокентьевич, отвечал на вопросы журналиста – был он сейчас, оказывается, успешным банкиром и меценатом. Римма глазам своим не верила; неужели этот козырный мужик – тот самый невзрачный молодой человек, друг б.м. Виталика Щанского (произносится «бым» и значит – «бывший муж»), который сходил по ней с ума? Когда ж это было? Лет десять назад… или чуть больше. Как он краснел! Боже ж ты мой, как он мучительно краснел, как не сводил с нее глаз! Как бым Виталик издевался над ним! И вот – нате вам! Банкир!

Человек на экране излучал уверенность в себе, превосходно держался, говорил толково, чуть иронично и был дорого одет.

«Идиотка! – подумала Римма. – Если бы я тогда выбрала Волошу…» Смешной краснеющий мальчик… А Виталик! Художник-дизайнер Виталий Щанский – известный всему городу бабник, балагур, гулена и глава любой тусовки – был неотразим. И неудивительно, что она была на седьмом небе от счастья, когда он стал оказывать ей знаки внимания. И какие знаки! Янтарное ожерелье, выдуманное и сработанное его другом и коллегой из Латвии, ювелиром Гуннаром Бразалисом, для выставки в Хельсинки и отданное другу Виталику для его любимой женщины. И вина из Грузии, целая корзина, от еще одного друга, горячего Гоги из Тбилиси. Цветы, каких не бывает в природе, – громадные золотые шары хризантем из закрытого зеленхоза. Для Виталика не было ничего невозможного. Женщины заглядывали ему в рот, а Римма, обычно бойкая и острая на язык, терялась в его присутствии, превращаясь в угловатого неуклюжего подростка.

– У тебя заниженная самооценка, – сказала подруга Людмила, выслушав ее сбивчивый рассказ о замечательном Виталике Щанском.

– Ты, Лю, не понимаешь, он не такой, как другие. Он смотрит на тебя, как будто… как будто…

– Ну?

– Ну, как будто… не знаю! Глаза ласковые, не оторваться! Улыбка – обалдеть! Смотрит на тебя – аж мурашки по коже…

– Так в чем же дело?

– Не знаю. Не могу на него глаз поднять.

– Но почему?

– Не знаю!

– Ты в него влюблена? – допытывалась Людмила.

– Не знаю! – в отчаянии отвечала Римма. – Мне он очень нравится, но… ты знаешь, сколько вокруг него баб вертится?

– Получше тебя?

– Да!

– Ну и дура! Посмотри на себя в зеркало! Ты же у нас просто красотка!

– Он их все время целует! – Римма раздувает ноздри.

– Целует?